Но что бы я не придумывала, все имело свои недостатки и недоработки, и, в конечном счете, я решила, что буду действовать по обстановке. Будем импровизировать.

Когда я уже была готова уснуть прямо на пыльной дороге, мы обогнули холм, и я, наконец, увидела высокие остроконечные башенки Небесного города. Вблизи и при свете солнца, он был еще прекраснее.

Мы подошли к воротам, и Шайтан еще ниже натянул мне капюшон на глаза.

— Не смей снимать его, ни при каких обстоятельствах.

Когда я была серой мышью, я была обделена восхищение окружающих, и вот став ослепительно красивой, тоже должна прятаться от посторонних взглядов, непривычно взыграло во мне женское тщеславие. И тут в моей голове начал созревать план. Безумный, сумасшедший и дикий. Кровь возбужденно забурлила, а мысли лихорадочно заметались. Если каким то чудом все получится, этот город еще не скоро забудет меня и мое представление. Такого в театрах у них точно не показывали…

Беспрепятственно пройдя стражу у ворот, мы вошли в город. Я почти ослепла от великолепия, окружавшего меня. Глазам от непривычки было больно смотреть на белокаменные стены, и будто посыпанные звездной пылью башни. Город искрился, горел, переливался. Было раннее утро, но улицы бурлили от большого количества народа. И лишь рассмотрев обитателей Небесного города, я поняла, что мои глаза приняли форму двух идеальных окружностей. Эльфы, темный эльфы, гномы, орки, тролли, все сказочные расы, о которых я читала в сказках, шумным потоком заполняли улицу. Были и люди, но они как-то терялись на фоне других рас, как бледные ромашки в королевском саду. На поле они прекрасны в своей простоте, но среди экзотических, диких цветов кажутся слишком блеклыми. Или просто мне, дикарке из другого, заиллюзорного мира, где волшебство не пробилось сквозь призму луны, другие расы кажутся волшебными и необычными?

Пройдя через многочисленные лабиринты улочек, мы вышли на главную площадь. Она поражала своими размерами. Огромное пространство, все в резных ступеньках, изящных арках и звонко журчащих фонтанах. Город пел, он был заполнен своей, особой музыкой: грубый резковатый говор троллей, отрывистые и глухие звуки орчих голосов давали низкие ноты, вторыми голосами выступали люди и гномы, а верхним сопрано звенели эльфийские ноты, мягкие и тягучие, как хорошо выдержанное вино. Все это разбавлялось мелодичным журчанием фонтанов и негромкой мелодией чиьх-то небрежно перебираемых струн арфы.

С одного края площадь была отгорожена резными воротами, за которыми простирались зеленая мозаика парка. А в его центре возвышался замок. Воздушный, неземной, он как бы парил над площадью. Пики его остроконечных башенок стрелами взлетали к облакам. Его можно было бы назвать огромным, но это ощущение сглаживалось легкостью и невообразимым изяществом его стиля. Эталон архитектуры и вкуса. Он был сердцем города, и невозможно было смотреть на него без восхищения. Про себя я назвала его Небесным замком. И я даже догадывалась, кто его хозяин и счастливые обитатели. Странно, а в сказках пишут, что эльфы живут в лесу и спят на деревьях…

На площади было так много народа, что приходилось пробивать себе путь локтями. Вдруг Шайтана толкнул какой-то мальчишка, но не успел он сделать и шага в сторону, как был пойман Шайтаном за руку, в которой был зажат кошелек. Наклонившись к пареньку, мой спутник что-то шепнул ему на ухо. Мальчик побледнел и так задергался, словно ему резали руку. На его лице был написан такой животный ужас, что даже мне стало жутко. Шайтан отпустил руку мальчика, и тот дрожащими руками протянул ему кошель. Спокойно взяв его, мужчина спрятал его за пояс. А мальчик все так и стоял, как в трансе, уставившись в глаза Шайтану. Тот медленно кивнул, и мальчишка как незрячий пошел сквозь толпу, натыкаясь на прохожих.

А мои мысли лихорадочно метались, отыскивая путь к спасению. Шайтан шел впереди меня, но я была уверена, что стоит мне только сделать шаг в сторону, и мне срочно надо будет искать хорошего хирурга…

И тут, совершенно неожиданно рядом с нами оказалось небольшое пространство, видимо кто-то кого-то сильно толкнул. И я поняла, что это мой единственный шанс. Или я рискую, или всю жизнь проживу в качестве рабыни чужих интересов. И никто не знает, насколько длинной будет эта жизнь…

Я разыграю свою единственную карту.

