— Максим, а при чем тут яйца? — недоумевала Аня, но Максим ждал, что ему ответит Наташа.

Диме казалось: Наташа понимает, что Максим прав, но не хотела признавать этого. Кому приятно сознаваться в своей неправоте? Она пристально посмотрела Диме в глаза и сказала:

— Делайте, что хотите. Я выйду покурить.

— Ты куришь? — повернулся к ней всем корпусом шокированный Дима, ни разу не видевший Наташу с сигаретой.

— Нет, — ответила девушка, — но я писаю. Она остановила машину, открыла дверь и вышла.

Дима улыбнулся, а Максиму шутка не понравилась.

— Аня, посмотри статистику, прошел ли кто-нибудь этот уровень? — попросил Максим.

Здесь к Интернету подключиться не удалось, и она набрала штаб. Им сообщили: пока никто.

— И знаете почему? — давил Максим. — Да потому, что все в Минск поперлись. Все, звоним в штаб, чтобы вводили «5000».

Аня передала распоряжение. Капитан, однако, не угадал — и «Маскимусам» начислили час штрафного времени.

— Полтергейст какой-то… — понуро себе под нос проворчал Максим. Затем обратился за поддержкой к Диме:

— Ведь хорошая версия была?

— Хорошая, — согласился друг и, выдержав небольшую пазу, мягко добавил, — но не правильная.

— Давайте-ка все прогуляемся: девочки — налево, мальчики — направо, — подхватилась Аня.

Когда все собрались, Дима сказал Наташе: бери, мол, на Минск, едем в супермаркет. О том что, Максим настоял на своей версии, но ошибся, никто не заикнулся. Вроде как и говорить было не о чем.

Наташа держала среднюю скорость примерно сто тридцать километров в час. Дима не сводил с нее глаз, и каждый раз, когда она поворачивалась к нему — ну что ты на меня так смотришь? — он оправдывался, что больше ему смотреть некуда. Прямо — так на дороге он ничего нового не увидит. Если направо, то за окном темнотища непроглядная. Назад — так можно и шею свернуть. Остается смотреть налево, а тут — по случайному стечению обстоятельств — нет никого, кроме нее, Наташи.

«Все-таки она умница, и насчет воды права оказалась», — думал он. Но как ей удается мыслить столь логично, а поступать, и вообще жить, по наитию?

Она предельно сосредоточилась на дороге: физически возле него, а чувствами в другом измерении. Себя же он ловил на том, что ему уже мало просто любоваться ею и постоянно думать о ней. Она притягивала его все сильнее. Ему хотелось прижать ее головку к своему плечу, нашептать ей на ушко все, что он о ней думает. Именно на ушко, потому что кроме них двоих это никого не касается. Сказать бы ей: «Ты удивительная, ни на что не похожая, и этим манишь меня к себе. Ты озадачиваешь меня, ставишь в тупик, и — черт возьми! — мне это нравится». Они, конечно, будут встречаться, им столько нужно сказать друг другу! Ему очень хочется слушать ее, как тогда, в парке, он хочет понять: как она думает, о чем она думает, почему живет именно так, а не иначе.

Шел второй час ночи. Примерно на полпути, когда все, не исключая Диму, задремали, Наташа вдруг втопила тормоз и увела машину вправо, к песчаной обочине. Правые колеса, оказавшись на песке, вогнали машину в задний занос. Наташа молниеносно выкрутила руль до упора влево и одновременно подняла ручник: задние колеса заблокировались, и машина выписала полноценный полицейский разворот. Послышался треск упавшего ноутбука, испуганный вопль Ани, которая налетела на Максима. Олег, сидевший справа, сильно ударился головой о стекло, но ничего не разбил: ни окно, ни голову.

— Ё. твою!.. — все же на всякий случай выругался он.

Машина стояла в облаке паленой резины и пыли.

— Все целы? — спросил с переднего сиденья Дима.

Капитан огляделся: пострадавших нет.

— Господи, какая муха тебя укусила? — заорал Максим. Тут его взгляд упал на треснувшую крышку ноутбука, который валялся в ногах:

— Бл…, ноутбук разбили, — в сердцах выругался он. Взял в руки, но оказалось, что трещина крышки не вывела ноутбук из строя.

