Все трое отдавали тайное предпочтение м-ль де Лорж, а супруга маршала — м-ль де Кентен, младшей дочери, и если старшая не ушла в монастырь, то причина тому вовсе не желание, заботы и другие поступки матери, которой очень хотелось этого, чтобы обеспечить партию получше своей любимице. Она была брюнетка с прекрасными глазами, старшая же — блондинка, великолепно сложенная, с приятными чертами и дивным цветом лица, имевшего благородное и скромное выражение; нечто величественное таилось в присущих ей от природы чистоте и мягкости. Именно она, когда я увидел обеих, — несравненно больше понравилась мне, и с нею я надеялся обрести счастье в жизни, каковое она единственная и дала мне всецело. Поскольку она стала моей женой, я воздержусь от дальнейших похвал и скажу только, что получил от нее бесконечно больше, чем мне было обещано и на что я сам надеялся.
Обо всех этих подробностях нас осведомляла некая г-жа Дамон, жена брата г-жи Фремон, весьма разумная женщина, которая была в добрых отношениях с ними и отличалась большей светскостью, чем обыкновенно бывают дамы подобного ранга. Она дружила с моим отцом и матушкой, и я тоже любил ее; всю жизнь она мечтала и желала этого брака и даже как-то говорила на этот счет с м-ль де Лорж. Именно она вела переговоры и с ловкостью, но одновременно и безукоризненной порядочностью довела их до благополучного завершения вопреки всем трудностям, которые обычно препятствуют столь важным в нашей жизни предприятиям. Де Лоржи пользовались услугами г-на де Ламуаньона, близкого друга маршала, и служившего у него Рипарфона, того самого адвоката, который так помог нам в тяжбе с герцогом Люксембургским, однако оба вовсе не желали способствовать нашему браку. Ламуаньон хотел, чтобы ее отдали за страстно желавшего этого герцога Люксембургского, бездетно вдовевшего после смерти жены, дочери герцога де Шевреза, а Рипарфон — чтобы я женился на мадемуазель де ла Тремуйль, но это мы узнали после. Нашими поверенными были наш адвокат Эрар и г-н Биньон, государственный советник.
За несколько дней до решения я счел возможным доверить обстоятельства этого дела, державшегося еще в тайне, Фелипо, который выказывал мне фальшивую дружбу и проявлял любопытство, тем паче что он был племянник Биньона. Едва выведав мой секрет, он помчался в Париж и рассказал все герцогине Браччано. По приезде в Париж я тоже нанес ей визит и был удивлен ее настойчивыми попытками добиться от меня признания, что я женюсь. Некоторое время я отшучивался, но в конце концов она показала мне, что прекрасно осведомлена, назвав имя моей невесты. Тут мне стало ясно коварство Фелипо, но я продолжал гнуть свое, ничего не подтверждая и не отрицая, сказав только, что, раз она подыскала мне такую партию, мне остается лишь желать, чтобы это было правдой. Она еще несколько раз возобновляла попытки, надеясь преуспеть больше, и корила меня, что я так мало доверяю ей и ее племянницам; я же понимал, что ее намерение — расстроить это предприятие будь то моим признанием, то есть раскрытием тайны, которую желал сохранить маршал, или же форменным отрицанием, чтобы, основываясь на нем, обвинить меня в обмане. И все же она не преуспела и не смогла вырвать из меня ни «да», ни «нет». Вопреки Фелипо я успешно вышел из тягостного положения. Стань я объясняться или, паче того, упрекать в предательстве человека, имеющего такую профессию и такую должность, это имело бы для меня далеко идущие последствия; посему я решил молчать и не подавать виду, но в дальнейшем соблюдать с ним сдержанность, какой и заслуживает предательство.
