Уайатт широко улыбнулся.

– Никаких писем здесь нет, – успокоил он меня, садясь в машину.

Я, разумеется, наблюдала. Впереди простирался целый долгий день – без спешки, без забот, без разговоров. При таком огромном количестве свободного времени я просто не могла не посмотреть, как лейтенант Бладсуорт отправляется на работу. Наводить порядок в кладовке и устраивать ревизию припасов я не стала, так как эти занятия предполагали движение и поднятие тяжестей.

В результате весь день я провела в приятной праздности и неге. Посмотрела телевизор. Поспала. Загрузила в стиральную машину целый ворох грязного белья и придвинула к окну немного пришедший в себя куст, чтобы он мог увидеть солнышко. Это занятие тоже требовало движения и поднятия тяжестей, а значит, вызывало боль, но помощь растению того стоила. Потом я позвонила Уайатту на сотовый и наткнулась на автоответчик. Оставила сообщение с просьбой купить кустику еды.

Уайатт перезвонил во время ленча.

– Как ты себя чувствуешь?

– Все болит, но в целом неплохо.

– Насчет Джейсона ты оказалась права.

– Видишь, я же говорила.

– У него такое алиби, что круче не бывает: сам шеф Грей. Твой бывший муж и мой шеф в воскресенье днем играли в гольф в парном турнире в клубе «Литл крик», так что стрелять он никак не мог. Не вспомнила, кто еще мог бы попытаться расправиться с тобой?

– Понятия не имею. – Я и сама постоянно искала ответ на этот вопрос, но пока не могла придумать ничего стоящего. В итоге пришла к выводу, что кто-то пытался убрать меня по причине, неведомой мне самой. Радости эта мысль не доставила.

Когда вечером Уайатт приехал домой, за его машиной следовала еще одна – «таурус» зеленого цвета. Я вышла к гаражу, ожидая, что из прокатного средства передвижения появится отец, но вместо него неожиданно возникла Дженни.

– Привет. – Скрыть удивление мне не удалось. – А я думала, что машину пригонит папа.

– Он и собирался, да я напросилась тебя навестить, – объяснила Дженни, привычным жестом заправляя за уши длинные волосы. Потом отступила на шаг, чтобы Уайатт смог меня поцеловать. Губы его оказались теплыми и мягкими, а объятие бережным.

– Как прошел день? – поинтересовался он, нежно проведя пальцем по моей шеке.

– Абсолютно без происшествий, что и требовалось.

Действительно, спокойная безмятежность дня даже удивляла. Не произошло ровным счетом ничего, что могло бы хоть сколько-нибудь угрожать здоровью и жизни. Отрадная перемена. Я улыбнулась Дженни:

– Зайди, выпей чего-нибудь холодного. Я весь день сидела в доме и даже не знала, как сегодня жарко.

Уайатт пропустил гостью вперед. Сестра оглядывалась по сторонам, даже не пытаясь скрыть любопытства.

– Какой замечательный дом! – осмотревшись, восхитилась она. – Сколько здесь спален?

– Четыре, – ответил Уайатт, снимая пиджак и вешая его на спинку стула. Потом расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на воротничке. – Девять комнат и три с половиной ванных. Хочешь, проведу экскурсию?

– Только по первому этажу, – улыбнулась Дженни. – Чтобы в том случае, если мама спросит, где и как вы спите, я могла честно ответить, что не знаю.

Мама наша вовсе не ханжа, а вполне современная и продвинутая дама, но она внушила дочерям, что уважающая себя женщина не должна спать с мужчиной, пока между ними не сложились устойчивые отношения. Под устойчивыми отношениями она понимала по меньшей мере обручальное кольцо на пальце. Мужчин же мама считала совсем простыми, почти примитивными созданиями, способными оценить только то, что досталось с большим трудом. В принципе подобная теория мне близка, хотя при применении ее на практике я считаю возможным некоторые отклонения. Я имею в виду собственную ситуацию. Уайатту вовсе не пришлось меня завоевывать, оказалось вполне достаточно нескольких поцелуев в шею. Мне оставалось лишь оплакивать тот день, когда он обнаружил эту мою вопиющую слабость. Впрочем, если говорить честно, то лейтенант Бладсуорт – первый и единственный мужчина, которому удалось так быстро подорвать мое самообладание.

