— Я пока и не предполагаю умышленного преступления. Это скорее несчастный случай, может быть, ссора, в пылу которой девочку случайно толкнули… Мне просто нужно понять, не следует ли изменить круг вопросов, вот и все.

Чуть помедлив, Бекет тихо фыркнул.

— Да, конечно. Причем так срочно, что ты даже не можешь дождаться, когда я сделаю вскрытие. — Он махнул рукой, отметая все, что Гриффин мог бы сказать в ответ. — Неважно. У меня достаточно своих проблем, можешь не грузить меня твоими. Значит, так: предварительный осмотр не выявил ничего определенного. Несколько кровоподтеков на запястье могут указывать на то, что перед смертью кто-то грубо схватил ее за руку; еще есть кровоподтеки на плече, происхождения которых я не могу объяснить. Но ничего дающего основания сказать с уверенностью, что прошлой ночью она была там не одна. Я полагаю, что вскрытие подтвердит смерть от ушибов при падении.

— Ты можешь сказать, были ли у нее перед смертью половые сношения?

— Но она же была полностью одета, — напомнил Бекет.

— Я знаю. Но ты можешь сказать, занималась ли она любовью за несколько часов до смерти? Бекет пожал плечами.

— Возможно. А если занималась и ее партнер не пользовался презервативом, то смогу точно. Ты подозреваешь изнасилование?

— Да, в общем, нет. Но если ты найдешь подтверждение этому…

— То ты будешь вторым, кто об этом узнает.

— Спасибо, док.

— Так что иди пока, ладно? Сегодня к концу дня у тебя будет полный отчет — кроме токсического анализа.

— А токсический анализ…

— Через несколько дней, Грифф. Иди, а?

Гриффин вышел. Он предпочел не пользоваться задними дверями морга, к которым доставлялись трупы тех, кто умер за пределами клиники; даже в маленьком городке смерти от болезни или от несчастных случаев происходили регулярно, и было в этих больших невыразительных двойных дверях нечто изначально мрачное. Он поднялся по лестнице и вышел из дверей клиники, помахав рукой в знак приветствия дежурной сестре за конторкой.

Он не сразу сел в машину — постоял, вдыхая холодный утренний воздух и оглядываясь, — профессиональная наблюдательность полицейского срабатывала автоматически. Клиника располагалась за Главной улицей, в квартале от библиотеки, и сама занимала целый квартал. А сбоку и чуть позади начинался участок земли, который Кэролайн завещала клинике для строительства нового крыла. Скотт, не теряя времени, уже начал приводить в исполнение последнюю волю жены: участок вовсю расчищали.

Не вдумываясь, Гриффин автоматически отметил, что бульдозеры уже закончили свою часть работы. Затем шериф сел в «Блейзер» и поехал на работу.

Утро выдалось просто адское; его не покидало тягостное чувство, с которым он ничего не мог поделать. Когда он увидел светлые волосы, струящиеся со скалы, его словно ударили в солнечное сплетение — в первый, самый страшный момент он подумал, что это Джоанна. Узнав, что это не она, он странно оцепенел; ему необходимо было ее увидеть, коснуться, поговорить с ней. Только когда она появилась перед ним, он окончательно уверился, что она жива, цела и невредима, и паралич стал потихоньку проходить.

Но тягостное чувство осталось. Со спины Амбер действительно легко было принять за Джоанну, особенно в ночной темноте. Наверное, и ее крики приняли бы за крики Джоанны — если Амбер кричала в последние секунды своей жизни. Ведь в предсмертном крике не может быть индивидуальности, неповторимости — ни тягучего акцента, ни выразительности, ни музыкальности — только ужас, один только ужас.

«Хуже чрезмерно живого воображения, — мрачно подумал Гриффин, — может быть только воображение, основанное на точном знании и опыте». Смерть Амбер была насильственной; вероятнее всего, ее перепутали с Джоанной; Гриффину это было ясно, как божий день.

Один из недостатков профессии полицейского — неумение подсластить пилюлю. Он часто задумывался, какими качествами ума и души нужно обладать, чтобы добровольно выбрать постоянную подозрительность, чтобы обречь себя на то, с чем подавляющему большинству людей удается не сталкиваться никогда. Например, зрелище изуродованных трупов. Как становятся полицейскими?

