— Стоять! — приказал им Грэшем. Нет, не крикнул даже, а, скорее, прохрипел. В горле у него пересохло. Довольно кровопролития. Они сумели себя защитить. — Заберите его! — велел он бандитам, по-прежнему держа наготове шпагу.

Двое бандитов, понимая, что второго приглашения не последует, быстро метнулись вперед, подобрали тело и оттащили его прочь. Слуги Грэшема даже не пошевелились. Затем тот громила, что покрепче, перебросил труп главаря через плечо. Из обрубка руки по-прежнему текла кровь, правда, теперь значительно слабее. То, что совсем недавно было человеческой кистью, осталось лежать в пыли на полу.

Не оборачиваясь, Грэшем попытался нащупать руку Джейн.

И не нашел.

И тут он услышал крик. Кричала Джейн. Это был ее голос.

— Он там!..

Грэшем обернулся и в ужасе застыл на месте. Джейн, его красавица Джейн, женщина, которую он любил больше всего на свете, была вся в крови — перемазанное кровью лицо, пропитанный кровью лиф платья…

Она ранена? Куда ее ранило?!

И тут до него дошло: это не ее кровь, это кровь головореза, которому он отсек руку. Джейн обдало его кровью, как майским дождичком. Глаза ее были широко раскрыты, а рука, которую сэр Генри пытался нащупать, указывала куда-то ему через плечо. Грэшем машинально отметил про себя красные пятна вокруг ее талии — следы его собственных перепачканных кровью рук, оставленных, когда он тащил жену в безопасное место.

Сэр Генри обернулся, и в следующее мгновение время словно замедлило для него свой бег раз в десять, если не в двадцать. Он видел, как Манион открыл рот, пытаясь предупредить, однако слов не услышал, как если бы на мир опустилось полное безмолвие. Там, почти на другой стороне зала, застыла фигура в черном плаще — капюшон отброшен назад, открыв взгляду белый сморщенный лоб и съехавший набок парик. В руке незнакомца был заряженный арбалет. Словно во сне Грэшем увидел, как руки незнакомца ощупывают смертоносное оружие — они двигались странно, будто не чувствовали прикосновения дерева и железа, словно им было трудно навести арбалет и удерживать наведенным на цель.

Судя по всему, незнакомец следил за дракой от начала и до конца. Он же ее и организовал. И заранее зарядил арбалет — залог своей победы.

Палец лег на спуск. Послышался звон тетивы. Затем незнакомец отбросил арбалет. Оружие упало на пол, а стрелявший бросился вон из театра «Глобус».

Из горла Грэшема вырвался отчаянный крик, который сотряс все его тело от сердца до легких, но сам он ничего не услышал. Сэр Генри лишь увидел, как стрела отделилась от арбалета, а он медленно — по крайней мере, в сравнении с той скоростью, с какой неслась к нему оперенная смерть, — толкнул Джейн на пол и загородил ее своим телом. И вновь рука его нащупала пустоту — реакция жены оказалась молниеносной, она распласталась на полу, не дожидаясь его подсказки. И Грэшем понял — сейчас его тело окажется именно там, где должно было находиться тело Джейн, и именно туда несется выпущенная из арбалета стрела. Буквально в последний момент он попытался увернуться, сдвинуться таким образом, чтобы подставить под выстрел руку или даже грудь, но только не спину.

Это было сродни хитроумному акробатическому трюку — ноги его оторвались от земли, голова устремилась вперед, тело выгнулось вверх, и в тот момент стрела попала в цель.

Она пронзила атласную куртку и лишь едва задела плоть. Стрела впилась в стену с такой силой, что на треть ушла в мягкое дерево. Буквально пришпиленный к стене, сэр Генри несколько мгновений болтался в воздухе. Затем свет, звуки, краски, тепло вернулись как по мановению волшебной палочки.

Манион в последние секунды своего рывка к хозяину зацепился за сломанную скамью и грохнулся на пол.

— Господи милостивый!.. — воскликнул сэр Генри, выворачивая шею, чтобы посмотреть на стрелу.

По телу Маниона пробежала дрожь. Он поднялся на ноги и, не предпринимая никаких попыток к тому, чтобы снять пришпиленного к задней стене театра хозяина, укоризненно заявил, как будто речь шла о сущей безделице:

— Говорил я вам, что бывает с теми, кто любит ходить по театрам.

