— Кого-то ждете? — прозвучал совсем рядом незнакомый мужской голос.

Мэгги едва не вскрикнула. Всего в паре футов от нее стоял маленький щуплый человечек и беззастенчиво осматривал ее с головы до ног.

— Э-э… да, я жду мужа.

— Ему не следовало бы оставлять вас одну на улице в такой поздний час, — похотливо усмехнулся незнакомец. — Вы ведь не итальянка?

— Нет, — ответила испуганная Мэгги, судорожно пытаясь придумать какой-нибудь способ избавиться от него. — Он пошел за машиной, чтобы отвезти меня в больницу. У меня температура.

Худощавый человечек стал терять интерес.

— Возможно, у меня… — она не знала, как по-итальянски будет «свинка», и показала руками, для пущей убедительности надув щеки. — Я могла подцепить ее от сына. — Мужчины панически боятся свинки — это она знала наверняка.

— Orecchioni, mamma mia. Buonanotte.[115] — Незнакомец мгновенно исчез.

Снова раздался стук.

— Мадам! — Из-за забора послышался громкий страдальческий шепот Золтана. — Скорее сюда, помогите! — Золтан протянул ей туго набитый мешок и побежал за другим.

Схватив мешок, она увидела, как брат Симоны высунулся из окна кабинета Арабеллы, расположенного на первом этаже.

— Скорее, — прошипел Золтан, — охранники частного агентства появятся через семь минут!

Сзади послышался шум заводимого двигателя. Взяв следующий мешок, Мэгги услышала скрежет, потом грохот, и автомобиль вновь затих.

Она встретилась глазами с Золтаном, стоявшим с другой стороны забора.

— Это все Симона, — сказал он. — Она никогда толком не умела водить машину.

Маленький «фиат» чихал и пыхтел у тротуара. Мэгги подбежала к нему:

— Дай я попробую! — Вытолкав Симону, она нырнула на переднее сиденье и схватилась за рычаг сцепления, расположенный непривычно для нее — справа. Автомобиль три раза подпрыгнул и, недовольно шумя, сдвинулся с места.

Золтан мигом открыл багажник и стал закидывать туда мешки.

— Они вот-вот будут здесь, — хрипло пробормотал он. Последний мешок разорвался, и книги полетели в водосточную канаву. Симона с братом судорожно бросились их собирать. В конце улицы показались огни.

— Охранники! — взвизгнул Золтан, запрыгивая в машину.

Мэгги медленно отъехала, оставив Симону с братом на тротуаре. Несмотря на испуг, она все же сообразила — не стоит уезжать слишком быстро, иначе можно вызвать подозрение. Она повернула за угол как раз тогда, когда к школе медленно подъезжал другой автомобиль, в салоне сидели два человека в форме. Через заднее стекло ей было видно, как они остановились поговорить с Симоной и ее братом. Те пытались прикинуться невинными прохожими, гуляющими по тихим ночным улочкам Рима. Тут из освещенных окон послышался рев, и на улице стало шумно.

— Итальянская команда забила гол, — пояснил Золтан. — Теперь всем будет наплевать на Симону. Поехали! — сказал он, хлопнув ладонью по приборной панели. Мэгги ничего больше не оставалось, кроме как удирать с грузом похищенных книг, оставив Симону и Терминатора на волю судьбы.

Симона, конечно же, оказалась на высоте и при встрече в баре во всех подробностях, сопровождая рассказ звонким смехом, поведала, как притворилась проституткой, подцепившей клиента. В итоге ей удалось отвертеться, так убедительно сыграв свою роль, что охранники спокойно уехали.

Мэгги не могла оправиться от шока. Первый раз за всю жизнь она совершила нечто столь вопиюще противозаконное — она, Мэгги, которая никогда не списывала на экзаменах и ни разу не пыталась проехать на автобусе без билета. Ей с трудом в это верилось. К тому же их едва не поймали! Какие лица были бы у всех, кого она знала — у Хилари Макинтош, у Ширли, у Камиллы с Джеффри, у Элизабет Фэрчайлд, — узнай они, что вдову Джереми арестовали за проникновение со взломом в престижную школу для девочек!

— Вам нужно что-нибудь выпить, — сказал Золтан и принес бокал с неизвестным напитком, темным и подозрительно крепким. — Гусарский коктейль! — гордо произнес он. — От него вам сразу станет лучше.

