– Со мной все в порядке, – успокоила я. – Это швы от небольшой операции.
– А откуда столько крови? – Медик измерил пульс, затем посветил в глаза крошечным фонариком.
– Из носа. Меня стукнула по носу подушка безопасности.
– Если представить, что могло бы произойти, то благослови Господь подушки безопасности. А ремень был пристегнут?
Я кивнула, и медик проверил, не осталось ли ран от натянутого ремня. Потом смерил давление, закрепив манжету на правом предплечье. Как ни странно, давление оказалось в норме. Убедившись, что серьезных повреждений я не получила, он перешел к следующему пострадавшему.
Над тяжело раненной женщиной колдовала целая группа доброжелателей, пытаясь привести ее в чувство, а ко мне подошел Уайатт.
– Что случилось? – тихо спросил он. – Я ехал следом за тобой, и все было нормально. И вдруг твоя машина начала крутиться.
Мне показалось, что он до сих пор бледен и мрачен, но в глаза светило солнце, а потому нетрудно было и ошибиться.
– Сама не пойму. Перед знаком «Стоп» нажала на тормоза, но педаль провалилась до самого пола и я ничего не могла сделать. Поэтому пришлось со всей силы выжать аварийный тормоз, и после этого машина вошла в штопор.
Уайатт посмотрел на дальнюю полосу, где, задрав передние колеса на разделительный бортик, жутковато перекосилось то, что еще совсем недавно было белым «мерседесом» с откидным верхом. Я проследила за его взглядом и с минуту тоже с ужасом взирала на останки. Удар оказался настолько силен, что рама изогнулась в форме буквы U, а пассажирского сиденья больше вообще не существовало. Ничего удивительного, что ветровое стекло вылетело. Если бы не ремень безопасности, то я скорее всего вылетела бы вслед за ним. Я вздрогнула.
– А раньше тормоза барахлили? – поинтересовался Уайатт.
Я покачала головой:
– Никогда. К тому же я регулярно ездила на профилактику.
– Офицер, отгонявший машину домой, не сообщал ни о каких неполадках. – Уайатт помолчал. – Тебе надо срочно провериться в госпитале.
– Со мной все в порядке. Честно. Все жизненные показатели в норме. Так что, кроме разбитого носа, никаких нарушений.
Уайатт легонько провел пальцем по моей щеке.
– Ну и славно. Может быть, позвонить твоей маме, чтобы она сюда приехала? Думаю, тебе лучше не оставаться одной, хотя бы первые часы.
– Попозже, когда уберут машины. Не хочу, чтобы она видела, что стало с «мерседесом». Кошмарное зрелище. Наверное, понадобится моя страховая карточка и регистрационный талон, – добавила я обреченно, не в силах отвести взгляд от горы искореженного металла. – Они в бардачке, если тебе удастся его найти. И сумка тоже осталась в машине.
Бладсуорт слегка дотронулся до моего плеча, а потом встал и решительно направился к «мерседесу». Я видела, как он заглянул в окно, обошел вокруг машины, тщательно осмотрев ее снизу доверху, а потом сделал нечто очень странное: лег спиной на асфальт и засунул голову и плечи под машину, непосредственно за передними колесами. Я невольно поморщилась: дорога наверняка была усыпана битым стеклом, так что оставалось лишь надеяться, что Уайатт не поранится. Интересно, что он искал?
Наконец Бладсуорт вылез из-под машины, но ко мне возвращаться не спешил. Вместо этого он подошел к одному из офицеров в форме и что-то негромко сказал ему. Тот тоже подошел к моей машине и точно так же, как только что Уайатт, заполз под нее на собственной спине. А лейтенант уже снова разговаривал по телефону.
Появился отряд эвакуаторов, которому предстояло убрать с места происшествия искореженные машины. Приехала «скорая помощь», и медики принялись осторожно вынимать из железного плена серьезно пострадавшую женщину. Лицо ее было залито кровью, один из санитаров держал капельницу, а медбрат пристраивал корсет для фиксации шейных позвонков. Я же могла только молиться.
Улицу оцепили, и с обеих сторон полицейские направляли машины в объезд. Эвакуаторы стояли без дела, почему-то не приступая к работе. Появилось еще несколько полицейских нарядов. Чтобы приблизиться к месту происшествия, им пришлось ехать прямо по разделительной полосе. К своему удивлению, я увидела, как вместе с полицейскими из машины выходят мои добрые знакомые Макиннис и Форестер. Что привело детективов на место аварии?
