— Поначалу и я думал, что достаточно, но вы доказали обратное. И поверьте, я храню секретные документы не только в папском архиве. Видите ли, у вас имеется одна удивительная черта. Несмотря на всю свою испорченность, я никогда не слышал, чтобы вы нарушили данную клятву. И впрямь необычно. Но клятва, которую вы дадите мне, будет особенной. Вы поклянетесь жизнью сына.

— Жизнью сына? Но я… — Сесил потерял дар речи и тщетно пытался подобрать нужное слово.

— Вам лучше помолиться за мою долгую спокойную жизнь, а также за жизнь моей женщины и слуги, потому что если мы умрем и это будет каким-либо образом связано с вашей светлостью, ваш сын тоже умрет.

— Вы не посмеете…

— Посмею. Нельзя уберечь ребенка от жизненных перипетий. Разве что запереть его на замок, но и тогда не удастся защитить его от реально существующей смерти. Взгляните на меня, Роберт Сесил. Неужели похоже, что я лгу?

Сесил нехотя посмотрел Грэшему в глаза.

— Вы хотели получить надо мной полную власть, — продолжал Генри, — но потерпели неудачу и теперь дадите клятву и приложите все усилия, чтобы с Генри Грэшемом и его родными и близкими не приключилось никакого зла. Если вы нарушите клятву, ваш сын умрет.

Грэшем не лгал. В его взгляде была память обо всех детях, убитых у него на глазах, об изнасилованных женщинах и младенцах с перерезанным горлом. Его взгляд мог рассказать о заговорщике Ките Райте, сражавшемся за веру и убитом во дворе Холбич-Хауса. Кит Райт, надежный товарищ, человек, искренне считавший, что если во что-то веришь, то нужно за это сражаться, не жалея своей жизни. Кит Райт был во многом похож на Маниона, если бы тот вдруг надумал присягнуть на верность не Грэшему, а католикам. Храбрый глупый Кит Райт, валяющийся на грязном дворе, а рядом с ним озверевший солдат, стаскивающий с покойника шелковые чулки.

Роберт Сесил понимал, что если нарушит клятву, его сын умрет от руки сидящего перед ним человека. И он поклялся, хотя при каждом слове, которое Грэшему пришлось вытаскивать клещами, глаза главного советника короля вспыхивали дикой ненавистью.

— Вот так. Все прошло замечательно, — беспечно заметил Генри. — Послушные мальчики заслуживают награды, и я намерен сделать вам подарок, который станет утешением за перенесенные страдания. Примите его как жест доброй воли. Я не собираюсь свергать вас с поста главного советника, но мне приятно думать, что это в моей власти. И все же я не воспользуюсь этой возможностью, потому что на ваше место может прийти человек менее порочный и злобный, а у вас появится время подумать о своей душе и спасти ее от адских мук, которых она, несомненно, заслуживает.

— Прекратите свои насмешки! — сердито перебил его Сесил. — Неужели вы еще не удовлетворены?

— Это не насмешки, — ответил Грэшем, — а что до удовлетворенности, то это чувство в самое ближайшее время предстоит испытать вам, милорд. Гай Фокс находится сейчас в Тауэре, верно?

Сесил ничего не ответил, так как понимал, что Грэшему хорошо известно истинное положение дел.

— Ломаете голову, как с ним поступить? Должно быть, когда люди Ниветта его схватили, между вами состоялась премилая беседа. Кстати, упоминал ли Гай Фокс о своих отношениях с девятым графом Нортумберлендским?

— Отношениях?!

— Именно. Вы считали Фокса своим человеком, правда? И вам ни разу не пришло в голову, что он может работать на кого-то еще. Однако Нортумберленд завербовал Фокса раньше, чем тот стал получать деньги от вас. Именно Нортумберленд первым заметил этого молодого человека, отправил его в Европу, а сам содержал его жену Марию и сына Томаса. Видите ли, Фокс всегда был не солдатом удачи, а солдатом совести, и когда вы предложили ему стать шпионом, Нортумберленд одобрил эту затею, и он согласился. Нортумберленд всегда испытывал к вам презрение и никогда не доверял. Графа очень забавляло, что он оплачивает услуги одного из ваших шпионов. А потом появился Кейтсби. Нортумберленд понимал, что заговор обернется катастрофой и восстановит против католиков всю страну. Он также знал, почему вы вынуждаете Фокса принять в нем участие, и подготовил свой маленький сюрприз.