Я чувствовала неуверенность, потому что еще не привыкла к своему главному преимуществу. Я не умела колдовать, я не умела владеть оружием, а даже будь все наоборот, я бы не выступила против Шайтана. Я ему не противник. Было на дне его глаз что-то темное, странное. Словно стоишь в темноте и слышишь ласковое мурлыкание, а потом чьи-то коготки легко задевают твою шею. Гибкое тело ласково трется об твои ноги. И ты уже готова сама заурчать от удовольствия. А потом оно открывает глаза. Глаза убийцы.

Шайтан прячет своего зверя на дне. Я не знаю, что за игру он ведет, меняя маски. На краю моего сознание отчаянно билась мысль, что он намного опаснее, чем хочет казаться. И я даже не хотела знать, насколько. Поэтому я решилась, отчаянно надеясь, что это совершенное в своей красоте тело, которое я никак не хотела признавать своим, поможет мне освободиться.

И я скинула капюшон. Шайтан дернулся как от удара и развернулся. Стараясь не смотреть ему в лица, дабы не потерять решимости, я кинулась ему в ноги с криком:

— Любимый! Умоляю, не бросай меня!

И с этими словами я обняла его за ноги, вцепившись в них так, как утопающий за руку другого утопающего. Несмотря на то, что вокруг стоял такой шум и гомон, я тут же привлекла к себе внимание, и к моему облегчению вокруг нас стал образовываться круг. К сожалению, я не могла хорошо рассмотреть каковы мои шансы на успех, так как от страха мои руки не хотели отцепляться от штанов Шайтана.

— Любимый мой, единственный, ну почему ты со мной так жесток!? — завыла я, тщетно пытаясь выдавить из себя слезу. Но, увы, хотя мои актерские данные были на высоте, что-что, а слезы по заказу у меня никогда не получались.

Наконец отцепившись от штанов «любимого» я развернулась к народу. Моя голова закружилась от облегчения. Я достигла своей главной цели. На меня зачаровано, открыв рты, смотрела вся площадь. Смотрела, как на вторую звезду на небосклоне…. Казалось, они ничего не слышат из того, что я говорю, их остекленевшие глаза была прикованы только к одной точке. Ко мне. К моим глазам. Мне даже стало страшно. Они были как будто одержимы. Мои слова не доходили до них. Я могла нести любую чушь, могла сказать, что я Богиня. И они бы упали предо мной на колени.

Возведя руки к небу, я сделала самое горестное лицо, на которое была способна.

— О горе мне горе! Как я могла полюбить такого неверного и лживого мерзавца! Говорила мне мама, что этот кабель ни одной юбки не пропустит! Говорила, что надо было за соседа замуж идти, ну и что, что пьет? А кто в наше время не пьет? Этот вот, — и я горестно ткнула пальцем за спину, надеясь, что Шайтан мне его не сломает. Как не вовремя проснулось мое извращенное чувство юмора… — лучше бы пил, а не по бабам ходил! Дура я дура, люблю его! Каждое утро его с новой хвойды снимаю! У нас уже в доме ни одной целой тарелки нет! Все об головы этих похотливых кошек поразбивала, — сзади раздалось тихое рычание, и я поняла, что надо заканчивать комедию.

Оторвав руки от лица, я взглянула на толпу. На их лицах было написано все то же восхищение. Я про себя довольно потирала ручки. Но для концовки, которую я задумывала, не хватало еще кое-чего.

Развернувшись, я опять кинулась в ноги к Шайтану. И все-таки отважилась поднять голову.

Лучше бы я этого не делала. Мне никогда еще не было так жутко, нет, не страшно, а именно жутко. Зрачок его глаз, из тонкой черной иголки превратился в огромный круг, полностью накрывший радужку, и выйдя за ее пределы. В этом черной пространстве рождались и умирали вселенные, били хвостами огненно красные кометы и догорали миллионы солнц. Одно желание читалось в этих глазах. Жажда крови, жажда насилия. Мои колени задрожали. Но я должна все это закончить. Дрожащими руками я обняла его за пояс, осторожно отцепив кожаный кошелек. Только потом я осознала, как мне повезло. Шайтан был в такой неконтролируемой ярости, что даже не заметил кражи.