Белым приходилось также бороться и с украинскими националистами под командованием Петлюры. Части белых и войска Петлюры вошли в Киев почти одновременно, 30–31 августа, и, дабы избежать конфликта, провели демаркационную линию, оставлявшую город под контролем белых²⁰⁵. Силы Петлюры рассматривались белым командованием как враждебные, и на их нейтрализацию приходилось постоянно отряжать войска. Со временем Петлюра отошел с остатками своей армии в польскую Галицию и вступил в переговоры с Пилсудским, оказавшие влияние на ход советско-польской войны год спустя.

У Красной Армии в тылу также постоянно возникали проблемы с партизанами, но и в этих случаях ее численный перевес сослужил ей бесценную службу. Летом 1919 г. на подавление внутреннего сопротивления было послано 180 000 красноармейцев — количественно это составляло более половины всех сил, задействованных в войне с белыми²⁰⁶.

Поражение Колчака явилось горьким разочарованием для тех немногих британских государственных деятелей, кто не был совершенно против идеи интервенции. 27 июля, узнав, что Красная Армия взяла Челябинск и, следовательно, перевалила за Урал, Керзон записал: «Дело проиграно»²⁰⁷. Новости привели к переоценке британского участия в русских делах в тот самый момент, когда Деникин готовился совершить свой последний бросок на Москву.

Военный Кабинет назначил на 29 июля совещание для обсуждения русской ситуации. Новости о неудачах Колчака придали смелости тем, кто с самого начала хотел договариваться с Лениным. Их образ мысли нашел отражение в меморандуме, представленном Кабинету чиновником Казначейства Э.М.Харви²⁰⁸. В документе была представлена сильно искаженная картина внутреннего положения в России, на основании которой выдвигалось требование отказаться от помощи Белому движению. Исходной посылкой являлось рассуждение, будто в гражданской войне выигрывает сторона, пользующаяся большей поддержкой народа, и из этого делался вывод, что, поскольку Ленин и его правительство разбили всех своих противников, за ними стоят народные массы: «Устойчивость большевистского правительства нельзя объяснить исключительно террором… Когда судьба большевиков, казалось, была уже решена, они начали такое мощное наступление, что силы Колчака до сих пор отступают. Для этого недостаточно терроризма, недостаточно крайней неуступчивости — для такого нужно нечто подобное энтузиазму. Мы должны признать таким образом, что настоящее российское правительство принимается большинством российского народа». Обещание белых немедленно после одержания победы созвать Учредительное собрание обесценивалось, поскольку не оставалось никакой уверенности, что «Россия, приведенная к избирательной урне, не изберет снова (!) большевиков». Неприемлемые особенности ленинской манеры управлять государством оказывались в большой степени навязанными ему врагами: «Государственные нужды заставляют его оправдывать многочисленные акты насилия, в то время как в состоянии мира его правление станет по необходимости прогрессивным или падет. В связи с этим мы решаемся настаивать на том, что самый надежный способ избавиться от большевизма или, по крайней мере, устранить его порочные свойства, это прекратить нашу помощь движению Колчака и окончить таким образом гражданскую войну». Рассуждения автора документа неизбежно подводили к мысли, что необходимо также прекратить помощь Юденичу и Деникину, хотя сам он этого не формулировал. [В 1920 г. Харви станет одной из тех влиятельных персон, кто торопил Ллойд Джорджа признать Советскую Россию и вступить с нею во взаимные торговые отношения с целью ее «цивилизовать» (см.: Ullman R.H. Britain and the Russian Civil War. P. 344–345)].

Некоторое время Военный Кабинет не реагировал на меморандум Харви. Он вынес решение продолжать поддерживать белых, но сосредоточить внимание на Деникине²⁰⁹. По этому поводу Ллойд Джордж высказался вслед за Харви в том смысле, что «если бы за Деникиным действительно стоял народ, большевики бы его никогда не победили»²¹⁰ — словно одерживаемая в бою победа является чем-то вроде результатов голосования.