Дженни небрежно бросила ключи от арендованной машины на кухонный стол и отправилась вслед за Уайаттом на короткую экскурсию по первому этажу. Здесь располагались кухня, утренняя гостиная, парадная столовая (пустая), большая гостиная (аналогично) и общая комната. Еще я обнаружила возле кухни небольшой кабинет, но сейчас Уайатт его пропустил. Помещение это было совсем маленьким, наверное, шесть на шесть футов, и больше подходило для кладовки или буфетной, а не для рабочего кабинета, однако хозяин обставил его по всем правилам: рабочий стол, секретер, компьютер, принтер, телефон. В секретере ничего интересного не оказалось. Компьютер я включила, немного поиграла в игры, которые нашла, но ни один из документов открывать не стала. Чувство меры и воспитание все-таки берут свое.

Когда Уайатт и Дженни вернулись в утреннюю гостиную, их уже ждали стаканы с охлажденным чаем. Уайатт взял один и залпом проглотил половину содержимого – только загорелый кадык энергично ходил вверх-вниз. Хозяин пытался принять гостью как можно любезнее, однако ему не удалось скрыть от меня своего настроения. Было понятно, что полиции так и не удалось продвинуться в выяснении вопроса, кто и почему упорно пытался убить Блэр Мэллори.

Когда стакан опустел, Уайатт посмотрел на меня и улыбнулся:

– Твой пудинг имел шумный успех. Прикончили его за несколько минут, и все были на седьмом небе от счастья.

– Ты приготовила пудинг из пончиков? – встрепенулась Дженни, а потом закатила глаза и простонала: – Неужели ни кусочка не осталось?

Уайатт самодовольно ухмыльнулся:

– Дело в том, что предусмотрительно было приготовлено два пудинга и один из них все еще в холодильнике. Хочешь?

Дженни приняла предложение с энтузиазмом голодного волка, и Уайатт вытащил пудинг из холодильника. Я повернулась к буфету и достала два блюдца и две ложки.

– А ты сама? – слегка нахмурилась Дженни.

– Не могу. Я же сейчас не тренируюсь, а потому должна соблюдать диету.

Такое положение меня вовсе не радовало; чем сидеть и считать калории, куда приятнее час-другой попотеть. К тому же очень хотелось съесть хотя бы кусочек пудинга, но – увы – приходилось отложить удовольствие на будущее.

Мы уселись за стол, и Уайатт с Дженни вдохновенно принялись за дело. Я поинтересовалась, есть ли вообще какие-нибудь версии, и Уайатт тяжело вздохнул:

– Команда судебной экспертизы обнаружила за твоим домом, в грязи, след, и мы его проверили. Оказалось, это женские кроссовки.

– Наверное, мои, – предположила я, но Уайатт покачал головой:

– Только в том случае, если ты носишь размер восемь с половиной, а я точно знаю, что это не так.

Он был прав. Я ношу шесть с половиной. В нашей семье ни у кого из женщин нет такого большого размера. У мамы – шестой, а у Шоны и Дженни – седьмой. Я постаралась вспомнить какую-нибудь подругу, которая носит обувь размером восемь с половиной и которая могла бы оказаться за моим домом, но в голову мне так ничего и не пришло.

– Ты, кажется, говорил, что скорее всего убить меня пытается вовсе не женщина, – тоном обвинителя напомнила я.

– Я и сейчас так думаю. Снайперские выстрелы и игры с тормозами, как правило, вовсе не женские развлечения.

– Получается, что след ничего не значит?

– Скорее всего. Но хотелось бы, чтобы значил. – Уайатт устало потер глаза.

– Прятаться вечно невозможно. – Я сказала это не жалуясь, а просто констатируя очевидный факт. Ведь у меня была собственная жизнь, и если мне не давали ее прожить, это означало, что в определенном смысле преступник меня убил, хотя и не смог уничтожить физически.

– Может быть, этого делать и не придется, – нерешительно произнесла Дженни, пристально глядя в ложку, словно в ней уместился весь смысл жизни. – То есть я хочу сказать... я вызвалась пригнать машину потому, что много думала и сочинила план. Я могла бы надеть светлый парик и притвориться тобой, чтобы послужить приманкой в ловушке. Тогда Уайатт сможет поймать преступника и ситуация войдет в норму. – Последние слова сестренка выпалила с такой скоростью, что их едва можно было понять.