В кабинет к «профессору» Ходжаеву Сталина ввела Надежда Сергеевна, Паукер и два охранника находились за его спиной. Хотя Алекс и готовил себя к тому, что Коба будет небольшого роста, с изрытым оспинами лицом и врядли будет напоминать самого себя на портретах, но действительность оказалась еще более удручающая. Алекс сразу обратил внимание на походку и осанку Сталина, он сутулился и странно подволакивал обе ноги, левое плечо было ниже правого видимо из-за атрофии мышц и вообще встретив этого человека на улице Алекс врядли бы узнал в нем отца народов СССР. Однако ни один мускул не дрогнул на лице доктора Ходжаева, он радушно улыбаясь сказал:
-Здравствуйте товарищ Сталин, Надежда Сергеевна, товарищи. Четко обозначив иерархию и приоритеты Алекс указал на два удобных кресла перед его письменным столом и пригласил своих гостей присаживаться. – Меня зовут Александр Федорович Ходжаев и я профессор хирургии и нейрофизиологии а также заведующий этой специализированной поликлиникой при МосСовете. Чем я могу вам быть полезен?
Сталин продолжал хранить молчание, поэтому Паукер начал давать указания: –Профессор вы должны осмотреть товарища Сталина и … Но закончить фразу он не успел. Надежда Сергеевна резко повернулась и гневным голосом приказала ему и охране выйти и подождать за дверью.
– Но Надежда Сергеевна, я всегда оставался в комнате во время медицинских осмотров товарища Сталина, ведь я отвечаю за безопасность!
– Коба он опять не выполняет твои указания! Вновь обратилась к мужу Надежда Сергеевна. Паукер похолодел от напряжения, липкий страх начал растекаться в области живота начальника Сталинской охраны, ну немогла Аллилуева так разговаривать с товарищем Сталиным, тем более при посторонних. Почему молчит хозяин, что же происходит?
– Вооон от сюда! Взревел Сталин. Паукер даже незаметил как очутился за дверью вместе с двумя своими подручными, паника охватила верного Сталинца и бывшего парикмахера, никогда он не видел столько ненависти во взгляде хозяина, даже когда тот говорил о своих политических противниках таким его взгляд небыл, да что же произошло, продолжал спрашивать сам себя Паукер. Что же делать, кому дать знать, что с хозяином твориться что-то необычное, да еще эта Аллилуева как-будто совсем другой человек!
Судя по нестандартной реакции Сталина на препарат «ВМ» у него проблемы с проводимостью нейронов головного мозга, похоже на невростинию, думал Алекс, воля подавлена, но эмоциональная составляющая характера наоборот расторможена. Он напугал своего Паукера до усрачки, а человек в панике может совершить непредсказуемые поступки, так нужно его быстро нейтрализовать.
– Коба, вот шприц, вызови Паукера, только его одного, пусть подойдет к тебе как можно ближе, затем сделай ему иньекцию прямо через одежду. Как понял?
-Понял я, понял, господин следователь! Видимо у Сталина всплыли воспоминания о его криминальном прошлом и частые допросы царскими дознавателями. Но тем не менее, выполнил он все четко и правильно, Паукер нагнулся к вождю для получения секретных инструкций а получил укол в руку спецпрепаратом, уже через несколько минут он счастливый и довольный «благодарностью» хозяина раздавал инструкции своим подчиненным не мешать полному обследованию товарища Сталина и создать все необходимые условия для работы медперсонала клиники.
Отправив Надежду Сергеевну получать процедуры по поводу ее воспаления органов малого таза, Алекс рассматривал сидевшего пред ним человека, неужели вот этот маленький, щербатый мужичок и есть грозный правитель самой большой страны в мире, который должен был создать мощнейшую империю замешанную на крови русского народа и держать в страхе многие миллионы людей? Да было бы интересно с ним побеседовать подольше и узнать побольше о его внутреннем мире, думал Алекс, но к сожелению время нас поджимает и надо сосредоточиться только на решении ближайших задач. Учитывая нестандартную реакцию Сталина на препарат «ВМ» и осутствие возможностей для полной глубокой психокоррекции в условиях Московской базы, Алекс решил изменить процедуру его кодирования, он смешал мощнейший стимулятор и препарат «Благовест» и ввел в вену безучастно сидящему Сталину. Воздействие трех таких разных препаратов на обычного человека должно было вызвать смерть в течении 48-72 часов, но в данном случае Алекс надеялся достичь другого эффекта, с одной стороны стимулятор должен будет повысить физиологическую активность всех органов и систем организма и улучшить субьективные ощущения реципиента, а сдругой стороны, препарат «Вольф Мессинг» в сочетании с «Благовестом» должны будут сбалансировать невростиничную нервную систему, сделать пациента внушаемым и несколько подавить его интеллект. Как самостоятельная личность Сталин был чрезвычайно опасен, поэтому доктор Ходжаев провел именно такое воздействие на его психику. Конечно сохранялся риск что терминальный эффект все же проявится, но вероятность того, что Сталин просто выйдет в отставку и будет тихим пенсионером была гораздо выше. В любом варианте мы выигрываем и это главное.
