«Зам. пред. ВЧК т. Петерсу.
Ввиду того, что налеты бандитов в Москве все более учащаются и каждый день бандиты отбивают по нескольку автомобилей, производят грабежи и убивают милиционеров, предписывается ВЧК принять срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитами.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ленин (В. Ульянов)».
Все молчали.
— Так что мы ответим товарищу Ленину? — спросил собравшихся Манцев.
Зазвонил телефон. Манцев поднял трубку:
— Да… Манцев… Какое письмо?.. От Климова?.. Хорошо, проводите гражданку ко мне.
Та же арка, и вечер такой же. И так же ветер скребет жестяным номером по стене.
Климов расстегнул кобуру, достал наган. Проверил барабан.
Теперь в атаку, штабс-капитан Климов.
И он пошел. Вот они, окна квартиры Копытина. Горят. Значит, дома.
Манцев встретил Елену в коридоре.
— А мне о вас Алексей Федорович говорил, — улыбнулся он, — вы Елена Федоровна.
Лена кивнула.
Манцев внимательно посмотрел на нее. До чего же девушка красивая! Вздохнул:
— Ну, что стряслось?
Лена протянула письмо.
Манцев вскрыл, начал читать:
«Василий Николаевич. Я был неискренен с вами, в тот трагический день я возвращался от своего однокашника по Александровскому военному училищу, поручика Копытина Виктора Алексеевича. Он прибыл с Юга. Но не для организации офицерского подполья. Нет! Я бы мог еще понять это. Он сказал мне, что у него есть группа бандитов и он намерен разбогатеть, и предложил мне стать его сообщником. Я с возмущением отказался. Покинув квартиру Копытина, я не мог поверить, что он пойдет на это. Но, узнав о трагической гибели Бориса Аверьяновича Басова, я понял всю серьезность его намерений и глубину его духовного падения. Офицер не может быть бандитом. И вдруг. Я отправился к Копытину, чтобы задержать его или убить. Его адрес: Патриаршие пруды, дом Кузнецова, квартира четыре. Следующей жертвой должен стать…»
Манцев не дочитал письмо:
— Когда ушел брат?
— Полчаса назад.
Манцев распахнул дверь:
— Все на выезд. Патриаршие, дом Кузнецова.
Лапшин стоял в дверях, опершись рукой о стену. Морда красная, жилетка расстегнута. И сразу увидел Климов перстень Басова на короткопалой руке Лапшина. Светился он синим светом.
— А, ваше благородие… Чего надо?..
— Где Виктор?
— Ушел. И ты иди.
— К стене! — уперся наган в живот Лапшина.
Он икнул и повернулся к стене.
Климов вынул из-за пояса бандита тяжелый кольт, сунул в карман:
— Пошли.
— Куда?
— В ЧК.
Увлекся Климов, не заметил приоткрытой двери в гостиную.
Копытин поднял пистолет и выстрелил. Падая, Климов надавил на спуск нагана. И рухнул на пол Лапшин.
А пули Копытина отбросили Климова к стене, и он упал, намертво зажав в руке бесполезный наган.
— Сволочь… Сволочь… Чистоплюй поганый… — Копытин подбежал к двери, закрыл ее. Бросился на кухню, выглянул в окно. В темноту двора ворвались автомобильные фары.
Копытин, перезарядив пистолет, бросился в гостиную.
На столе груда золотых монет, кольца, серьги, пачки денег. Начал рассовывать деньги по карманам.
А входная дверь уже тряслась от ударов.
Схватил горсть монет, сунул в карман брюк. На ходу надевая пальто, выбежал в коридор. Трижды выстрелил в дверь.
Забежал в уборную. Запер дверь. Локтем высадил окно. Выглянул. Внизу под стеной сугроб намело в человеческий рост.
С грохотом рухнула входная дверь.
Копытин перекрестился и выпрыгнул в окно.
Манцев наклонился над убитым Климовым:
— Эх ты, штабс-капитан. Сам хотел. Честь свою офицерскую берег… Мартынов, задержанного сюда, пусть опознает убитого.
Подошел Козлов:
— Ушел второй, товарищ Манцев.
— А оцепление?
— Обмишурились чуток, у него окно из гальюна на другой двор выходит, выпрыгнул, сволочь.