Наташа сидела неподвижно. Затем включала аварийку.

— Видите, — она указала вперед на дорогу, — там, на середине, трубы поперек валяются. Если бы я на скорости на них напоролась, нас бы потом с деревьев снимали.

Она вышла. Трубы (сантиметров пятнадцать в диаметре, полметра в длину) она принялась скатывать ногой в кювет.

— Что она там делает? — раздался с заднего сиденья Анин голос.

— Все правильно она делает, — ответил Дима.

Наташа вернулась и заявила:

— Нужно догнать грузовик.

— Какой грузовик? — уставился на нее Максим.

— С трубами. Он разминулся с нами минут десять назад. Мне показалось тогда, что у него открыт задний борт, но я мельком только видела в зеркале. Потом видела одну трубу на встречной полосе, но она почти сливалась с асфальтом, я подумала, мне померещилось. Теперь я уверена — у него из незакрытого кузова вываливаются трубы.

— Наташа, ты что, сбрендила? Десять минут назад — это значит, что нам придется полчаса его догонять. «Отморозкам» только того и надо, мы у них на хвосте сейчас висим!

— Я думаю, что человеческая жизнь того стоит. Нужно нагнать грузовик, потому что если он и дальше будет ронять трубы, то случится беда.

— Сестра милосердия, а тебя не волнует, что прошлой ночью Рабочая партия Курдистана понесла серьезные потери в перестрелке с турецкими регулярными войсками? Давайте прямо сейчас вооружимся до зубов и грудью станем за повстанцев — что ж мы тут херней-то маемся, а?! — горячился Максим.

— Не волнует, — твердо ответила Наташа. — Война идет где-то там, а трубы вываливаются прямо у нас на глазах.

Закончив фразу, Наташа вышла из машины.

— Куда это она намылилась? — спросил Максим.

Послышался глухой стук о крышу. Наташа села за руль, засунула черный штекер в прикуриватель. На крыше БМВ закрутился синий проблесковый маячок.

— Эй, ты что делаешь? — возмутился Дима. — Ты знаешь, что за это будет? Или ты думаешь, что если нас остановят, я достану свое удостоверение, и нас тут же отпустят, как ни в чем не бывало?

— В жопу засунь свое удостоверение, — сказала Наташа, впервые за все время знакомства употребив грубое слово. — Если уж на то пошло, кто-то же должен заботиться о безопасности дорожного движения.

Наташа втопила газ и автомобиль помчался в сторону Молодечно, догонять грузовик.

— Реально чокнутая, — обалдело произнес Максим. — Так я еще никогда не играл.

Диму обожгла ее фраза о безопасности движения. Когда он был еще мальчишкой, его отец погиб в нелепой автокатастрофе. Вероятно, именно поэтому, повзрослев, он выбрал для себя службу в ГАИ. Опыт убедил его, что вопросы безопасного движения эффективно можно решать на тех уровнях, где формируются законы и правила. Поэтому он стремился попасть в управление, у него были наработанные практикой соображения о более надежной защите человеческой жизни. Ради этой цели он и делал карьеру, но пока не выслужился до той должности, которая давала бы полномочия менять, определять, решать. Пока он накапливал наблюдения, выводы, аргументы — до той поры, когда сможет реализовать свои замыслы.

И это его-то в нерадении и равнодушии упрекает водитель, на маечке которого красуется надпись «Out of limits». «Беспредел», — так ведь, если по самой сути, следует это переводить… А ведь именно из-за превышения лимита скорости гибнут тысячи людей!

— Знаешь, если тебя в Минске поймают на скорость, то я поспособствую, чтобы тебя лишили прав.

Наташа держала стрелку спидометра на ста шестидесяти и не отрывала взгляда от дороги. Она ничего не ответила. Дима продолжил:

— От твоей манеры все водители шарахаются. Конечно, ты этого не замечаешь. Тебе плевать на тех, кого ты обгоняешь. А у них накапливается злость на таких лихачей как ты, эту злость они потом срывают на других водителях, на своих женах и детях. Конечно, это слишком запутанная причинно-следственная связь, чтобы ты поняла, о чем я тебе говорю, но поверь мне, это действительно так. Ты подрезаешь, скачешь из ряда в ряд, срываешься с перекрестков, как будто тебе в попу шило вставили.