Профессор Чейз был самым молодым не только на своем математическом факультете, но и во всем университете. Иные звали его везунчиком, но крайне несправедливо. Происходя из семьи рядовых матов, не располагая ни знатными предками, ни связями, он пробился в люди благодаря своему упорству и фанатической преданности клану. Поговаривали, что ему уже уготовано кресло ректора, а сей престижный пост мог послужить трамплином для дальнейшего продвижения. Прекрасное доказательство того, что у гермеситов каждому дан шанс подняться наверх, были бы талант да желание работать.

— Сила нашей науки, — вразумлял он своих студентов, — то исключительное место, какое она занимает в пантеоне гермеситских знаний, предопределено ее универсальным характером. Например, задачи для простейшего уравнения гиперболического типа… — он быстро набросал на доске формулу:

— …полученного для описания свободных колебаний однородной среды, оказываются применимы для описания широкого круга волновых процессов акустики, гидродинамики, многих других областей физики. Забегая вперед, скажу, что математические модели пригодны для проникновения в природу всех других форм движения материи — химической, биологической и социальной, поскольку они позволяют учитывать и сопоставлять совокупность не только количественных, но и качественных признаков. Последние, с помощью установленных коэффициентов, переводятся на язык точных цифр и таким образом приобретают измеримость. Математика, друзья мои, это истинная королева наук, милостиво одаряющая своих подданных.

Сделав паузу, чтобы насладиться произведенным эффектом, Чейз продолжал:

— Вернемся, однако, к нашей сегодняшней теме. Речь идет об измерении отношения жизни заряженного Д-мезона к времени жизни нейтрального Д-мезона с целью определить силы, действующие на очарованность, и силы, действующие при изменении очарованности на странность…

Чейз заметил, что Ула не слушает его, устремив мечтательный взгляд в окно. Молодой профессор испытывал злорадное удовлетворение всякий раз, когда мог унизить этих счастливчиков, от рождения получающих все, чего простым смертным приходится добиваться каторжным трудом.

— А нашу королеву стадиона, — сказал он с издевкой, — видимо, не очень интересует ничтожный предмет, о коем я трактую. Уж не очарована ли она странным агром, который ее увенчал?

Ула вспыхнула.

Довольный своим каламбуром, Чейз не унимался.

— Вот, пожалуй, единственный случай, не поддающийся всесильной математической логике. Мата кидает мяч агру, сбившему с ног ее брата. Агр в ответ коронует ее. Задачка из сферы иррациональных уравнений…

Ула выбежала из аудитории.

— Профессор, — поднялся Пер, — извините, но вы ведете себя возмутительно. Никто не давал вам права оскорблять людей. — И вышел за Улой. Еще несколько человек молча последовали за ним.

Чейз растерялся, почувствовав, что на сей раз перегнул палку. Разумней было бы не связываться с этими Капулетти: знатные роды цепко держатся друг за друга, у него могут быть неприятности. А впрочем, его не так просто выбить теперь из седла. Плевать он хотел на эту публику, которая держится на плаву только за счет своих предков. Ведь они до того обнаглели, что посягают на устои гермеситского общества! «Это им даром не пройдет, я такую подниму бучу!» — взбадривал и взвинчивал себя Чейз.

— А вы хорошо ее отделали, профессор, — прервал его размышления один из студентов. И сразу посыпались реплики:

— Так ей и надо!

— Нечего продавать своих!

— Будьте покойны, мы за вас горой станем!..

— Спасибо, друзья, — сказал растроганный Чейз. — Я не сомневался, что вы истинные маты. — К нему полностью вернулась обычная самоуверенность. — Мы сумеем защитить свой клан. А сейчас давайте продолжим…

Пер догнал Улу уже за университетской оградой и схватил ее за руку.

— Подожди, успокойся.

— Оставь меня! — Она вырвала свою руку.

— Не обращай внимания на этого выскочку, он ведь не может простить нам происхождения.

— Чейз опозорил меня. При всех сказать такое — да как он смел!

— Хамство, конечно, но где ему взять хорошие манеры? А скажи мне, зачем ты это сделала?