Мэгги ощутила, как тепло медленно разливается по окоченевшему телу. Она достала свисток и свистнула. Конечно же, никто не явился на ее зов, но посетители бара оглядывались, некоторые улыбались. Никто не увидел в ее поступке ничего странного — ведь Италия выиграла футбольный матч.

Золтан, Симона и ее брат получили подробные инструкции по осуществлению следующего этапа операции. На заре они должны были отправиться к переплетчику и вернуться в школу в пять тридцать после последнего заезда охранников, но уже без Мэгги.

Еще раз обговорив последовательность действий, друзья отвезли ее в отель. Спала она беспокойно — ей снились гусары на лошадях, которые снимали высокие головные уборы, зажимали их под мышкой и говорили: «Доброе утро, крестьяне». Утром Мэгги, так и не выспавшись, пробудилась, испуганно вскрикнув, — гусары превратились в карабинеров со свистками.

— Донна Маргарида, — пробормотала Эсмеральда на соседней кровати, разбуженная ее криком, — все будет хорошо.

Мэгги невольно представила открытое подъемное окно, мешки, передаваемые через забор в кабинет Арабеллы. А вдруг у Симоны опять не получится завести машину?

Волнения привели к тому, что Мэгги проспала, и ей пришлось поторопиться, чтобы не опоздать. Ей хотелось во что бы то ни стало одеться получше, с парижским шиком. Некоторые из родителей учениц школы, принадлежавшие к британской диаспоре, были ей знакомы. Изящно кивая в ответ на высказываемые соболезнования, Мэгги получила несколько комплиментов относительно своего внешнего вида. Многие искренне радовались встрече с ней, но она никак не могла сосредоточиться на общении — мысли путались, волнение не утихало. Золтан отключил мобильный телефон — наверняка хотел обеспечить себе и Симоне возможность спокойно выспаться, — и теперь Мэгги не могла связаться с ним и узнать, как все прошло.

Продолжая нервничать, она нашла место в заднем ряду и устроилась там. По обе стороны от нее усаживались нарядные ученицы и их родители, многие в сопровождении бабушек с дедушками и младших братишек с сестренками.

Соседка Мэгги вынула из сумки веер и улыбнулась ей:

— Ваша дочь учится здесь?

Мэгги ощутила знакомый спазм в животе, рассказывая женщине про племянниц, которые хотят поступить в эту школу на следующий год.

— О, им здесь понравится, вот увидите, — сказала женщина, энергично обмахиваясь веером. — Наша Матильда всегда ждет не дождется конца каникул.

«А вдруг, — в страхе думала Мэгги, — не получилось? Вдруг кто-то узнал?»

Поначалу все шло гладко. Какая-то важная дама-итальянка произнесла воодушевляющую вступительную речь. Мол, в наши дни перед женщинами открывается столько возможностей, миру нужны женщины в правительстве, в бизнесе и — тут она льстиво посмотрела на Арабеллу — в сфере образования.

Музыканты школьного оркестра взобрались на сцену и стали усаживаться полукругом, сопровождая сей процесс скрипом стульев, перешептыванием и сиплыми звуками настраиваемых инструментов. Учитель музыки, бледнолицый молодой человек, явно подражал Дэниелу Хардингу[116] на выступлении в театре «Ла Скала»: фалды его сюртука развевались, волосы спадали на лоб. Оркестр исполнил отрывок из Монтеверди в довольно несуразной интерпретации, а затем, в ответ на бурные аплодисменты, с деланной неохотой сыграл увертюру Шуберта. Дочери ибн Дауда исполнили па-де-де и были вознаграждены восторженными аплодисментами группы людей в переднем ряду — видимо, делегации из Дубая.

И вот наконец Арабелла Стюарт-Уотсон поднялась, чтобы произнести традиционное обращение, большая часть которого неизменно сводилась к пропаганде семейных ценностей и девичьей скромности. В темно-синем костюме и белой блузке, с волосами, собранными в пучок, она была воплощением образцовой директрисы. Этот год, по ее словам, был необычайно успешным: двенадцать выпускниц поступили в университет, хоккейная команда школы одержала множество побед. В составе учащихся были представители тринадцати национальностей — это сообщение сопровождалось ослепительной улыбкой в адрес первого ряда, — Арабелла выразила надежду, что ее школа может считаться миниатюрной моделью Организации Объединенных Наций.