— Боже мой! — «изумилась» Мэгги.

Мэгги решила, что Золтан с Симоной перегонят в Англию автомобиль со всеми ее вещами, пожитками Эсмеральды и «Бумагами Джереми». Она же полетит с Эсмеральдой на самолете, а потом все встретятся в холостяцкой квартире Джереми на Эбери-стрит. Подарить небольшое путешествие в Лондон — самое меньшее, чем она могла отплатить друзьям за их неоценимую помощь.

По правде говоря, после стольких лет за границей Мэгги боялась возвращаться в Англию в одиночку. Душа ее нисколько не смягчилась, но все же ей, хотя и с неохотой, пришлось отложить на неопределенный срок месть венгерской возлюбленной Джереми — просто потому, что скрупулезное изучение дневников не дало ей ни малейшего представления о том, где ее искать. Пришло время признать очевидный факт — теперь она стала самостоятельной женщиной, будущее которой зависит исключительно от нее самой. Передышка, период неопределенности между тем, что было, и тем, что будет, окончена.

Перед отъездом из Рима они с Эсмеральдой последний раз зашли в маленькую забегаловку в районе Трастевере. В конце трапезы Мэгги стала тихонько напевать stornelli, подхватывая припев, и даже перевела один куплет для Эсмеральды, которая покатилась со смеху.

— Ой, донна Маргарида, — сказала она. — Вас ждет блестящее будущее, сами увидите. Если снова не выскочите за скучного англичанина, мы подыщем вам португальца! — И вновь расхохоталась, не сознавая чудовищности своих слов.

Проходя по улице Лунгара мимо римской тюрьмы Реджина-Коэли, Мэгги вспомнила, как однажды вечером они с матерью шли по холму Джаниколо и слышали голоса родственников заключенных, кричавших с холма обитателям камер: «О, Марио, semmo qua! Мы здесь, зажги спичку, если видишь нас!»

— Мне здесь не нравится, — сказала мама, ускоряя шаг. — Мэгги, мне здесь совсем не нравится.

«А уж как бы ей не понравились мои выходки на протяжении последних месяцев», — печально подумала Мэгги. Ожидая такси в янтарном свете старинных уличных фонарей, она осознала, что попрощаться с Римом будет гораздо труднее, чем ей казалось.

Той ночью ее мучили кошмары. В школе для девочек был день выдачи наград. Арабелла Стюарт-Уотсон была в странном одеянии священника, с белым стоячим воротничком и в совершенно не подходящей к такому наряду треуголке. Еще она прихватила с собой на кафедру клюшки для гольфа. В первом ряду сидел шейх из Дубая со свитой, удивительно похожий на Джереми, только с усами и бородкой клинышком. Даже манера держать руки, сомкнув кончики длинных пальцев, у него была такая же, как у Джереми, и на мизинце виднелось кольцо-печатка. Всех присутствующих по очереди вызывали получать подарок.

— Каждый ученик должен быть вознагражден за успехи на каком-нибудь поприще, — сказала ей Арабелла, и Мэгги вместе со всеми ожидала своего приза. Все ее знакомые получали награды за различные достижения. На кафедру вышла Хилари Макинтош, за ней — Ширли, даже парикмахер с площади Согласия, к удивлению Мэгги, удостоился книги в сафьяновом переплете. Церемония подошла к концу, и подарки были вручены всем, кроме Мэгги. Унылая и подавленная, она поплелась за остальными в атриум. Арабелла размахивала клюшкой номер семнадцать.

— А почему мне ничего не дали? — тихо спросила Мэгги.

Арабелла с презрительным видом оглянулась на присутствующих. Шейх из Дубая, уже собиравшийся уходить вместе с семьей, улыбнулся уголком рта и издал короткий смешок. Ширли фыркнула и покинула помещение. Хилари Макинтош отвела взгляд.

— Тебе следовало больше любить мужа, — сурово произнесла Арабелла, замахиваясь на мяч, установленный на метке в центре комнаты. Мяч с жалобным звуком лопнул от удара, как воздушный шар. — Чего же ты хотела?

