Надежды, которые питали основатели Коминтерна, были безграничны: состоявшийся в декабре 1919 г. Всероссийский Съезд Советов заявил, что его создание — «величайшее событие в мировой истории»²⁶. Зиновьев, назначенный Лениным председателем Коминтерна, писал летом 1919 г.: «Движение набирает такую головокружительную скорость, что можно с уверенностью сказать: через год мы уже забудем, как Европе пришлось когда-то вести войну за коммунизм, потому что через год Европа станет коммунистической. Борьба же за коммунизм будет перенесена в Америку, может быть, также и в Азию и другие части света»²⁷. Тремя месяцами позже, во время празднования второй годовщины октябрьского переворота, Зиновьев выразил пожелание, чтобы ко времени третьей годовщины «Коммунистический Интернационал одержал победу во всем мире»²⁸.

По мнению Зиновьева, в первый год своего существования Коминтерн являлся не более чем «обществом пропагандистов»²⁹. Тем не менее к заявлению этому не следует относиться с излишней доверчивостью, поскольку большая часть деятельности организации была скрыта от глаз. Например, случайно стало известно, что глава советской миссии Красного Креста в Вене передал местным коммунистам 200 000 крон на основание печатного органа их партии, «Weckruf»³⁰. Поскольку большевики относились к газете как к ядру политической организации, подобное действие выглядит чем-то большим, нежели пропаганда.

Ленин занялся делами Коминтерна всерьез только летом 1920 г., когда гражданскую войну можно было считать законченной. Концепция была проста: превратить Коммунистический Интернационал в филиал РКП(б), с такой же структурой и также подчиненный директивам ЦК. Добиваясь исполнения этой цели, Ленин не терпел никакого противодействия: сопротивление осуществлению принципа «демократического централизма» служило основанием для изгнания из рядов партии. Сам принцип, этот оксюморон, получил в устах Зиновьева такое определение: «безусловная и необходимая обязательность всех решений высших органов для низших»³¹. Возражения, вызванные им у западных коммунистов, Ленин отмел как меньшевистскую болтовню.

По требованию Зиновьева, желавшего утихомирить находившихся в его распоряжении работников, 19 июля открылся Второй конгресс Коминтерна, на этот раз не в Москве, а в Петрограде. Место проведения съезда до последнего момента держалось в глубокой тайне, чтобы не навлечь на Ленина покушения. Сам он выехал из Москвы в Петроград ночью простым поездом. [Balabanoff A. Impressions of Lenin. P. 110. После этого и вплоть до самой смерти Ленин в Петрограде не бывал.]. Через четыре дня заседания конгресса переместили в Москву, где они продолжались до 7 августа. На этот раз иностранцев собралось больше. Присутствовали 217 делегатов из 36 стран, из них 169 с правом голоса. Русские составляли примерно треть; следующими по величине были делегации из Германии, Италии и Франции. Небрежность, отличавшая подбор «национальных» кадров на конгресс, можно проиллюстрировать тем, что Радек, числившийся на Кинтальской конференции 1916 г. рупором голландского пролетариата и в марте 1919 г. несший обязанности посланника Советской Украины в Германии, появился теперь как представитель рабочих Польши³². Большевики встретили сопротивление со стороны иностранных делегатов относительно составленной ими программы, но в итоге одержали верх. Настроение на конгрессе было эйфорическое, потому что в то время, как шли заседания, Красная Армия приближалась к Варшаве: казалось неизбежным, что скоро появится новая Польская советская республика, а вслед за этим восстания вспыхнут по всей Европе. В состоянии революционного вдохновения, близкого к делирию, Ленин телеграфировал Сталину в Харьков 23 июля шифрованное сообщение: «Положение в Коминтерне превосходное: Зиновьев, Бухарин и также и я думаем, что следовало бы спровоцировать революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть также Чехию и Румынию. Надо обдумать внимательно. Сообщите Ваше подробное мнение»³³.

Это поразительное послание может быть понято только в контексте решения, принятого в начале июля 1920 г. в разгар войны с Польшей: распространять революцию на Западную и Южную Европу. Как стало известно из лишь недавно опубликованной речи Ленина перед состоявшимся в сентябре того же года закрытым собранием коммунистической верхушки, Политбюро приняло решение не только выселить поляков с советской территории и не только советизировать Польшу, но и использовать сам конфликт как предлог для разворачивания общего наступления на Запад.

Польша провозгласила независимость в ноябре 1918 г. Версальский договор признал ее суверенитет и определил западные границы государства. Однако местоположение польско-российской границы должно было оставаться неопределенным вплоть до того момента, как гражданская война в России закончится и образуется полномочное правительство, способное вести переговоры. В декабре 1919 г. Верховный совет союзников определил временную пограничную черту между двумя государствами, известную как «линия Керзона», очертания которой определялись по этнографическому принципу. Поляки не признали ее, поскольку лишались таким образом Литвы, Белоруссии и Галиции, на которые у них имелись исторически обоснованные, по их мнению, притязания. [Линия Керзона проходила от Гродно на юг через Брест-Литовск, причем Вильно и Львов оставались русским (поляки захватят их в 1919–1920 гг. и удержат вплоть до 1939-го). Она напоминала границу, установленную для Польши Сталиным в 1945-м.]. Кроме того, в то время как определилась линия Керзона, польская армия находилась уже в 30 км к востоку от нее. Пилсудский был исполнен решимости отхватить как можно больше русских земель, пока эта страна ведет гражданскую войну и не имеет возможности оказать ему достойное сопротивление. Его армии оккупировали Галицию и низложили местное украинское правительство, вслед за чем изгнали силы большевиков из Вильно. В середине февраля 1919 г. польские и советские войска вели короткие перестрелки, обозначившие фактическое начало войны между странами. Пилсудский, однако, не спешил воспользоваться создавшимся у него преимуществом, поскольку, как уже отмечалось выше, желал дать Москве шанс победить Деникина и с этой целью отдал своим войскам осенью 1919 г. приказ приостановить военные действия против Красной Армии. Он ждал, когда Деникин сойдет со сцены, чтобы начать наступление.

В то время Пилсудский еще, возможно, и мог бы заключить с Москвой мир на выгодных условиях. Но у него имелись далеко идущие геополитические проекты, значительно превосходившие, как это доказали события, силы и способности молодой Польской республики.

Вину за начало польско-русской войны обычно приписывают Польше, и неоспоримо, что боевые действия открыли ее войска, вошедшие в конце апреля на территорию Советской Украины. Тем не менее данные, полученные из советских архивов, свидетельствуют, что, если бы Польша не напала именно в то время, Красная Армия сделала бы попытку ее опередить. Советское Верховное командование начало разрабатывать планы операции против Польши уже в конце января 1920 г.³⁴. Севернее припятских болот была создана высокая концентрация советских войск, и не позднее апреля их собирались послать в наступление³⁵. Основной фронт планировали развернуть против Минска, а второстепенный Южный фронт — по линии Ровно — Ковель — Брест-Литовск. Конечная цель наступления держалась в тайне даже от командования фронтами; но, поскольку С.С.Каменев отдал приказ, чтобы оба фронта на польской территории соединились, не остается сомнений, что следующей фазой кампании должно было стать наступление на Варшаву и далее на Запад³⁶. Гипотеза о том, что Москва строила планы захвата Польши, подтверждается недавно рассекреченной телеграммой, датированной 14 февраля 1920 г., посланной Лениным находящемуся с Южной армией в Харькове Сталину: в ней содержится просьба дать информацию о шагах, предпринятых для создания «Галицкого ударного кулака»³⁷.