Первым делом они поговорили с Уайаттом и тем офицером, который тоже лазил под машину. Потом пришла очередь Макинниса лечь на спину и засунуть голову за передние колеса. Что же так их всех привлекало? Что они там обнаружили? Макиннис наконец появился из-под машины и что-то сказал Уайатту. Уайатт, в свою очередь, что-то сказал офицеру. Но я так и не успела узнать, в чем дело, потому что офицер подошел ко мне, помог встать на ноги и повел к патрульной машине.
Боже милостивый, кажется, в итоге меня еще и арестовали. А может быть, и нет – ведь все-таки посадили на переднее сиденье. Мотор работал, кондиционер мирно жужжал. Я направила струю воздуха себе в лицо. В зеркало заднего вида посмотреть не отважилась: скорее всего там отразился бы лишь огромный синяк, а видеть его не очень-то хотелось.
Поначалу прохладный воздух казался приятным, но очень скоро моя кожа покрылась мурашками. Я отвернула струю, но это мало помогло. Пришлось поплотнее обхватить себя руками за плечи.
Не знаю, сколько времени я так просидела, но замерзла уже окончательно. В обычном состоянии давно переключила бы режим кондиционера, но сейчас как-то не хотелось возиться с оборудованием полицейской машины. Если бы речь шла о машине Уайатта, тогда другое дело, а патрульная – нет уж, спасибо. А может, мне было просто слишком не по себе, чтобы предпринимать активные действия.
Через некоторое время подошел Уайатт и открыл дверцу.
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно. – Конечно, если не считать дикого холода, онемения и такого ощущения, будто все тело долго и упорно избивали дубиной. – Только холодно.
Бладсуорт снял пиджак и, согнувшись в три погибели, старательно меня закутал. Тепло его тела подействовало на меня благотворно. Я как можно плотнее прижала пиджак к себе и взглянула на Уайатта:
– Меня арестовали?
– Ну что ты. – Уайатт ласково провел пальцем сначала по щеке, а потом по губам. Он постоянно прикасался ко мне, словно стремясь удостовериться, что я все еще жива и даже почти невредима. Потом он присел на корточки рядом с открытой дверцей и заглянул мне в глаза. – Ты не против прокатиться до департамента полиции и сделать заявление?
– А ты уверен, что меня не арестовали? – Меня не покидала тревога.
– Совершенно уверен.
– Тогда зачем же ехать в участок? Эта женщина погибла? Меня обвинят в ее убийстве? – Тревога перешла в ужас, губы начали дрожать.
– Нет-нет, не волнуйся. С ней все будет в порядке. Она в сознании и вполне внятно разговаривала с медиками. Просто существует вероятность повреждения шеи, поэтому с ней обращаются так осторожно.
– Я одна во всем виновата. – На глаза навернулись слезы. Уайатт решительно покачал головой.
– Только в том случае, если это ты перерезала тормозной шланг, – хмуро заключил он.
Дуэйна Бейли выпустили под залог, но снова вызвали в полицию и допросили. Меня на допрос не пустили, да это, возможно, и к лучшему, потому что к этому времени я уже успела впасть в полное отчаяние и глубочайшую депрессию. Тормозной шланг перерезан. Значит, машина испорчена намеренно. Я вполне могла погибнуть. Могли погибнуть и другие – те, кто даже не был свидетелем убийства Николь. В итоге я пришла в такую ярость, что трудно представить, что бы произошло, окажись я рядом с Дуэйном Бейли.
Теперь мне стало понятно, зачем Уайатт посадил меня в патрульную машину: просто для того, чтобы защитить. Сидя на газоне разделительной полосы, я представляла собой прекрасную мишень, если бы вдруг кому-то, а именно Дуэйну Бейли, захотелось еще раз попытаться свести со мной счеты. Трудно было понять, зачем ему это делать и зачем портить тормоза, раз он все равно признался в убийстве Николь. Моя смерть ничего не решала. Да она и с самого начала ничего не решала, но тогда он этого не знал. Правда, теперь, возможно, и знал, хотя вряд ли полицейские сочли нужным сообщить ему, что я не имела возможности опознать стрелявшего.