Мэгги проснулась, сердце бешено колотилось. Эсмеральда лежала на соседней кровати и негромко похрапывала. Собранные чемоданы стояли наготове у дверей. На улице трогались с места первые автомобили, шурша шинами по мокрому дорожному покрытию. То и дело слышались шаги людей, спешивших на работу мимо отеля. Мэгги молча наблюдала за отсветами фар, проплывавшими по потолку.

«Конечно же, я любила Джереми!» — думала она с негодованием. Впрочем, непонятно, как можно любить больше или меньше. Можно быть безумно влюбленным, просто влюбленным, можно просто любить: иногда это одно и то же, иногда — нет. Следующая стадия — любить всем сердцем. Изучая в школе ирландскую поэзию, Мэгги узнала, что Уильям Батлер Иейтс в высшей степени не одобрял такую разновидность любви. Еще существует нежность, привязанность, сильная привязанность. Естественно, со временем любовь видоизменяется, превращаясь из безумной страсти в более спокойное и стабильное чувство. Надо обсудить это с Эсмеральдой. Однако Мэгги мучили подозрения, что в португальском языке вряд ли есть слова, обозначающие понятие «спокойное и стабильное чувство».

Лондон

Мэгги с упавшим сердцем повернула в замке ключ. Квартира Джереми была абсолютно такой же, какой она ее помнила — впрочем, глупо было бы ожидать перемен. Та же гостиная, где на стене — слишком высоко, на взгляд Мэгги, — висели принадлежавшие Джереми гравюры на охотничью тему. Та же столовая со стульями в стиле чиппендейл и зловещего вида буфетом. Время от времени Джереми сдавал квартиру коллегам из министерства иностранных дел, но они практически не оставляли следов своего присутствия. Сами супруги жили тут только после свадьбы, а потом — лишь короткими наездами между загранкомандировками. Больше всего Мэгги боялась спальни, где стояла кровать, покрытая стеганым ситцевым покрывалом, и гардеробной, где было полно вещей Джереми и ностальгически пахло мылом «Флорис».

Эсмеральда же была как рыба в воде.

— Мы здесь мигом все вычистим и наведем порядок, — заявила она, сжав в объятиях расстроенную Мэгги. И захлопотала вокруг чемоданов, стянула с кресел покрывала, включила повсюду свет и провела пальцем по пыльным поверхностям мебели из красного дерева. Ей была выделена маленькая комнатка за кухней, где она сразу почувствовала себя как дома. Она достала постельное белье, уложила Мэгги в постель с грелкой и принесла на подносе ужин.

Проснувшись от шума пылесоса, Мэгги не сразу поняла, почему окно в комнате расположено не в том месте.

— Где будет спать Золтан? — громко сопя, осведомилась Эсмеральда.

Единственным рациональным решением, которое пришло в голову Мэгги, было переоборудовать столовую.

— Так или иначе, — сказала Эсмеральда, — мы все равно какое-то время не собираемся устраивать званых обедов.

Мэгги подумала — интересно, будет ли она вообще когда-нибудь их устраивать? Она наблюдала, как Эсмеральда ловко разобрала обеденный стол, который так нравился Джереми, а потом помогла отнести его по частям в подвал. В квартиру вернулась жизнь — тарахтела стиральная машина, гудел пылесос, периодически замолкая; запах воска соперничал с запахом любимого отбеливателя Эсмеральды. Мэгги сидела в халате, подобрав под себя ноги, пила чай и мысленно благодарила судьбу за то, что она сейчас не одна.

Вскоре маленькая группка заговорщиков вновь воссоединилась под крышей дома Мэгги. Золтан с Симоной целыми днями осматривали достопримечательности Лондона и возвращались домой по вечерам, накупив сомнительных сувениров. Эсмеральда готовила ужин, и все ели в гостиной, держа тарелки на коленях. Симона смеялась, Золтан поглаживал усы длинным ногтем и вновь оживлял в памяти собравшихся самые волнующие моменты их совместных приключений. Мэгги пристрастилась смотреть по маленькому телевизору футбольные матчи и пить пиво прямо из банки. При этом она вновь и вновь задавалась вопросом: как бы на это среагировал муж?

Примерно через неделю она ощутила смутное беспокойство.

— Знаешь, — предложила она однажды за завтраком Золтану, — неплохо было бы на следующий год отправиться в Будапешт и поквитаться с Илонкой. Иначе наша миссия будет незавершенной.