Кейн наконец позвонил Гриффину, объяснив, почему солгал. Гриффин с некоторой горечью ответил, что он немного опоздал.

Джоанна все это время была рядом с Гриффином, во-первых, потому что ей так хотелось, а во-вторых, он объявил, что, как только она выходит из поля его зрения, у него повышается давление. Она понимала, как он испугался, когда она едва не стала четвертой жертвой Дилана, и теперь всячески демонстрировала ему, что с ней все в порядке.

Это может показаться странным, но с ней действительно все было в порядке, и даже более чем. В ее душе царили мир и покой — несмотря на то, что она побывала под прицелом пистолета безумца, а потом его застрелили на ее глазах.

Наконец-то в ее жизни наступила ясность. Она чувствовала, что дурная полоса кончилась. И никогда ей еще не было так хорошо, вопреки здравому смыслу.

Лисса стояла в дверях спальни Риген и молча смотрела на Скотта. Он сидел у постели спящей дочери, склонившись над ней, и держал ее ручку в своей, легонько поглаживая маленькие пальчики, словно бы заново изучая их. Наконец он положил ручку Риген на одеяло и взглянул на Лиссу.

Лисса молчала.

Уже спустились сумерки; включили лампу, и отец с дочерью оказались в мягко очерченном круге ее теплого света. Скотт просидел у ее постели уже почти два часа.

— Я не хочу ее оставлять, — сказал он. Лисса кивнула — она понимала его, однако сказала:

— Док говорит, после укола, который он ей сделал, она спокойно проспит всю ночь. А тебе нужно спуститься и поесть. Я попросила миссис Эймс оставить для тебя в духовке что-нибудь горячее.

Чуть поколебавшись, еще раз посмотрев на Риген, он все же вышел вслед за Лиссой в коридор. На лестнице он спросил:

— Где миссис Эймс?

— У себя. Я сказала, что, если она понадобится, мы позвоним. Очень расстроена. Она любила Дилана.

Скотт посмотрел на нее, озабоченно нахмурившись.

— А как ты себя чувствуешь?

Лисса постаралась улыбнуться.

— Нормально. Конечно, это шок. Я так давно его знаю — или мне казалось, что знаю. Неужели все это правда? Неужели он действительно виновник всех этих смертей?

Скотт не удивился, что ей уже все известно. Он ничего не успел рассказать ей, но, без сомнения, за последние два часа не один человек позвонил по телефону — и ей, и миссис Эймс.

— Да, — ответил он. — Кэролайн не справилась с машиной из-за него. Он ударил Роберта Батлера, отчего тот и упал с обрыва. Он столкнул Амбер Уэйд, потому что она видела у него пистолет и могла кому-нибудь рассказать.

— Боже мой! — Лисса в ужасе покачала головой. — И он обкрадывал тебя? Присваивал твои деньги?

— По мне, так это наименьшее из его преступлений. Если бы он мог на этом остановиться… Но убийства нельзя ни забыть, ни простить.

С этим Лисса не могла не согласиться.

Они пошли на кухню. Там стоял небольшой столик, которым пользовались редко, в основном кухарка. На него-то они и стали выгружать блюда из духовки.

— Положительно, миссис Эймс не даст тебе умереть с голоду, — сокрушенно сказала Лисса.

— Ты ведь тоже ничего не ела, — вспомнил Скотт и вынул из буфета две тарелки.

Сев за столик, они молча ели, и это по-новому сближало их. Лисса не знала, что это значит, не знала, что будет дальше. И будет ли вообще что-нибудь. Их всегдашний сценарий был нарушен еще днем, и сейчас она чувствовала, что он уже не годится.

Она успокаивала себя: ведь днем, когда Скотту нужно было с кем-то поговорить, он позвонил именно ей. И по ее совету он пошел искать дочь, случайно услышавшую то, что не предназначалось для ее ушей. «Ей нужна твоя любовь, Скотт. Ты так долго не проявлял своей любви, теперь ты должен обязательно сказать ей, просто сказать, что ты ее любишь». Так говорила она ему.

Судя по тому, как Риген обнимала отца, когда он принес ее в дом, девочка его не оттолкнула. Но вряд ли им будет легко: годы пренебрежения и холодности наверняка не прошли бесследно.

