Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сирия и Палестина не представляли большого политического интереса для новых хозяев. Этими полуавтономными районами управляли местные правители, подчинявшиеся Каиру только в военных вопросах и в том, что касалось сборов налогов. Местную власть отличал высокий уровень коррумпированности и неэффективности, что, впрочем, характерно и для многих предшествующих и последующих периодов мусульманского правления в Иерусалиме. Землетрясения, войны, бедуинский разбой, болезни настолько разорили страну, что приехавший в первый раз в Палестину в 1260 г. еврейский ученый и мудрец Нахманид записал: «Палестина разрушена больше, чем другие страны, Иудея более разорена, чем вся Палестина, а Иерусалим самый разоренный из них из всех».[166]

Иерусалим, расположенный вдали от основных транспортных путей, в политическом и стратегическом отношениях оставался малозначимым городом внутри мамлюкского государства. Хотя в 1376 г. он получил статус столицы провинции, но в административной иерархии мамлюков он все же никогда не занимал столь же высокого места, как столица провинции Сирия — Дамаск. Это было время экономического упадка и обнищания иерусалимского населения. Высокие налоги, установленные Каиром, направлялись главным образом на укрепление мамлюкской армии. Иерусалим не обеспечивал себя сельскохозяйственными продуктами и часто страдал от нехватки продовольствия. Перепись населения, проведенная в мамлюкский период, свидетельствует о значительном сокращении численности населения в городе.

Как это ни странно, политическая маргинальность и экономический упадок не стали препятствием для превращения Иерусалима в центр мусульманской духовной жизни. После того как крестоносцы на десятилетия отлучили верующих от их святынь, религиозные чувства мусульман к Аль-Кудсу были особенно обострены. Ведь и в современном Иерусалиме представитель любой конфессии может подтвердить, что приверженность религиозных людей святым местам зачастую становится гораздо сильнее, если они оказываются недоступными.

Потребность мусульман приобщиться к священному месту, с которого Мухаммед вознесся на небо для беседы с Аллахом, выразилась в интенсивной застройке территории, примыкающей к Храмовой горе. Причем строить можно было только с севера и запада, так как южный и восточный склоны слишком круто обрываются в долину. В современном Иерусалиме сохранилось около 90 памятников той эпохи. Замечательные образцы мамлюкской архитектуры затерялись в узких улочках Старого города вдали от основных туристических маршрутов. Но и сегодня они напоминают нам о том возросшем пиетете, который испытывали вернувшиеся в город мусульмане к святыням на Храмовой горе. Места для строительства было мало, поэтому здания, — а в основном это были медресе — религиозные школы — строились ввысь, так, чтобы с верхних этажей обязательно открывался вид на «Купол скалы», созерцание которого должно было способствовать постижению мудрости Корана и содействовать духовному восхождению в Божественные выси. На самой горе разрешалось строить только султанам, поэтому верхние этажи некоторых медресе надстроены над северной колоннадой — портиком или даже над арками ворот, ведущих на священную гору.

Одним из самых ранних и красивейших памятников этой эпохи является медресе Танкизия, вплотную примыкающая к Хлопковым воротам Храмовой горы в конце улицы Цепи. Как свидетельствует надпись на фасаде здания, ее построил эмир Танкиз в 1328–1329 гг. Будучи в течение 28 лет (1312–1340 гг.) правителем Дамаска и вице-королем Сирии, он скопил огромное состояние, большую часть которого потратил на благоустройство и украшение Иерусалима. Из известных и сегодня сооружений в это время был построен фонтан для ритуальных омовений между Аль-Аксой и «Куполом скалы» на Храмовой горе. Однако труды эмира на поприще обустройства Святого города не спасли его от подозрений в предательстве, и в 1340 г. он был казнен в Александрии.