— Что именно?

— Ну, кинула мяч агру.

— Мне так захотелось.

— Назло Тибору? Он тебе чем-нибудь досадил?

— Ничего подобного.

«Женское своенравие», — подумал многоопытный красавчик Пер.

— Ладно, ничего не бойся, — сказал он покровительственно, — скоро мы поженимся, и все забудется.

— Ты уверен? — спросила она с иронией, которой Пер не уловил.

— Еще бы! — воскликнул он с жаром. — Да кто посмеет подумать дурно о моей жене! Если такие найдутся, мы с Тибором живо приведем их в чувство.

— Я не о том. Ты уверен, что мы поженимся?

Он с удивлением взглянул на нее.

— То есть как?

— А так. Я ведь тебе не давала согласия.

— Опять капризы, — сказал он с раздражением. — Ладно, не ломайся. Ты еще в школе мне проходу не давала.

— Не скрою, ты мне нравился. Но теперь с этим кончено.

— Позволь, не далее как неделю назад в парке…

— Можешь не напоминать. Я говорю: кончено.

— Что ж, выходит, Чейз прав, и ты действительно очарована этим агром, как его звать, Ром, что ли?

— Это тебя не касается.

— Послушай, девочка, мне тебя жаль. Ты соображаешь, что делаешь? Агр и мата — хороша пара! — Он желчно рассмеялся.

Она повернулась и пошла.

— Опомнись, ты себя погубишь!

Ула не отозвалась. Тогда он забежал вперед и загородил ей дорогу.

— Извини за грубость. Ты знаешь, я избалован женским вниманием, от этого мое фанфаронство… Но я люблю тебя, никогда не сомневался, что мы с тобой рождены друг для друга. И тут вдруг — как обухом по голове.

— Переживешь, Пер, — сказала она мягко.

— Я убью себя!

— Переживешь. И утешишься. Останься моим другом, мне так нужна сейчас дружеская рука.

— Нет и нет. Мы обручены. Твои родители не позволят поломать уговор. И Тибор… Если ты не образумишься, я всех натравлю на тебя!

— Не грози, — сказала она устало. — Мне и так страшно.

Эти слова поразили Пера. Он стоял опустошенный, растерянный и, когда Ула тронулась с места, не пытался больше ее остановить.

Мать встретила Улу неласково.

— А, королева явилась!

— Как Тибор? — спросила Ула.

— Лежит. Пойди полюбуйся, как твой агр отделал брата. Может быть, совесть у тебя, наконец, заговорит.

Ула, едва сдерживая слезы, прошла к Тибору. Вопреки ожиданию он неплохо выглядел и был в обычном для себя веселом настроении.

— Сестренка пришла проведать умирающего? А я, как видишь, в полном здравии.

— Правда, Тибор?

— Так, ерунда, остались синяки.

— И ты на меня не сердишься?

— С чего ты взяла? Ну, порезвилась, подкинула мяч агру, за что и была коронована. Да я рад за тебя, и твой агр, видно, совсем неплохой парень.

— Тибор, — она прижалась щекой к его груди, — ты меня воскрешаешь!

— Честно говоря, я принял его за пентюха, а у него, оказывается, есть характер. Конечно, ты понимаешь, будь я настороже, ему никогда бы со мной не сладить.

— Конечно, братец, ты самый сильный и ловкий игрок в Университете.

— Смеешься?

— Нет, я совершенно серьезно.

— А почему у тебя глаза заплаканы? — Он взял ее за подбородок, пытливо всматриваясь.

— Так… — Она отвернула лицо.

— Ну, ну, мне ты можешь признаться.

Ула расплакалась, и Тибор принялся ладонью вытирать с ее щек слезы, поглаживая другой рукой по спине. — Успокойся, ничего ведь страшного не случилось.

— Ты не представляешь, как он меня при всех…

— Кто он? Объясни толком.

— Профессор Чейз.

— А, этот выскочка… Что же Пер, неужто он за тебя не заступился?

Она достала платок, начала приводить себя в порядок.