-Коба как ты себя чувствуешь? Спросил Алекс.
-Хорошо, господин следователь! Сталин все еще находился в угнетенном состоянии психики и продолжал называть доктора Ходжаева господином следователем. Несколько режет слух но для дела не помеха, думал Алекс.
-Расскажи, как ты понял твое задание.
-Я все понял, господин следователь, вместо статьи «Год большого перелома» я напечатую статью об усилении напряженности на международной арене и возможности новой интервенции буржуазных стран а так же необходимости консолидации власти в стране при угрозе войны. Все материалы пленума ЦК должны будут быть заменены на новые в связи с изменившейся международной обстановкой, использовать пример войны на КВЖД, усиление военной активности Японии на Дальнем Востоке, разрыв дипломатических отношений с Англией и так далее.
-Замечательно Коба, значит так, вот твоя приветственная речь участникам пленума, в ней отражены все те вопросы, которые мы с тобой обсуждали а так же обоснована необходимость создаваемых военных советов и возвращение к истинно ленинским принципам экономического развития. Твой друг Бухарин полностью поддержит все твои предложения, никакого противостояния не будет, а затем передай слово представителям военных Ионе Якиру. Так напутствовал Алекс своего пациента и Сталин внимал ему как прилежный ученик.
-Коба ты же в душе державник, ты ведь хочешь чтобы Россия стала самой могущественной страной в мире и никакие западные буржуазные «демократии» не смели навязывать нам свою волю и диктовать условия?
-Да, господин следователь, очень хочу, но всякие Бухарины, Рыковы, Томские и иже с ними толкают страну обратно к капитализму, старые большевики превратились в жирных ленивых чиновников и не торопятся исполнять решения партии и правительства, как с такими людьми можно построить мощную экономику?
-Все верно Коба, поэтому мы с тобой и разговариваем сейчас, ты должен помочь нам провести и закрепить все решения пленума партии, будет не легко, подымется волна возмущения и протестов на местах, но многие тебя поддержат, а самое главное у тебя будет команда военных, которые знают что нужно делать и на которых ты можешь смело положиться. Вот список людей из ЦК и других советских органов, которые по разным причинам еще нас не посетили, попроси их пройти медицинское обследование в нашей клинике.
Беседа со Сталиным затянулась на несколько часов, когда все вопросы были обговорены и все будущие действия генерального секретаря ЦК ВКП(б) обсуждены, Алекс на прощание сказал:
-Коба, уделяй больше времени своей семье, жене и детям, будь с ними сердечным и добрым, это твоя главная задача. Свободен. Скоро увидимся.
Алекс наблюдал из окна своего кабинета, как сталинский кортеж покидал внутренний двор «поликлиники» и растворялся в осеннем Московском дожде, у него в душе небыло ни ликования, ни большой радости от выполненной работы, только усталость и, как не странно, раздражение. Раздражение накапливалось в течении последних месяцев, с того самого момента, как он начал широко применять свои методы психокоррекции и изменения поведения сначала на членах экипажа Мистраля а затем и на аборигенах в этой реальности, а вот сейчас достигло апогея. Настолько напряженным был график работы и столько проблем необходимо было решить, что за всеми этими хлопотами Алеку некогда было проанализировать свое состояние и привести все свои чувства в порядок. Алекс продолжал действовать, как он обычно действовал во время командировок в районы боевых действий, где главной задачей было спасти и сохранить жизни, как можно большему количеству солдат, офицеров и гражданских. Он и раньше применял методы психокоррекции на своих пациетах, минимизируя травматические последствия ранений и улучшая душевные качества людей, прививая им человеколюбие, доброту и стремление к самосовершенствованию, но в таких больших масштабах, как сейчас, ему свои методы применять не приходилось. Так давай разбитаться, что тебя тяготит и раздражает доктор Ходжаев, спршивал сам себя Алекс. Да мы навязываем советским функционерам свою волю, частично лишаем их самостоятельности мышления и заставляем принять нужные нам решения, но ведь по другому они никогда на такие компромисы не пойдут, большенство из тех кого мы подкорректировали через несколько лет будут репрессированы и многие растрелянны, миллионы простых людей погибнут в жерновах репрессий, десятки миллионов погибнут во время великой войны и в итоге мы получим развалившийся союз, проигранную западу гонку вооружений, отставание экономики и вымирающий этнос целого русского народа. Это бесспорно и не вызывает сомнений, думал Алекс, так в чём же причина твоего раздражения, как-будто ты что-то упустил, не хватает какого-то фактора для достижения конечной цели! Думай – это важно! Но та мысль и тот недостающий фактор маячивший где-то на задворках сознания никак не хотел оформляться в мыслеобраз! Так и недобившись от себя ответа Алекс вернулся к выполнению своих непосредственных обязанностей начальника Московской базы Мистраля. Он связался по рации с десантниками и группой аналитиков и дал команду возвращяться на базу. При докладе командиру Мистраля Макарову, Алекс коротко описал беседу с вождем и те договоренности, которых удалось достичь. Во время разговора Алексу видимо не удалось полностью скрыть свое раздражение и Макаров настороженно спросил:
