– Постой! – окликнул толстяк направившегося к дверям незнакомца. – Эй, парни, его надо выслушать. Он правильно говорит, вот.

– Чрезвычайно польщен.

– Выискался герой, а? – крикнул Алан, вылезая из-под стола. – Алана в Фолкстоне еще никто не свалил…

– Вот и замечательно, – ответил Робин. – Придется мне это сделать,

– Хватит, ребята, хватит! – шериф встал между ними.

– Точно, хватит, вот! – поддержал владелец салуна. – Парнишка ни к кому не пристает. Он мне нравится.

Фолкстонцы загомонили разом и оттащили Алана на место. К незнакомцу стали поприветливей. Шериф ушел по делам.

– Выкладывай план. Как покончить с проклятой плотиной?

Робин насмешливо посмотрел на заговорщиков.

– Вы дальше своего носа не видите… Всеми работами на стройке командует инженер. Надо выкрасть инженера, и стройка встанет.

– Планчик первый сорт! – грубо расхохотался Алан. – Кто ж из роверовского логова человека выкрадет?

– Я, конечно.

Наступила мертвая тишина.

– Выберете вожаком, – прибавил Робин, – тогда сегодня же привезу инженера.

– Э, нет! Давай по-другому, – недоверчиво произнес Хайрон. – Привезешь инженера – будешь вожаком.

– Можно и так, – пожал плечами незнакомец и, ни слова не говоря, вышел.

Баркер отлеживался прямо на земле, завернувшись в одеяло. Уже несколько дней они с Робином шла через горы. Поначалу старик крепился. Чего не сыграет старый артист, даже если отсидел в тюрьме за подделку документов?

– Сын мой, – наконец не выдержал он и вновь длинно заговорил с интонациями Карла Моора из шиллеровских «Разбойников», – сын мой, я долго сидел в тюрьме и отвык от кочевой жизни. Не мучай меня, сынок!

– Не время! – отрубил Робин, и они пошли дальше: Баркер верхом, Робин пешком сзади. Перевалили хребет. Робин шел скорым шагом, а Баркер был ни жив ни мертв от усталости: натирало седло, он к тому же умудрился отморозить нос и говорил стонущим, совершенно изменившимся голосом.

– Сынок, как же… в таких краях… без теплых-то вещей?

– Ты что, забыл, как в молодости неделями здесь жил?

– Ох, что было, то сплыло. Меняет человека тюрьма, ох, как меняет, будь она неладна. Прямо джентльменом делает… Видишь, я умудрился обморозиться.

– Пройдет. Нам надо мстить!

– Мстить! – испуганным эхом откликнулся Баркер.

– Я думал, что жажда мести помогла тебе выжить.

– Ну да… Помогла. Я занимался обивкой кушеточек. Был разбойник – стал обойщик, хе-хе. А матери все равно не воскресишь, царство ей небесное. Отпусти меня, сынок.

– Ты же Тигр!

– Тигр, сынок, Тигр… Но эта зверюга ну совсем не переносит холода.

Робин посматривал на отца и думал о том, что тюрьма вконец переменила его. Одна надежда на то, что постепенно, быть может, вернется прошлое… А Баркер думал о том, что если он убьет своего провожатого во сне, то никогда не выберется самостоятельно.

Когда спускались в долину, Баркер понял, как нелегко будет выполнить наказ губернатора. В книжках все просто: он выхватил револьвер, прицелился и – пиф! паф! готово. А в жизни приходит миг, когда надо разрядить револьвер в человека, и странное оцепенение сковывает по рукам и ногам, не дает выстрелить.

Правда, в начале пути Баркер почти совсем было собрался убить молодого Тигра. Рука нашарила револьвер: вот он, сейчас – или никогда… Баркер прижмурил глаза и нажал крючок… Застрявший в кобуре кольт так и не выстрелил, дал осечку. Робин помог старику вытащить оружие. Баркер до смерти перепугался: как же из него теперь стрелять-то?

– Почистить вот хотел, – промямлил он.

– Зачем? – оглядел кольт Робин. – Все в порядке.

И Баркер больше не дотронулся до револьвера.

Чувствовал он себя всю дорогу препаршиво. Все тело ныло. Он, наверное, разрыдался бы, если бы не проклятая роль. Вечером второго дня Робин ушел на охоту – добыть что-нибудь на ужин.

– Разведи огонь, отец.

Баркеру показалось, что он действовал очень осмотрительно, но почему-то случилось так, что он едва не устроил большой пожар. Чуть не обгорел и перепугался насмерть.