Ткань куртки и рубашки, не выдержав веса тела, порвалась, и Грэшем самым неподобающим образом рухнул на пол, сбив с ног Маниона и перепачканную в крови Джейн.

Еще мгновение — и слова Маниона показались самой смешной шуткой на свете. Младший Гарри, несмотря на глубокую рану в голове, захихикал, сначала тихонько, а затем все громче и громче. Этот его глупый смех оказался заразительным. Вскоре хохотали уже все остальные — и сам Манион, и Грэшем, и Джейн. Да что там смеялись! Просто покатывались со смеху, и от этого дружного хохота содрогался пол.

Правда, веселье длилось недолго. Смех смехом, но многие из слуг сэра Генри были ранены. Один из их товарищей лежал без сознания, другой едва подавал признаки жизни. Трое были с головы до ног перепачканы кровью и плохо соображали, что происходит вокруг. Они зажимали руками раны и еле могли передвигать ноги. У одного точно сломана рука. Другие, придя в себя, вскоре тоже обнаружат, что у них повреждено — у кого палец, у кого ребро. Те, кто держался на ногах, поднялись, те, кого ранило, растерянно смотрели, как по одежде расползаются, темнея на глазах, кровавые пятна.

— Неплохо для начинающих! — спокойно произнес Манион. — Очень даже неплохо.

Его подопечные прониклись гордостью. Впрочем, им было чем гордиться. Тем, что сумели постоять за себя и за хозяина. Тем, что сумели предотвратить страшную беду. Тем, что служат такому человеку, как Грэшем, — еще бы, ведь тот сумел с самого начала обернуть обстановку в свою пользу. А как он ринулся навстречу обидчикам! Как рисковал собственной жизнью, как воодушевлял их своим примером! Ведь сэр Генри даже не приказывал им, а вроде как просил, словно то был их собственный выбор. А еще, если уж на то пошло, слуг распирала гордость за хозяйку. Никакого визга, никаких обмороков! Она словно тоже, как и они, стала солдатом, как и они, подчинялась приказам. Ну, кто бы мог подумать, что женщина способна на такое мужество! Леди Джейн заслуживала не меньшего уважения, чем любой из мужчин.

— Спасибо вам, — поблагодарил Грэшем слуг.

Его «солдаты» дружно кивнули. Вот и все, что от них требовалось. Оружие уже сказало свое веское слово — как, впрочем, и их тела, и их мужество.

— Нужно доставить младшего Гарри домой. Пусть ему промоют рану и перевяжут голову, — произнес Грэшем. — А еще не следует забывать, что снаружи нас может поджидать враг.

Эти его слова всех отрезвили. Верно, кто поручится, что бандиты, чье нападение они только что отбили, не поджидают их где-нибудь в узком переулке.

Между тем слух о побоище в театре уже распространился по всему городу. На улицах царил переполох, женщины сбивались кучками на углах, и когда Грэшем и его бойцы шли мимо них, перешептывались и показывали пальцами. Гарри шел в центре вместе с Джейн, которая не стесняясь поддерживала его, помогая держаться на ногах. Толпы народа таращились на идущих, отпускали в их адрес замечания, перемывали косточки, расступались перед ними, а те с видом победителей, гордо подняв головы, шагали по улицам по направлению к пристани. По пути не произошло ничего из ряда вон выходящего, если не считать толпы уличных мальчишек, увязавшихся за ними по пятам. Но даже те сегодня вели себя тихо, явно напуганные и насупленным видом Грэшема, и окровавленным платьем Джейн. В театре она попыталась привести себя в порядок — впрочем, без особого результата.

— Не желаете нанять пару человек, чтобы переправить вас на ту сторону реки? — поинтересовался неприветливый лодочник.

— Ну как, нужна нам чья-то помощь? — спросил Грэшем. Лица его слуг приняли оскорбленное выражение. — Благодарю вас. Помощь нам не нужна.

Навстречу им, держа в руках кувшин с водой и на редкость чистую тряпицу, выбежала жена лодочника — невысокая пухлая женщина с румяными щеками и тремя подбородками. На лице ее читались беспокойство и испуг.