Он знал ответ — для себя. Он мог совершенно точно сказать, где и когда впервые в жизни у него возникло желание стать полицейским. Его толкнуло на этот путь, не обещавший быть легким, то лето, которое он не забудет до конца своей жизни. Тогда он научился ненавидеть зло, не доверять ничему и никому, с подозрением относиться к непонятным вещам и не любить вопросов без ответа. То лето превратило его в полицейского, хотя ему было всего пятнадцать.

Он с усилием отогнал навязчивые воспоминания и заставил себя сосредоточиться на том, что должен сделать здесь и сейчас. Первый шаг — это, разумеется, сбор информации, всей возможной информации. Затем — разобравшись в ней, проанализировать каждую минуту, каждую подробность жизни и смерти Амбер Уэйд.

Когда Гриффин просил Бекета проверить, предшествовали ли смерти сексуальные контакты, это был не более чем выстрел в темноту. Он не верил, что Кейн имел с ней связь. А Амбер была слишком в него влюблена, чтобы отдаться другому мужчине. Изнасилование тоже казалось маловероятным, не в последнюю очередь потому, что насильники, как правило, потом не одевают своих жертв. Хотя, конечно, на нее могли напасть, изнасиловать и убить, а потом одеть и сбросить на скалы, чтобы представить ее смерть как несчастный случай. Однако, учитывая погоду, это очень маловероятно.

Но даже если у нее и были этой ночью сексуальные контакты, что это дает следствию? Предположим, можно будет выяснить группу крови ее партнера по семени, оставшемуся в теле, — ну и что? Что это даст, если у него даже подозреваемых нет?

Погруженный в мрачные размышления, Гриффин поставил «Блейзер» на его обычное место возле Отдела шерифа и вошел в здание. У дверей кабинета его ждала Гвен Тейлор, одна из его заместительниц; она прошла вслед за ним со своим всегдашним скорбным выражением лица.

— Вот рапорты, босс, просмотрите, если хотите.

— Что-нибудь есть? — спросил он, вешая куртку в шкаф.

Она покачала головой.

— Это было бы слишком просто. Марк и Миген, конечно, прочесали всю «Гостиницу» вдоль и поперек, стучали во все двери, интересовались, не видел ли кто эту девушку вечером или ночью, но, учитывая погоду…

— Понятно. — Гриффин взял у нее рапорты и сел за стол. — А Нил нашел что-нибудь на пляже?

— Ничего. Если там что и было, прилив все смыл.

— Ладно. Спасибо, Гвен.

Она подошла было к двери, но остановилась и обернулась.

— Да, босс. Мистер Уэйд спрашивает, когда они смогут забрать тело дочери и уехать домой.

У Гриффина перехватило горло, он не сразу смог ответить. Естественная реакция родственников — сколько раз уже он видел это! Хочется поскорее уехать от места, где смерть и ужас, вернуться домой — и, бог даст, все это окажется лишь страшным сном. Гриффин попытался представить себе, каково родителям, чей ребенок умер насильственной смертью. Ему стало почти физически больно. «Это невозможно себе представить, — мрачно подумал он, — никому не пожелаешь пережить такое. А потом еще узнать, что над телом надругались еще раз, при вскрытии…»

— Скажи там, чтобы отвечали как можно неопределеннее: им незачем знать, что мы ждем результатов вскрытия. Пусть говорят, что мы расследуем обстоятельства смерти их дочери и делаем все возможное, чтобы закончить как можно быстрее.

— А если они этим не удовлетворятся?

— Тогда я сам с ними поговорю. — Он этого не хотел. Боже, как он этого не хотел. Ему нечего было сказать им — он не знал таких слов, которые могли бы облегчить их боль. Да и никто не знал.

Гвен кивнула и молча вышла.

Гриффин некоторое время смотрел ей вслед, не спеша приступать к чтению рапортов, более чем бесполезному: у него опытные, хорошо обученные помощники, и, если они не заметили ничего важного, у него не было оснований им не доверять. Он, конечно, просмотрит эти рапорты, но это, несомненно, будет пустая трата времени.