– П-п-понять не могу, – заикаясь, выдавил он, когда Робин прискакал на подмогу и вытащил из огня. – С-совсем м-маленький костерок разложил…

Робин не отвечал, и Баркер начал понимать, что его актерство не стоит и ломаного гроша. И уже ни за что не получится застрелить этого парня! Ведь он просто-напросто спас Баркеру жизнь.

«Нет, ни за что! Отплатить черной неблагодарностью? О нет, такое преступление хуже кинжального удара в спину!» – вспомнил Баркер слова из какого-то водевиля. Помнится, его почтарь из Гринхолда написал, там же его и ставили.

Ох, черт бы подрал этого конягу! Чуть тронешь шпорой, он сразу вскачь кидается. А как можно все время ноги в стороны топырить – ведь все коленки в кровь истер…

Вдали показался Фолкстон.

– За холмами стоит один заброшенный домишко, там и остановимся, – махнул рукой Робин, указывая направление.

– А кровати там есть? – забеспокоился Баркер.

– У нас же два одеяла. Постелим на полу.

Баркер затосковал: опять ровным счетом никаких удобств. Да и откуда они при такой жизни?

Он неловко кольнул шпорой Римбоу, конь вскинулся на дыбы и, поскользнувшись на плоском камне, съехал под откос. Но быстро вскочил на ноги, а вот сброшенный с седла Баркер остался без движения лежать на земле. Робин бросился на помощь.

– Отец, ты цел?

– Нет, помираю, – простонал Баркер, сильно преувеличивая беду: он всего-навсего вывихнул ногу и обзавелся парой основательных синяков. Робин промыл ссадины и стащил сапог с ноги старика.

– Стисни зубы.

– Ой, сын, сначала бы разобраться, что к чему…

– Сейчас быстро вправлю, ты вывихнул ногу.

– Не надо! Врача хочу-у-у!

Робин справился быстро. Нога распухла, и пришлось ему тащить незадачливого седока на руках. Они вошли в заброшенный дом, Робин опустил Баркера на пол.

– Хочешь чего-нибудь?

– Укол против столбняка! Столько ссадин, боюсь, как бы заражения не было!

– Не понимаю. Какой ты хочешь укол?

– Уф, мне главный обойный мастер в тюрьме рассказал, – изворачивался Баркер. – Говорил, мол, на песчаных почвах загрязнение ссадин может вызвать столбняк. Поэтому надо делать защитные прививки.

– Таких у меня нету. Лежи спокойно, все будет нормально. Я ухожу. Вернусь к вечеру, поесть принесу, – пообещал Робин и свистнул Римбоу.

Баркеру показалось, что настал решающий момент. Он вытащил револьвер и… сил не было поднять оружие. Через окно он видел, как удалялся всадник. Баркер в отчаянье поглядел на злосчастный револьвер.

В барабане ни одного патрона!

Но он отлично помнил, как сам его заряжал. Кто же мог разрядить? Только молодой Тигр, больше некому. Стало быть, он уже раскусил, что за птица Баркер.

Застонав от страха, неудачливый артист повалился на спину, проклиная в душе тот день и час, когда согласился «сделать небольшое одолжение».

Молодой Тигр вернулся к вечеру, как обещал, в сильном возбуждении.

– Ну, как жизнь?

«Убьет, как пить дать убьет», – подумал Баркер и еле слышно произнес:

– Дышать тяжко… Столбняк, наверное… Ох, помру скоро…

– Очень жаль, старик. Но если выживешь, тут мясо и хлеб, подкрепись немного. И возьми себя в руки. Нам еще, может, удирать придется, а с тобой далеко не уйдешь.

– Я и в седле-то не удержусь…

– Не бойся, привяжу.

– Привяжешь? А как я…

Робин, не дожидаясь ответа, снова исчез. Баркер едва не зарыдал. Да самая захудалая тюряга по сравнению с этой хибарой просто гранд-отель! И муравьи кусаются, и на сырой земле лежать приходится…

Все-таки он подполз к тому месту, где парень оставил еду, и немного поел. Руки и ноги совсем не слушались. Похоже, Тигр окончательно удостоверился в обмане. Немножко помучает, а после пристрелит. На этой трагической мысли Баркер уснул.

Робин между тем скакал по обреченным лугам, далеко огибая ферму Ровера. В дороге ему стало понятно, из-за чего восстают местные скотоводы. Что толку твердить им об электричестве, о железной дороге, о промышленности? Такие штуки их не интересуют. А вот трава!