Условия моего брака были установлены, и маршал де Лорж от своего и моего имени сообщил о нем королю, желая, чтобы все сведения исходили только от нас. Король милостиво ответил, что и сам не смог бы все устроить лучше, и весьма благосклонно отозвался обо мне, о чем маршал с удовольствием мне потом поведал. Я понравился маршалу во время кампании, которую проделал в его армии, и, лелея мысль возобновить переговоры о браке, он втайне присматривался ко мне и тогда же решил предпочесть меня герцогу Люксембургскому, герцогу де Монфору, сыну герцога де Шевреза, и многим другим. Герцог де Бовилье, без которого я ничего не предпринимал, сделал все для этого брака, невзирая на виды, которые имел его племянник, а также на весьма дружеские связи с герцогом де Шеврезом и на то, что их жены — сестры.
В четверг накануне вербного воскресенья мы подписали во дворце маршала все пункты, два дня спустя брачный контракт был представлен королю, и я все вечера проводил у де Лоржей, как вдруг свадьба совершенно расстроилась по какой-то непонятной причине, которую каждая сторона упорно толковала на свой лад. К счастью, пока стороны стояли на своем, приехал из деревни брат супруги маршала де Лоржа д'Онейль, докладчик в государственном совете, и уладил недоразумение за счет своих средств. Я премного обязан ему за это и навсегда сохранил к нему глубочайшую благодарность. Вот так Господь, когда хочет, вознаграждает самым неожиданным образом. Недоразумение прошло почти незамеченным, и бракосочетание состоялось во дворце де Лоржей 8 апреля, день каковой я с полным основанием почитаю счастливейшим в своей жизни. Матушка моя проявила себя по отношению ко мне как лучшая на свете мать. В четверг на фоминой неделе в семь вечера мы прибыли во дворец де Лоржей и подписали контракт. После этого был устроен обед для ближайшей родни с обеих сторон, а в полночь священник из церкви св. Роха в домовой часовне отслужил мессу и обвенчал нас. Накануне моя матушка прислала м-ль де Лорж на сорок тысяч ливров драгоценностей, а я — корзинку с шестьюстами луидорами и всякими подарками, какие подносят в подобных случаях.
Ночь мы провели во дворце де Лоржей. На следующий день г-н д'Онейль, живший напротив, дал нам большой обед, после которого новобрачная во дворце де Лоржей в постели принимала визиты, каковых было безумно много, потому что светские обязанности и любопытство привлекли толпы визитеров, и первой, кто появился, была герцогиня Браччано с племянницами. У матушки еще не кончился второй год траура, и ее апартаменты были задрапированы черным и серым, почему мы и предпочли для приема визитеров дворец де Лоржей. На эти визиты был отведен всего один день, после чего мы поехали в Версаль. Вечером король пожелал увидеть новобрачную у г-жи де Ментенон, где ему представили ее моя и ее мать. Идя туда, король шутливо беседовал со мною, а принимая их, всячески их отличал и хвалил. Потом они присутствовали на королевском ужине, где новой герцогине было пожаловано право табурета. Подойдя к столу, король сказал ей: «Сударыня, прошу вас сесть». Когда была развернута салфетка короля, он увидел, что все герцогини и принцессы продолжают стоять, поднялся со стула и сказал герцогине де Сен-Симон: «Сударыня, я уже предложил вам сесть», и все, кто имел на это право, уселись, причем г-жа де Сен-Симон между моей и своей матерью, которая сидела ниже ее. На следующий день она в постели принимала визиты придворных; это происходило в апартаментах герцогини д'Арпажон, каковые были сочтены наиболее удобными, поскольку располагались на одном этаже; мы с маршалом де Лоржем пребывали в Версале, только пока отдавали визиты членам королевского семейства. На другой день дамы поехали в Сен-Жермен, а затем в Париж, где я вечером дал у себя большой свадебный обед, а назавтра отдельный ужин оставшимся старым друзьям моего отца, которым я сообщил о свадьбе до публичного оглашения и с которыми поддерживал дружбу, пока они были живы.