Ученые-естествоиспытатели, восприняв все лучшее, что было в творчестве Писарева, и прежде всего его яркий материализм и стремление поставить достижения науки на службу народу, в зрелые годы отходили от крайностей «нигилизма и писаревщины», хотя и оставались верны демократическим идеалам молодости. См.: Варустин Л. Э. Журнал «Русское к во». Л.: 1966; Козьмин В. П. Литература и история. М.: Худож. лит., 19 с. 225-327; Новиков А. И. Нигилизм и нигилисты. Л.: Лениздат, 19 с. 34-117.

[14]

В данном случае В. И. Вернадский имел в виду содержательную сторону науки «общеобязательность и непреложность» результатов научного творчества. Подчеркивая объективный характер научных истин, он в то же время указывал, что именно «жизнь данного народа» на том или ином этапе его исторического пути «определяет оттенки и формы научного творчества» — темпы, направление и особенности развития науки в стране. Он пишет: «...развитие научной мысли находится в неразрывной связи с народным бытом и общественными установлениями — ее развитие идет в сложной гуще исторической жизни...». Вернадский в своих работах не раз употреблял и термин «русская наука», I в виду «научную работу в русском обществе», специфику определявших ее общественно-исторических условий, а также ее социальные последствия для Росс

В 1915 г. он был одним из инициаторов академического издания «Русская наука», целью которого, по словам В. И. Вернадского, было «подвести итоги глубокому историческому процессу — росту, углублению и расширению научной мысли в среде нашего народа» (см. статью «Работы по истории знаний» в наст. издании).

В этом разделе своей работы Вернадский затронул вопросы о характере научных истин, особенностях научного творчества, о социальной обусловленности и относительной самостоятельности науки, которые он впервые поставил еще в 1902-1903 гг. в труде «Очерки по истории современного научного мировоззрения» (см.: Вернадский В. И. Избранные труды по истории науки. М.: Наука, 1981, главы I-Ill). Впоследствии он не раз возвращался к этим проблемам и особенно подробно рассмотрел их в 1930-х гг. в книге «Научная мысль как планетное явление». См: Вернадский В. И. Размышления натуралиста. М.: Наука, 1977, кн. II.

[15]

»Нил, архиепископ Иркутский; Палладий» — вписано рукой Вернадского в оттиск работы, по которой готовилась к печати вводная глава.

Нил — архиепископ Иркутский и Ярославский (Николай Федорович Исакович, 1799-1874), написал «Путевые записки о путешествии по Сибири» (Ярославль, 1874), собрал богатую коллекцию минералов, которую передал по завещанию Петербургскому университету. Вернадский в 1898 г. посвятил этой коллекции специальную статью «О коллекции архиепископа Нила» (Северный край, 17 декабря, 16).

Палладий — в истории русской церкви известно несколько лиц, носивших это имя. Наиболее вероятным представляется, что В. И. Вернадский имел в виду современника архиепископа Нила — архимандрита Палладия (Кафарова Петра Ивановича, 1817-1878), который приобрел известность как китаевед, географ и этнограф. Несколько раз с религиозной миссией посещал Китай, в 1870-1871 гг. по поручению Русского географического общества совершил этнографическую и археологическую экспедицию в Уссурийский край. Помимо историко-филологических работ, оставил географические и этнографические описания: «Дорожные заметки от Пекина до Благовещенска» (Записки имп. Русского географического общества, 1871, т. IV) и «Исторический очерк Уссурийского края» (Записки имп. Русского географического общества, 1879, т. VIII). Среди библиографических заметок В. И. Вернадского, касающихся истории отечественной науки, имеется упоминание и об указанных работах П. И. Кафарова.

Не исключено, однако, что В. И. Вернадский мог иметь в виду Палладия Роговского (1655-1705) — игумена московского Заиконоспасского монастыря, первого в России дипломированного доктора философии.