Лиссе было до слез жаль Риген и Скотта, жаль и Кэролайн, хотя к ней она испытывала более сложные чувства: то, что сделала Кэролайн с мужем и дочерью, приводило ее в ярость. Раны, нанесенные Кэролайн, могут не зажить никогда — и все из-за ее эгоистической жестокости.

— Я должен был от нее уйти, — вдруг сказал Скотт, глядя на полуопустошенный бокал вина, который он держал в руке. — Или выгнать ее.

Он снова читал ее мысли, но теперь это уже не пугало.

— Ты любил ее, — спокойно сказала она. Скотт посмотрел на нее и невесело улыбнулся.

— Я любил ее. И ненавидел. Она поглотила меня целиком. Это нельзя назвать нормальными отношениями. Наш брак был ошибкой, которая отняла у меня часть жизни, а у Кэролайн — всю. И ничего уж не вернешь.

— Тогда забудь об этом. И живи дальше. — Лисса улыбнулась. — И не забывай, что у тебя осталось от этого брака и что-то хорошее. У тебя есть Риген.

— Пройдет много времени, прежде чем я сумею ее вернуть. Не знаю, чего она наслушалась сегодня в беседке. Я видел, Джоанна старалась оградить ее, насколько это было возможно, но что-то наверняка запало в ее голову. Конечно, она не поняла большей части того, что услышала, но слова запомнила. И однажды она придет ко мне и спросит.

— Может быть, — сказала Лисса. — А может быть, к тому времени она поймет, что даже люди, которых мы очень любим, несовершенны. Об этом еще рано волноваться, Скотт.

Он чуть улыбнулся, оттаивая.

— Наверное, ты права.

— Конечно, права! Я всегда права.

Он вдруг потянулся через стол и накрыл ее руку своей.

— Ты была со мной так терпелива.

— Ну, сегодня был тяжелый день, — начала было она.

— Нет, — перебил он, качая головой. — Я не о сегодняшнем дне. Ты вообще много вытерпела от меня.

Лисса хотела было по привычке свести это к шутке, отделавшись легким остроумным ответом. Но у нее вдруг возникло такое чувство, что это поворотная точка в их отношениях, и если она так поступит сейчас, то они навсегда вернутся к своему старому сценарию, к заранее известным вопросам и ответам — безопасным и ничего не значащим. И она потеряет его навсегда.

Она вздохнула. Сделала над собой усилие, чтобы голос звучал спокойно, с легкой насмешкой над собой.

— Тридцать пять — это поздно для первой любви. В этом возрасте уже не остается иллюзий молодости: уже знаешь, что мечты — это одно, а действительность — совсем другое. Поневоле обретаешь терпение.

Он не удивился; он смотрел на нее, и глаза его были полны нежности.

— Сначала нам будет трудно, — тихо сказал он. — Особенно с Риген. Ей придется уделять очень много времени. Ты понимаешь?

— Конечно.

— Тогда потерпи еще немного. Дай мне время пройти через это, вернуть себе дочь.

Лисса слегка сжала его руку и улыбнулась.

— Бери. Я никуда не тороплюсь.

Скотт встал и, не отпуская ее руки, наклонился и нежно ее поцеловал.

— Спасибо.

Он выпрямился, и Лисса заставила себя разжать руку.

— Не за что. Послушай, не пора ли тебе вернуться к Риген? А я уберу здесь и поеду домой.

Он замялся.

— А не могла бы ты остаться? — осторожно спросил он. — Мне легче, когда ты рядом. Конечно, могут пойти разговоры, но…

— Разговоры не пойдут, — ответила Лисса. — Я скажу миссис Эймс, что ты все время был при Риген, а я осталась на тот случай, если вдруг что-то срочно понадобится. Девочка столько пережила. Кто знает, во что это выльется? Я даже лягу не в гостевой спальне, а где-нибудь на диване. Не волнуйся. Завтра миссис Эймс с удовольствием распространит эту весть, и только эту.

Скотт кивнул, легко коснулся ее щеки, еще раз сказал «спасибо» и пошел наверх, сидеть у кроватки спящей дочери.

— Большого скандала быть не должно, — предположил Гриффин. — Поскольку я застрелил подозреваемого, разумеется, будет проверка от полиции штата. Так положено. Но подозреваемый в присутствии трех свидетелей признался в содеянном и к тому же на глазах у всех целился в меня из заряженного пистолета, так что не думаю, что услышу что-нибудь, кроме поздравлений.