Медресе Танкизия, как и все здания мамлюкского периода в Иерусалиме, отличается необыкновенно красивым входом, который диссонирует с простотой и даже невзрачностью дошедшего до нашего времени здания. На фасаде выделяется сводчатая ниша, украшенная мукарнами — ячеистым сводом, внешне напоминающим разрезанные пчелиные соты. Ниша выложена каменной кладкой перемежающихся цветов и орнаментов, создающей впечатление богатой, но строгой нарядности. Красота мамлюкских построек была настолько привлекательна, что зимми — евреи и христиане — слагали вокруг них собственные легенды. Медресе Танкизия считалась в еврейской традиции зданием Синедриона времен второго храма и именно в этом качестве она упоминается в записках еврейских путешественников. Дворец Сит Туншук, расположенный на одной из соседних улиц, построенный знатной дамой Туншук монгольского происхождения во второй половине XIV в., описывается христианскими паломниками как здание, которое якобы было построено императрицей Еленой для рабочих, возводивших церковь Гроба Господня. Самые красивые места в Иерусалиме всегда приобретали ауру святости для всех верующих, связывавших их с историей именно своей религии, своего народа.

На протяжении многих веков медресе Танкизия служила мусульманам: в ней располагался и приют для дервишей и школа для сирот, а с конца XV в. в ней проходили заседания иерусалимского суда. До недавнего времени в здании, как и в Средневековье, размещалась религиозная школа. Однако теперь при входе во внутренний зал, украшенный редким для интерьера иерусалимских домов бассейном с фонтаном, первое, что бросается в глаза, — это армейские козлы, уставленные многочисленными винтовками. Вокруг снуют молодые ребята в форме израильских вооруженных сил. Медресе превратилось в караульное помещение, в наблюдательный пункт для израильских солдат, постоянно охраняющих подступы к Храмовой горе. Это здание практически нависает над площадью, примыкающей к Стене Плача, и в периоды обострения палестино-израильских отношений молящиеся внизу становились легкой мишенью для камнеметателей, устраивавшихся на крыше медресе. Израильские власти выселили палестинцев из дома, и нескоро, наверное, замечательный вид, открывающийся с его крыши на «Купол скалы», снова станет источником вдохновения для приобщающихся к истинам Аллаха Милостивого и Справедливого.

Еще в раннеарабский период Иерусалим привлекал к себе мусульманских теологов и юристов, философов и путешественников. В XIII–XIV вв. он опять становится одним из центров мусульманской учености. В местных медресе были представлены все основные школы исламского религиозного правоведения. Целые поколения мусульманских ученых, прошедшие подготовку в иерусалимских учебных заведениях, становились толкователями Корана и исламского права, разъезжались по другим городам обширного мусульманского мира.

Особой популярностью Иерусалим пользовался у исламских мистиков — дервишей. Они вели замкнутый, аскетический образ жизни наподобие христианских монахов и жили в специально строившихся для них преимущественно вокруг Храмовой горы обителях, называвшихся завия. Сохранились описания времяпрепровождения дервишей вблизи священных мечетей: в тени «Купола скалы» они могли часами возлежать, созерцая небеса, на которые вознесся Пророк, снова и снова повторяя девяносто девять имен Аллаха и бесконечно перебирая четки с девяносто девятью бусинами. Либо они пускались в безумные пляски, доводя себя до изнеможения в надежде слиться в экстатическом состоянии со Всевышним.[167] Иерусалимские жители считали, что дервиши обладают чудотворными силами, и обращались к ним за помощью в тяжелые времена.

За сравнительно короткий период (XIII–XIV вв.) внешний облик Иерусалима приобрел преимущественно мусульманские черты. Теперь лицо города определяли не христианские церкви и монастыри, а мечети, исламские религиозные школы — медресе, суфийские обители — ханака и просто жилые дома, построенные в соответствии с канонами арабской архитектуры. Христианские постройки приходили в упадок, добиться разрешения на их ремонт у мусульманских властей было крайне непросто, не говоря уж о том, чтобы получить возможность построить новую церковь или монастырь.

вернуться

166

Th. Idinopulos. Jerusalem.Chicago, 1994, p.259.

вернуться

167

N.Kotker. The Earthly Jerusalem. NY, 1969, p.203.

47
{"b":"122290","o":1}