— То есть вы хотите сказать, что Фокс служил Нортумберленду и получал от него деньги? — осведомился Сесил.

Грэшем в очередной раз восхитился умом этого человека. Сесил ни разу не признался ни в своей причастности к заговору, ни в том, что Гай Фокс состоит у него на службе. Даже данная им клятва не являлась признанием вины.

— Он служит Нортумберленду.

— И какую же цель преследует лорд Нортумберленд? — Отдать должное Сесилу, он быстро пришел в себя, и Генри казалось, что он видит, как цепкий ум этого человека уже вовсю трудится над решением новой задачи.

— Все очень просто, — ответил Грэшем. — Граф хотел дать вам возможность раскрыть заговор, искупаться в лучах славы и почить на лаврах. Он решил дождаться, когда несколько жалких заговорщиков, которым вы сохраните жизнь, предстанут перед судом.

— И именно тогда он хотел взорвать палату лордов? — Лицо Сесила стало мертвенно-бледным.

— Ах, не переживайте! — бодро воскликнул Грэшем. — Он не собирался никого убивать, ну разве что пострадало бы несколько слуг. Нортумберленд взорвал бы свою шахту, когда в палате лордов никого не будет. А если учесть ее расположение, то скорее всего рухнула бы только одна стена.

— Какую еще шахту? — с трудом выдавил из себя Сесил.

— Вы помните, что прежде чем взять в аренду дом с погребом, заговорщики попытались прокопать под палатой лордов туннель? Однако они потерпели неудачу, наткнувшись на фундамент, сквозь который не смогли пройти. Вы решили, что они оставили эту затею, не так ли? Действительно, заговорщики от нее отказались, а вот Фокс — нет. Нортумберленд привез с северо-запада горняков, которых целую неделю держали в укрытии, не объясняя, что за работу они выполняют. Потом их отправили домой, щедро заплатив. Наверное, сейчас они уже все мертвы, если, конечно, у Нортумберленда осталась хоть капля здравого смысла. Они расширили и укрепили туннель. Прорубать его через весь фундамент не потребовалось, ведь чтобы обрушить одну стену, достаточно прорубить короткий проход, в который и сложили бочки с порохом. Фокс забрал из вашего погреба весь хороший порох, а тот, что там остался, никуда не годится. Сами увидите. Часть пороха пришлось докупить. Если бы затея Нортумберленда удалась, они взорвали бы шахту в первый день показательного суда над заговорщиками. И что бы тогда стало с Робертом Сесилом, графом Солсбери, разоблачителем «порохового заговора», которого католики обвели вокруг пальца?! Они умудрились тайно прорубить шахту и взорвать стену пустой палаты лордов, показав всем, как плохо он владеет ситуацией, в тот самый день, когда этот Роберт Сесил хвастливо разглагольствует о своих удивительных талантах и достоинствах. Случись так, вы бы превратились во всеобщее посмешище и были бы вынуждены немедленно уйти в отставку. Король бы остался на троне, несмотря на насмешки, которые рикошетом ударили бы по его авторитету, пробив в нем очередную брешь. На месте католиков я бы напечатал памфлеты, повествующие об их благородстве. Ведь при желании они могли взорвать весь этот балаган вместе с людьми, дав тем самым понять, что способны организовать бунт в стране, но предпочли отказаться от такой возможности. В результате, чтобы помириться с католиками, Якову пришлось бы призвать Нортумберленда и назначить своим советником. Хорошо придумано, не правда ли? Позволить вам проделать весь путь, вознестись на крыльях славы до заоблачных высот, а потом проколоть ваш победоносный воздушный шарик с помощью малюсенького взрыва, в результате которого пострадает только каменная стена да один из злейших врагов папистов, то есть вы.

Грэшем немного помолчал.

— Кстати, все осталось на месте. Я имею в виду шахту и порох. Когда мы обнаружили шахту, я оставил следить за ней своего слугу, но, направляясь к вам, отправил его домой, на случай если вы пошлете туда своих людей и арестуете его как заговорщика. Мы же не хотим, чтобы старину Маниона бросили в темницу, как Гая Фокса? Полагаю, Нортумберленд уже кого-нибудь туда послал и приказал взорвать шахту, так как вы не скрываете своего намерения впутать его в «пороховой заговор».