– Разумеется, – улыбнувшись, подтвердила Леа. Леа разглядывала и слушала своего старинного недруга с неожиданным удовлетворением. Огромные бесчеловечные глаза, болтливый рот, короткое, упитанное, подвижное тело, – эта женщина, сидящая напротив неё, явилась сюда только для того, чтобы подвергнуть её испытанию, унизить её – опять-таки, как в старые добрые времена. Но Леа и теперь сумеет ответить ей достойно, с презрением, с улыбкой, гордо вскинув голову. Она уже не чувствовала того тяжёлого груза, который давил на неё всё последнее время, ещё вчера. Обычный знакомый свет освещал гостиную и играл в складках занавесок.

«Ну вот! – подумала Леа весело. – Опять те же женщины, которые немного состарились с прошлого года, обычные колкости, шаблонные фразы, ироничная недоверчивость, совместные трапезы, финансовые газеты с финансовыми новостями по утрам, скандальные сплетни днём, – придётся всё это начать сначала, потому что это и есть жизнь, моя жизнь: всевозможные Альдонсы, Лили, баронессы де Ла Берш и какие-нибудь престарелые мужчины, лишённые семейного уюта, – вот и вся компания для карточного стола, где, возможно, рядом с рюмкой коньяка и колодой карт скоро появятся вязаные носочки для будущего ребёночка… Ну и пусть всё будет так, раз уж так заведено. И не стоит печалиться по этому поводу: хоть я и падаю в яму, но приземлюсь мягко, на привычное место…»

И Леа с ясными глазами и спокойным лицом устроилась поудобнее, чтобы слушать, как Шарлотта Пелу жадно рассказывает ей о своей невестке.

– Кому как не тебе, Леа, знать, что всю жизнь я стремилась только к миру и покою? Ну так вот, теперь наконец я их получила. Ты думаешь, почему Ангел удрал? Да просто он не успел перебеситься! Конечно, я ни в чём не упрекаю тебя, Леа, Боже упаси, но согласись, что с восемнадцати до двадцати пяти лет Ангел не имел возможности пожить холостяцкой жизнью. Вот он и погулял три месяца. Эка невидаль!

– Может, это даже и к лучшему, – сказала Леа всё тем же серьёзным тоном. – Теперь его молодая жена получила некоторые гарантии.

– Именно, именно это я и хотела сказать! – взвизгнула госпожа Пелу, просияв. – Гарантии! С момента его возвращения домой я как во сне. И знаешь, если уж член семьи Пелу вернулся домой после загула, это навсегда!

– Это что, семейная традиция? – спросила Леа. Но Шарлотта пропустила это мимо ушей.

– К тому же дома его так хорошо встретили! Его жёнушка, ах, что за женщина, Леа… Ты знаешь, уж я их повидала, этих жёнушек… Так вот, я не видела ни одной, которая могла бы заткнуть за пояс Эдме.

– Мать у неё и впрямь выдающаяся женщина, – сказала Леа.

– Ты только подумай, подумай, милочка, ведь Ангел оставил её на моих руках почти на три месяца – к слову сказать, ей повезло, что я была рядом!

– Не сомневаюсь, – отозвалась Леа.

– Ты представляешь, дорогая, ни единой жалобы, ни единой сцены, она и глазом не моргнула. Представляешь? Само терпение, сама нежность, она святая, святая!

– Это ужасно! – сказала Леа.

– И когда, в одно прекрасное утро, наш разбойник явился с улыбкой на губах, как будто был просто на прогулке в Булонском лесу, ты думаешь, она сказала ему хоть слово? Нет! Она и не пикнула! Поэтому он, который в глубине души всё же, наверно, чувствовал себя немного смущённым…

– Смущённым? Почему? – спросила Леа.

– Ну всё же было отчего… Ему очень понравилось, как его встретили, и они тут же помирились у себя в спальне. Ах! Уверяю тебя, в этот час не было женщины счастливей меня!

– Кроме, возможно, Эдме, – подсказала Леа.

Но госпожа Пелу была в возвышенном настроении и величественно взмахнула руками:

– Да о чём ты? В тот момент я думала лишь о воссоединении семьи. – Она изменила тон, сощурила глаза и поджала губы. – Впрочем, я не очень представляю себе, чтобы эта малышка могла впасть в экстаз и стонать от восторга. Двадцать лет, хилые ключицы – ба, в этом возрасте делают лишь первые шаги. И потом, между нами говоря, я считаю её мамашу фригидной.

– Твоя вера в наследственность вводит тебя в заблуждение.