Противники интервенции максимально старались использовать психологические преимущества, полученные ими в результате колчаковских неудач, и стали требовать, чтобы правительство опубликовало цифры, показывающие, во сколько вторжение в Россию обойдется Британии. 14 августа военное министерство опубликовало документы, в которых была постатейно расписана помощь, оказанная непосредственно Британией белым (включая страны Балтии) в течение года после заключения перемирия на Западном фронте. Сумма затрат оказалась равной 47,9 млн. фунтов стерлингов (т. е. 239,5 млн. долларов²¹¹). Через неделю Керзон сообщил Бальфуру, что к концу года эта сумма должна возрасти до 94 млн фунтов (470 млн. долларов, или 730 т золота²¹²). Черчилль оценил эти цифры как «абсурдное преувеличение»: «Действительные расходы, помимо снаряжения, не превосходили и десятой части этой суммы. Само снаряжение, хотя его производство и стоило дорого, являлось нереализуемым остатком от Первой мировой войны, и ему нельзя поэтому приписать никакой денежной стоимости. Если бы оно находилось у нас, пока не рассыпалось в прах, это потребовало бы дополнительных расходов по складированию, уходу и ремонту»²¹³.

12 августа военное министерство приняло предложение Остина Чемберлена, канцлера казначейства и ярого противника интервенции, выдать Деникину «последний пакет», который почти полностью должен был состоять из «нереализуемых» товаров. Белому генералу следовало также сообщить, что впредь дотаций он не получит²¹⁴. Премьер-министр пришел таким образом к компромиссному решению: поддержку Деникину окажут, но количество будет оговорено, и, когда поставка ее закончится, ничего больше не воспоследует. Черчилля попросили представить необходимые сведения.

Французы, крайне скупо помогавшие белым, также выходили из терпения: в сентябре они объявили, что прекращают все поставки в кредит и согласны продолжить их только за деньги или в обмен на товары. Деникин открыл переговоры о поставках во Францию зерна, угля и прочих товаров с Юга России, но, прежде чем их успели отправить, армия генерала рухнула²¹⁵.

Ограничения на поддержку, и это следует подчеркнуть, наложили в тот момент, когда Деникин казался ближе всего к победе; как и многое в поведении союзников в то время, это решение вызывает вопрос, каковы же были истинные намерения Лондона и Парижа.

Белые ощутили себя покинутыми, и чувство это еще усилилось при оставлении союзниками северных портов, — соответствующее решение было принято еще в начале марта, но Колчака поставили в известность только в конце апреля²¹⁶. На исходе сентября 23 000 человек войск союзников и 6500 русских вывезли из Архангельска; находившийся в Мурманске контингент отбыл 12 октября. Их место заняли 4000 британских добровольцев, ветеранов Первой мировой войны. Эвакуация представляла собой сложный маневр, поскольку силы большевиков, расположенные по периметру баз союзников, изготовились к нападению. Чтобы защитить своих людей, генералу Айронсайду пришлось отдать приказ о наступлении, в котором приняли участие британские и русские добровольцы; операция эта проводилась 10 августа и стоила британцам 120 жизней²¹⁷. Всего потери Британии за время оккупации ею Русского Севера составили 327 человек. Америка потеряла 139 солдат и офицеров (всех вследствие ранений и несчастных случаев²¹⁸).

7 октября Добровольческая армия с боями шла на Орел, в 300 км от Москвы, а Юденич планировал второе наступление на Петроград, когда британский Кабинет принял решение по «Завершающему вспомоществованию генералу Деникину», которое должно было составить 11 млн. фунтов (55 млн. долларов) в остаточной технике, не имевшей рыночной стоимости, 2,25 млн. фунтов (11,25 млн. долларов) в остаточных ходовых товарах и 750 000 фунтов (3,15 млн. долларов) деньгами, в основном для оплаты транспорта²¹⁹.