— Товарищ Мартынов, — из дверей гостиной вышел Данилов, — тут золота много.
Манцев вошел в гостиную. Часть монет рассыпалась на полу, остальные лежали на столе.
Василий Николаевич взял в руки золотой квадрат, поднес к свету: гордый профиль в шлеме отчеканен по золоту.
— Это монета Древней Эллады, — сказал Данилов, — огромная ценность. Их в музей надо, товарищ Манцев.
— Ты разбираешься в монетах?
— Мальчишкой собирал.
— Вот и прекрасно, делай опись.
— Так, товарищ Манцев, их же здесь…
— Пиши, Данилов, достояние республики требует тщательного учета.
Он замолчал. Потом сказал вдруг:
— А что же я его сестре скажу?
— Что, товарищ Манцев? — повернулся Данилов.
— Ничего. Ты работай.
Климова похоронили на Ваганьковском, рядом с могилой матери. Над кладбищем кричали вороны и падал снег.
Мартынов вдруг увидел, что снег не тает на лице покойного, и это странное открытие вдруг объяснило ему смысл слова «жил». Климова больше не было.
Падал снег, плакала Елена, кричали вороны.
Потом взвод милиционеров поднял винтовки, и птицы разлетелись, спугнутые залпом.
Вырос над могилой холмик, и Мартынов думал о странностях судьбы. Пройти всю войну, не жалея себя, одному вступить в схватку с бандитами и погибнуть от руки человека, которому он так верил.
Уходя, Мартынов оглянулся: свежий холм земли казался неестественно черным на фоне девственно белых сугробов.
Москва. Февраль 1919 года
Копытин шел по занесенному снегом Рождественскому бульвару.
День выдался морозный и солнечный. Снег яростно скрипел под ногами. Копытин шел по узкой вытоптанной тропинке, помахивая щегольской тросточкой.
— Поручик Копытин?
Копытин повернулся.
Перед ним стоял человек в черном пальто с бархатным воротничком, серая барашковая шапка чуть сдвинута на бровь, усы закручены.
Все-таки как ни переодевайся, а офицера за версту видно.
— Поручик Копытин? — повторил неизвестный.
— С кем имею честь?
Незнакомец снял перчатку. На ладони лежала половина медали «В память войны 1812 года».
Копытин расстегнул шубу, из жилетного кармана вынул вторую половину, протянул связному.
Тот совместил половинки:
— Все точно. Господин поручик…
— С кем имею честь?
— Ротмистр Алмазов-Рюмин.
— Слушаю вас, господин ротмистр.
— Господин поручик, командование недовольно вашей работой.
— То есть? — Копытин усмехнулся, дернул щекой.
— Где активные действия, где организованное уголовное подполье? Кроме того, нам известно, что вы совершили несколько крупных экспроприаций, но где средства?
Копытин молчал.
— Помните, что у нас в организации состоят чины полиции. Люди, прекрасно знакомые с уголовным миром. Мы знаем все, что вы, ну… как бы сказать…
— Граблю? — зло выдавил Копытин.
— Изымаете, до последней копейки. Вы, поручик, просто недооцениваете нашу службу. Через неделю ждем денег. Адрес вам известен.
Алмазов-Рюмин резко повернулся и зашагал в сторону Петровки.
Манцев стоял, прислонясь к теплому кафелю голландки, и слушал Мартынова, меряющего шагами кабинет.
— Мы все обдумали. Пойдут они к Васильеву. Мы их возьмем. А дальше? Собан-то опять уйдет, и Копытин тоже.
— Ну и что ты предлагаешь, Федор?
Мартынов подошел к Манцеву, наклонился.
— Есть план, — азартно сказал он.
— Излагайте.
— Мы решили так…
Собан и Копытин играли в карты.
— Карта тебе прет, Витя, как из параши.
Копытин подтянул к себе выигрыш:
— Ничего, Коля, карта не лошадь, к утру повезет, — Копытин начал быстро сдавать карты.
Собан взял, поглядел, бросил:
— Я тебе что хочу сказать, Витя. Интересовались тобой.
— Кто? — дернул щекой Копытин.
— Солидный мужик. Раньше в сыскной служил.