Шарлотта Пелу простодушно раскрыла огромные глаза, где невозможно было прочесть ровным счётом ничего.

– А вот и нет! А вот и нет! Наследственность, наследственность! В это я очень верю. Ну, скажем, мой сын – ведь как у него развито воображение!.. Неужели ты этого не замечала?

– Должно быть, я забыла, – извинилась Леа.

– Так вот, я верю в будущее моего сына. Он будет любить свой дом, как я его люблю, он сумеет позаботиться о своём состоянии, он будет любить своих детей, как я любила его…

– Не нагоняй на меня тоску, – взмолилась Леа. – Кстати, как они устроились, наши молодые?

– Дома у них что-то мрачновато, – пискнула госпожа Пелу. – Мрачновато! Сиреневые ковры! Сиреневые! Ванная – чёрная с золотом. Гостиная без мебели, полная китайских ваз с меня толщиной. И что в результате? Они всё время толкутся в Нёйи! Впрочем, скажу без хвастовства, малышка обожает меня.

– У неё ещё не было нервных припадков? – спросила Леа участливо.

Глаза Шарлотты Пелу сверкнули:

– У неё – нервные припадки? Это исключено, мы имеем дело с крепким орешком.

– Кто это – мы?

– Прости, милочка, привычка… Это незаурядный ум, так бы я выразилась. Она может отдавать распоряжения не повышая голоса, она способна выносить колкости Ангела и глотать оскорбления не моргнув глазом… Я всерьёз спрашиваю себя, не может ли это в будущем стать опасным для моего сына. Я боюсь, Леа, я боюсь, что ей удастся подавить всю его оригинальность, всю его…

– Что? Так она прибрала его к рукам? – прервала подругу Леа. – Выпей ещё коньяку, Шарлотта, мне подарил его Спелеев, ему семьдесят четыре года, он не повредит и младенцу…

– Прибрала к рукам – не то слово, но он стал какой-то… какой-то… невоз…

– Невозмутимый?

– И знаешь, когда он узнал, что я собираюсь навестить тебя…

– Как, он знает, что ты у меня?

Кровь бросилась в лицо Леа, и она прокляла свой пылкий темперамент и посетовала, что в её маленькой гостиной слишком светло. Госпожа Пелу, нежно глядя на Леа, наслаждалась её смущением.

– Ну конечно, знает. И не надо так краснеть, милочка. Ты ведь не девочка!

– Скажи лучше, как ты узнала, что я возвратилась?

– Господи, Леа, не задавай глупых вопросов. Тебя же видели везде…

– Понятно, ну а Ангел? Ты, значит, сообщила ему об этом?

– Нет, дорогая, это он мне сообщил.

– Ах, он… Забавно.

Леа чувствовала, что сердце её колотится чуть ли не в самом горле, и не решалась произносить длинные фразы.

– Представь себе, он даже сказал мне: «Госпожа Пелу, вы доставите мне большое удовольствие, если зайдёте навестить Нунун». Мой мальчик так привязан к тебе!

– Очень мило!

Госпожа Пелу раскраснелась и, казалось, целиком подпала под действие коньяка, она говорила как во сне, покачивая головой. Но её золотисто-коричневые глаза были ясными, острыми и подстерегали Леа, которая продолжала сидеть прямо, словно обороняясь от самой себя, не зная, откуда ждать удара…

– Да, это и мило, и вполне естественно. Мужчина не может забыть такую женщину, как ты, моя милая. И… если хочешь знать моё мнение… Тебе стоит только пальцем пошевелить…

Леа положила руку на плечо Шарлотты Пелу.

– Я не хочу знать твоего мнения, – сказала она мягко.

У госпожи Пелу опустились уголки рта.

– О! Я понимаю тебя и одобряю, – сказала она мрачно. – Раз ты уже устроила свою жизнь по-другому… Мы ведь даже не успели поговорить о тебе.

– Разве?

– Так ты счастлива?

– Счастлива.

– Большая любовь? Прекрасное путешествие? Какой он из себя – милый? Покажи мне его фотографию.

Леа, успокоившись, засветилась улыбкой и отрицательно покачала головой:

– Нет, нет, я ничего тебе не скажу. Дознавайся сама!.. Где твои ищейки, Шарлотта?

– Я никому не доверяю, – возразила Шарлотта. – Возможно, кто-то и шепнул мне… что тебя вновь постигло разочарование, что у тебя были большие неприятности, в том числе денежные… Нет-нет, ты же знаешь, как я отношусь к сплетням.