Она с трудом семенила на своих круглых, опухших ногах в туфлях на высоких каблуках, с пряжками, усыпанными камнями, и первая веселилась по этому поводу:

– Я переваливаюсь, как уточка. И мне это очень идёт. Гвидо, любовь моя, ты узнаёшь госпожу де Лонваль? Но только не узнавай её слишком близко, а то я выцарапаю тебе глаза…

Худенький юноша с итальянским лицом, большими пустыми глазами и едва заметным, как бы стёртым подбородком быстро поцеловал Леа руку и, ни слова не говоря, постарался отойти подальше в тень. Лили перехватила его по дороге и прижала его голову к своей пористой груди, призывая собравшихся в свидетели:

– Вы знаете, кто это, сударыни, вы знаете? Это самая большая любовь в моей жизни, вот кто это, сударыни!

– Уймись, Лили, – посоветовал мужеподобный голос госпожи де Ла Берш.

– Ну почему же? Ну почему же? – вскричала Шарлотта Пелу.

– Ради приличия, – сказала баронесса.

– Баронесса, ты нелюбезна! Они оба так милы! Ах, – вздохнула она, – они напоминают мне моих детей.

– Я тоже об этом думала, – сообщила Лили со счастливым смехом. – У нас с Гвидо теперь тоже медовый месяц. Мы пришли узнать, что слышно о другой молодой парочке. Мы хотим знать о них всё.

Голос госпожи Пелу стал строже.

– Лили, надеюсь, ты не рассчитываешь, что я стану делиться с тобой пикантными подробностями?

– Этого я и хочу, да, да! – вскричала Лили, хлопая в ладоши.

Она попробовала подпрыгнуть, но ей удалось лишь немного приподнять плечи и бёдра. «Только на это меня и поймаешь, только этим и возьмёшь. Против этого я ни за что не устою. Я неисправима. Вот этот маленький негодник кое-что об этом знает».

Молчаливый юноша, призванный в свидетели, даже рта не раскрыл. Его чёрные зрачки метались на белом яблоке глаз, как испуганные насекомые. Леа, замерев на месте, смотрела на него.

– Госпожа Шарлотта всё рассказала нам о церемонии венчания, – заблеяла Альдонса. – В венке из флёрдоранжа молодая Пелу выглядела восхитительно.

– Она была похожа на мадонну! На мадонну! – подхватила Шарлотта Пелу, крича во всю силу своих лёгких, словно в священном экстазе. – Никогда, никогда никто не видел ничего подобного! Мой сын был на седьмом небе от счастья. На седьмом небе!.. Какая пара! Какая пара!

– В венке… ты слышишь, любовь моя? – пробормотала Лили. – А теперь скажи, Шарлотта, как там наша тёща? Наша Мари-Лор?

Безжалостные глаза госпожи Пелу сверкнули:

– О! Она… Она была там совершенно неуместна, совершенно неуместна. В каком-то чёрном облегающем платье, как угорь, только что выскочивший из воды. Грудь, живот – у неё выпирало всё, абсолютно всё!

– Чёрт побери! – прогремела баронесса де Ла Берш чуть ли не с солдатской свирепостью.

– Да ещё такое выражение лица, словно она презирает всех на свете, словно она прячет в кармане цианистый калий и флакон хлороформа в сумочке. Короче, она была совершенно неуместна, этим всё сказано. Она сделала вид, будто куда-то очень спешит, – едва все встали из-за стола, сразу: «До свидания, Эдме, до свидания, Фред», – только её и видели.

Старуха Лили, задыхаясь, присела на ручку кресла и приоткрыла свой морщинистый ротик.

– А как же советы? – бросила она.

– Какие советы?

– Советы новобрачной: «О! Любовь моя, возьми меня за руку!» Кто её напутствовал?

Шарлотта Пелу смерила её обиженным взглядом.

– Может быть, в твоё время это было и принято, но теперь это совершенно не в моде.

Старуха игриво поднялась, руки в боки:

– Не принято, говоришь? Да тебе-то откуда известно, бедная моя Шарлотта? В твоей семье так редко женятся!

– Ха-ха-ха! – неосторожно прыснули обе рабыни. Госпожа Пелу одним взглядом привела их в чувство.

– Тише, тише, красавицы! – быстро сориентировалась госпожа де Ла Берш и протянула свою мужественную руку, точно жандарм-миротворец разнимая разгорячённых дам. – По-моему, вы обе неплохо устроились на этом свете. Чего вам ещё?

