Первое же выступление – в стенах родной школы – прошло на ура. Как и последующие несколько – у соседей. А потом – уже осень была и они слегка подзабыли про увлечение – их просто пригласили от городской Думы на Васильевский полуостров – на празднование Дня мальчиков, 14 сентября.
Конечно, ни о каком отказе речь не шла – для отряда это был плюсик во весь фасад, да и мальчишкам захотелось «тряхнуть стариной», как серьезно выразился под общий смех Денис. Правда, выяснилось, что за два летних месяца мальчишки подросли и раздались в плечах, так что пришлось повозиться с одеждой – но эти заботы взяли на себя девчонки, сочтя это почти за честь. Да и репертуар пришлось припомнить.
Если честно, Денис не взялся бы сказать, хорошо или плохо они выступали. Да он и не претендовал ни на что такое – на празднике было полно разных коллективов. С тех пор как профессиональная эстрада канула в Лету вместе с прежним миром, глупый и нездоровый ажиотаж-скандал вокруг искусства закончился раз и навсегда. Люди – и взрослые и нет – хотели именно выступать, даря свои выступления будущему Родины – растущим мальчишкам.
Просто они оба еще никогда не выступали перед такой большой аудиторией. Распорядитель указал одну из площадок, объявил номер очередности и скрылся, бросив мальчишкам: «Не робеть!» А они и не робели. Стояли за сценой и смотрели, как переливается вокруг море разноцветных огней и все еще горят вдали линии огромных факелов – там, где днем проходил парад и прием в пионеры. В прошлые разы они начинали с «Песня моя, Россия». Но тут вдруг Войко сказал:
– Денис, давай споем первой «Роль»?
Денис подумал – и согласился. Они оба не знали, кто автор этой песни, да вроде бы она и не очень подходила к празднику… Но сейчас просто кивнул. «Роль» так «Роль».
У Дениса голос был пониже, у Войко – повыше. Этим мальчишки вовсю пользовались для создания гаммы оттенков. Поэтому, когда на табло показался их номер и прозвучал голос, объявивший их выступление (снаружи активно зашумела группа поддержки), мальчишки вышли оба. Но Денис встал чуть в стороне, опираясь на гитару, как на меч, и опустив голову. А Войко, подойдя к самому краю сцены, вскинул гитару, как винтовку, наперевес… Но запел тихо и задумчиво – почти заговорил…
Вот уже который год
Сам себя, как роль, играю…
То смеюсь – то умираю,
Выходя на эшафот…
Он поднял взгляд от струн:
Дубль первый!
Дай господь…
Я закона не нарушу…
Выкорчевываю душу,
Замурованную в плоть…
Мне сегодня казнь приснилась…
И душа со мной простилась,
А потом у пьедестала
Птицей черною летала…
За грехи, видать,
За несмирение
Получил под стать
Оперение…
Дубль третий!
Дайте свет!
Бьется грешная в запоры
И, просачиваясь в поры,
Обретает
Белый цвет…
Из гримерной смрад вина,
А из ложи – смрад «шанели».
Для продажи на панели
Подходящая цена…
Он ударил по струнам, и тут же вступила гитара Дениса, который, играя, широким шагом подошел и встал рядом с Войко, незаметно подменив его голос своим в следующих куплетах:
На груди рвану рубаху
Перед выходом на плаху!
Там уже стоят с мечами
Прокуроры с палачами —
Вон вчера как сцену раскурочили…
Да вы ж мне сами цену напророчили!
Удар по струнам, взмах головой, все громче и громче голос и гитара:
Снова – жест!
Пригублю свой нательный крест
И красиво шагну вперед…
Эх – раздайся, честной народ!
Пятый дубль, прощальный взор,
Бабий крик и толпы напор,
Крупным планом пошел топор…
[4] —
почти выкрикнул Денис и замолчал.
А Войко тихо сказал:
– …Мотор.
…Мальчишки не очень понимали, о чем песня. Вряд ли так уж поняли и слушатели. Но хлопали им здорово. Хлопали им на десять баллов (так и табло показало). И другие их песни встречали такими же аплодисментами.
Приз – гитару из хрусталя с оборванными серебряными струнами – они по очереди хранили друг у друга дома. По неделе.
* * *
– А как же та гитара? – спросил Войко. – Ну, приз?
От ночной непогоды и утреннего шторма не осталось и следа. Дул теплый ветер, светило солнце на необычайно безоблачном небе… Вагон струнника скользил над проливом – в сторону Васильевского полуострова. Мальчишки устроились на заднем полукруглом сиденье пустой прозрачной капли. Обычно они в таких случаях прилипали к окнам и восторженно обменивались впечатлениями. Смотреть на город не уставали ни его уроженец Денис, ни приезжий Войко. Да город и не был никогда одинаковым. Он менялся каждый день – и менялся только к лучшему. И мальчишки радостно отмечали – а вон там еще кусочек Кольцевой превратился в стройку… или в парк… а там – новые мачты струнника… а вон – гляди, гляди! – новая башня связи… О, глянь – новая облицовка на набережной у сфинксов!
Но не сегодня.
– Приз тебе, – твердо сказал Денис. – Это ты придумал тогда петь сначала «Роль».
– Ладно, – кивнул Войко. – Знаешь… мне не верится, что ты уедешь послезавтра. Правда.
– Мама тоже не очень верит… – Денис хрюкнул. – Что было-о-о-о… Бой за Севастополь. Я из дому-то так рано смылся, чтобы взрывной волной не зацепило.
– Да ну? – Войко хихикнул. – Ну и что?
– Да что, что… Куда она денется? Пошумела, а потом собираться станет, точно. Думаешь, ей нравится в городской лаборатории сидеть? Она же полевой врач, – гордо сказал Денис. – А там, в Семиречье – развернись, рука!
– «Размахнись, рука» у вас говорят, – поправил Войко. – А вообще знаешь, я тут смотрел литературу… Там и правда развернуться есть где. Если не убьют.
– Нас этим не остановишь, – заявил Денис. – Да, Драже вернулся?
– Они в Хельсингфорсе отстаиваются. Сообщили… Ребята говорят, чтобы ты непременно пришел сегодня вечером, будет сбор. Специально по тебе.
– Конечно, приду, – Денис недовольно нахмурился. – Мне о таких вещах напоминать не надо. И писать буду. Подробно. Пусть публикуют в «Колючке», раздел «Наши зарубежные друзья».
Мальчишки рассмеялись. «Колючкой» называлась еженедельная отрядная газета, которая вполне оправдывала свое название. Но мысль о том, что он станет «зарубежным другом», Дениса тут же опечалила снова, и он уставился в пол.
– Там и пионеров нет, – пробормотал он.
– Ну, наши же живут, как же нет? – возразил Войко.
– Да это ты не знаешь… Наши живут, да. Но мы-то едем знаешь куда?! Какой-то Седьмой Горный поселок. Рядом с хребтом Голодный. Шахты, лес, поля, ближайший другой поселок – казачья станица Лихобабья.
– Как? – Войко разинул рот.
– Лихобабья… Там пока вообще никого наших нет. Откуда там пионеры?
– Будешь первым, – заметил Войко, и Денис перестал сетовать.
В какой-то степени это было даже заманчиво. Антон Ковалев тоже был один и первый. И Жан Саймонс… хоть он и не пионер, а скаут[5]. Но все равно.