Комментарии М. С. Бастраковой и Ю. X. Копелевич.

[16]

В. И. Вернадский имеет в виду вторую главу «Очерков», которая впоследствии была утеряна. Сохранился краткий план этой главы. Приводим его.

»ГЛАВА II. Естествознание и математика перед началом научной работы в России.

1. Века подготовительной работы. — 2. Семнадцатый век — первый век научного творчества. — 3. Распространение и форма научной работы в конце XVII в. — 4. Точные науки и описательное естествознание в конце XVII в. — 5. Значение прикладной науки.»

[17]

О научной деятельности в Польше в XVII в. См. комментарии 5 к гл. I.

[18]

О научной работе, которая велась в XVII — начале XVIII в. на территория областей Европы, находившихся тогда под властью Турции, известно немного. Можно назвать труды Дмитрия Кантемира, составившего «Историческое, географическое и политическое описание Молдавии».

[19]

Сведения о северных и северо-восточных районах Азии появились в сибирскиx «чертежах» в 60-70-х годах XVII в. Лишь на рубеже XVII-XVIII вв. они начали проникать и в Европу. Издания, по которым европейский читатель того времени мог составить некоторое представление о Сибири и тем более о ее северо-восточных окраинах, были чрезвычайно редки. Можно назвать книгу голландца Николая Корнелия Витсена «Северная и восточная Татария», изданную в Амстердаме в 1692 г. К книге Н. Витсена была приложена карта Сибири, составленная на основании русских «чертежей» и описаний 60-70-х годов. Н. Витсен в 1660-х годах побывал в Москве, завязал, а затем постоянно поддерживал контакты с государственными деятелями Русского государства, в том числе с чиновниками Сибирского и Посольского приказов. Советские исследователи допускают, что в его распоряжении находилась копия «чертежа» Сибири, выполненного в 1667 г. по распоряжению тобольского воеводы П. И. Годунова, на котором уже были показаны реки Амур и Камчатка. См.: Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири. Вып. I. XVII в. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960.

[20]

Герберштейн Сигизмунд (1486-1566), барон, дипломат и путешественник, посетил Москву в 1517 и 1525-1526 гг. в качестве посла германского императора Максимилиана I к великому князю Василию III. В 1549 г. издал в Вене на латинском языке книгу «Записки о Московитских делах», которая включала большой картографический, географический и этнографический материал, описание обычаев и придворных нравов. Книга неоднократно переиздавалась на разных языках, в том числе и на русском. См.: Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московитских делах. СПб., 1908; см. также публикацию текстов С. Герберштейна в кн.: Россия XV-XVI вв. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1986, с. 33-149. О С. Герберштейне и его «Записках» см.: Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII-XVII вв. М.: Наука, 1973, с. 247-264; Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки по истории географических открытий (конец XV — середина XVII в.). М.: Просвещение, 1983, с. 241-244.

[21]

Легенда о могущественном, процветающем и не знающем войн государстве «царя-священника Иоанна», затерянном где-то в глубинах Азии, была широко распространена в европейской литературе XII-XVI вв. Путешественники XIV-XV столетий искали его в Закавказье и в Индии, в Китае и в Эфиопии. Миф о чудесном «царстве священника Иоанна» был развеян только к концу XVI в. в связи с великими географическими открытиями этой эпохи. О географических заблуждениях средневековья, связанных с легендой о государстве «царя-священника Иоанна», и об открытиях, сделанных в процессе его поисков, см.: Р. Хенниг. Неведомые земли. М.: Изд-во иностр. лит. 1961-1963, т. II-IV.

[22]

Петлин Иван, томский казак, возглавлял первую русскую экспедицию в Китай в 1618 г., составил отчет о поездке, содержавший сведения о Китае и соседних с ним странах. См.: Мясников В. С. Первые русские дипломаты в Китае: («Роспись» И. Петлина и статейный список Ф. И. Байкова). М.: Мир, 1966.

[23]