Но Шарлотта Пелу рвалась в бой, точно конь благородных кровей:

– Ты хочешь поссориться со мной, Лили? Что ж, это нетрудно. Я отношусь к тебе с уважением, у меня на это есть причины, а то бы…

Лили от смеха вся тряслась, у неё дрожали и ляжки, и подбородок.

– А то бы ты вышла замуж только для того, чтобы уличить меня во лжи! Ну что ж, выйти замуж проще простого. Я бы, например, охотно вышла замуж за Гвидо, если бы он был совершеннолетним.

– Да ты что? – ужаснулась Шарлотта, забыв свою обиду.

– А что! Я стала бы княгиней Сест, моя дорогая! La piccola principessa! Piccola principessa, маленькая княгиня, – так он и зовёт меня, мой маленький князь.

Она подхватила юбку и закружилась, демонстрируя ножной браслет, красовавшийся там, где, по всей вероятности, должна была находиться лодыжка.

– Вот только его отец… – продолжала она таинственно.

Она задохнулась и жестом пригласила продолжить за неё молчаливого юношу, который заговорил тихо и быстро, словно по-писаному:

– Мой отец, герцог де Парезе, обещал отдать меня в монастырь, если я женюсь на Лили…

– В монастырь! – завопила Шарлотта Пелу. – Мужчину – в монастырь!

– Мужчину в монастырь! – заржала густым басом госпожа де Ла Берш. – Чёрт побери, как это пикантно!

– Да что он, дикарь, что ли? – жалобно вздохнула Альдонса, заламывая свои бесформенные руки.

Леа так резко встала, что даже опрокинула полную рюмку вина.

– Рюмка разбилась вдребезги, – констатировала госпожа Пелу с удовлетворением. – Это должно принести счастье моим молодожёнам. Куда ты бежишь, Леа? Что у тебя, пожар, что ли?

Леа собралась с силами и выдавила из себя загадочный смешок.

– Пожар, возможно… Ш-ш! Никаких вопросов! Это тайна…

– Как? У тебя новости? Не может быть!

Шарлотта взвизгнула от любопытства.

– Поэтому у тебя и был такой странный вид…

– Расскажите! Расскажите! Расскажите нам всё… – затявкали хором старухи.

Заплывшие жиром ручки Лили, изуродованные культяшки мамаши Альдонсы, цепкие пальцы Шарлотты Пелу хватали Леа за руки, за рукава, за плетёную золотую сумочку. Леа с трудом удалось вырваться и даже рассмеяться с задиристым видом.

– Нет-нет, пока ещё рано. Я боюсь всё испортить. Это мой секрет!..

Она бросилась к выходу. Но дверь распахнулась прямо перед ней, и она угодила в объятия иссохшего старца, похожего на игривую мумию.

– Леа, красавица моя, поцелуй твоего маленького Бертельми, иначе я тебя не пропущу.

Она вскрикнула от страха и нетерпения, ударила Бертельми по костлявым рукам в перчатках и убежала.

Ни на улицах Нёйи, ни в аллеях Булонского леса, посиневших в быстро спускающихся сумерках, она не могла ни о чём думать. Её слегка знобило, и она подняла стекло в автомобиле. Только очутившись у себя дома, в чистоте, в свой розовой комнате, в своём пёстром будуаре, тесно заставленном мебелью, она немного успокоилась…

– Скорее, Роза, разожги камин у меня в комнате!

– Да здесь и так натоплено, как зимой. Напрасно вы взяли с собой только меховую горжетку. Осенние вечера так коварны!

– Скорее грелку в постель! И на ужин – большую чашку крепкого шоколада, да выбей туда желток, а к шоколаду – гренки и виноград… Скорее, милая, меня знобит. Наверно, простудилась в этом чёртовом Нёйи…

Уже лёжа в постели, она стиснула зубы, чтобы они не стучали. Согревшись, она почувствовала, как расслабилось её тело, но напряжение не спало; она принялась изучать книжку расходов своего шофёра Филибера, пока наконец Роза не принесла ей пенистый шоколад, который она выпила, не дав ему остыть. А потом, взяв длинную кисть винограда, она обрывала её и глядела, как дробится в зеленовато-янтарных ягодах свет настольной лампы.

Наконец она потушила лампу, легла на спину, нашла свою любимую позу и дала себе волю.

«Что такое со мной?»

Её вновь охватила тревога, вновь зазнобило. Перед глазами встала картина распахнутой двери, двери на веранду, обрамлённой двумя кустами красного шалфея.