В кубрике над столом, кроме электрической, висела такая же лампа, как стояла на палубе, но в ней керосина осталось немного, он не выгорел до конца. Значит, её потушили перед уходом.
На столе перед дешевеньким зеркальцем с отбитым уголком стояла алюминиевая чашечка с остатками засохшей пены, лежали безопасная бритва и тюбик с кремом. Явно кто-то брился — и опять-таки какое-то совершенно неожиданное загадочное событие заставило его выскочить из кубрика, возможно, даже с недобритой щекой.
На другом конце стола мы увидели две оловянные миски с засохшими остатками какой-то еды. Сергей Сергеевич под нашими брезгливыми взглядами взял ложечкой понемножку из каждой тарелки, положил «пробы» в баночки с притертыми крышками и многозначительно пояснил:
— Надо сохранить в холодильнике. Может, понадобятся для экспертизы.
Не допили, не доели, не добрились, — покачал он головой. — Видно, крепко спешили.
— Н-да... Как в Бермудском треугольнике.
Штурман обратил внимание на то, что компас как будто пытались в спешке выломать из нактоуза7, но бросили не успев, — слишком спешили убраться с корабля.
Никаких навигационных приборов и вахтенного журнала нигде обнаружить не удалось.
— Забрали их с собой? Впрочем, вполне возможно, они тут обходятся и без них, — задумчиво заметил секонд.
— Но почему тогда оставили шкиперское удостоверение? — сказал Волошин. — Уж оно-то необходимо капитану, чтобы доказать потом свои права на «Лолиту».
Продуктов на судне оставалось вполне достаточно. Кроме изголодавшейся и изнывавшей от жажды в клетках на баке живности, явно предназначенной на прокорм команды, нашлось немало всяких консервов, жестянок с пивом. В также — ржавом баке, оказалось вполне достаточно пресной воды, хотя и гнусной на вкус.
Что же заставило команду буквально бежать с корабля? Что напугало их?
— Бегом небось убегали. Даже трубки оставили. Какой же моряк забудет трубку? — покачал головой боцман.
— Ладно, давайте кончать. А то капитан нас сейчас опять помянет... — сказал секонд.
Мы опечатали двери всех кают и кубрика, носовой трюм. А крышку кормового трюма так и оставили приоткрытой, в каком виде нашли её, только прикрыли брезентом, так же как и карты, валявшиеся на палубе вместе с аккордеоном и гитарой, чтобы всё осталось в целости и неприкосновенности, если вдруг поднимется ветер или пойдет дождь.
— А как же с курами, со свиньей, Владимир Васильевич? — опросил боцман. — Ведь передохнут тут, жалко. И попугай. Возьмем с собой.
Секонд вопрошающе посмотрел на Волошина, но тот на сей раз воздержался от указаний и советов, так что Володе пришлось принимать решение самому. Он подумал, сдвинув фуражку теперь на самый лоб, потом поправил её и сказал:
— Оставим их тут, а то, если заявимся на «Богатырь» с таким зверинцем, кэп нам ту ещё продраечку устроит. Да и нельзя их трогать, пусть сидят на месте, — добавил он, снова взглянув на Волошина. — Пришлем матроса на шлюпке, накормит их и воды оставит.
Волошин одобрительно кивнул и сказал:
— Попугая-то можно взять. Редкая птица, жалко если погибнет. А где висела клетка, покажем детективу, если надо. Крючок-то на месте останется. Да и сфотографировали мы, как она висела.
Боцман посмотрел на секонда. Тот, нахмуривши подумал, сказал:
— Каюту снова придется опечатывать. Ну да ладно.
Он кивнул — и Петрович сам поспешно отправился за попугаем.
Тот радостно приветствовал освобождение из полутемной каюты всё той же непонятной фразой. Куры закудахтали. А свинья, поняв, что её оставляют голодной подняла такой истошный, отчаянный визг, что мы, зажимая уши, попрыгали в шлюпку и поскорее отчалили.
Её негодующий визг провожал нас до самого «Богатыря».
Вернувшись на «Богатырь», Волошин и секонд вкратце доложили капитану, что мы увидели на покинутой шхуне.
— Всё записано, составим, если надо, подробный отчет, — закончил Волошин.
— Надо, — кивнул капитан.
— Что же с ними могло случиться, как вы думаете, Аркадий Платонович? — спросил я.
Капитан пожал плечами и туманно ответил:
— В море всё бывает.
Мы смотрели с высоты мостика на лениво покачивающуюся совсем рядом на волнах «Лолиту».
— «Форсмажор» — красивое название, — вдруг задумчиво произнес капитан. — На морском нашем юридическом языке так называется действие непреодолимой силы, снимающее с пострадавших всякую ответственность. Вот какой-то форсмажор, видно, произошел и с командой этой «Лолиты».
— Н-да, ещё одна из загадок океана, — задумчиво сказал Волошин.
Но донесшийся с покинутой шхуны неистовый визг помешал нам настроиться на философско-мистический лад.
— Эк она надрывается, — болезненно поморщившись, сказал Аркадий Платонович. — Словно режут её.
И, не оборачиваясь, только изменив тон, твердо уверенный, что его услышат все, кому следует, приказал:
— Отправить туда матроса. Свинью и птиц накормить, напоить. Завести буксирный конец. Матросу стоять на руле, чтобы шхуна не рыскала.
— Есть отправить на шхуну вахтенного! — ответил чиф, заступивший после Володи на вахту первый помощник, и спросил у капитана: — Значит, будем её буксировать, Аркадий Платонович?
— Придется.
Первый и второй штурманы обменялись мрачными понимающими взглядами.
Пауза, видно, непозволительно затянулась, потому что капитан повернулся и выразительно посмотрел на чифа: дескать, в чём дело, почему мешкаете?
Тогда тот, покосившись на нас с Волошиным, с некоторым смущением сказал:
— Может, двоих матросов пошлем, Аркадий Платонович?
Капитан посмотрел на него, усмехнулся и разрешил:
— Ладно, пусть несут вахту по двое. Людей хватит.
— Есть! — повеселевшим голосом ответил чиф и направился к двери.
Мы с Волошиным весело переглянулись. Конечно, было нетрудно понять, почему чиф попросил разрешения послать двух матросов дежурить на шхуне: одному там стало бы вовсе не по себе, особенно ночью. В такой обстановке, какую мы обнаружили на «Лолите», любой храбрец бы перетрусил и начал пугаться каждого шороха и всплеска воды за бортом.
— И дайте радио в Папеэте, — остановил помощника капитан. — Папеэте у них порт приписки, что ли? — повернулся он к секонду.
— Да, Аркадий Платонович.
— Сочините покороче, но чтобы понятно было, обратился капитан снова к вахтенному штурману. Дескать, в таком-то месте обнаружена покинутая экипажем моторно-парусная шхуна «Лолита» вашей приписки. Просим сообщить, неизвестно ли, что с ней случилось? Хотя ладно, я сам пойду на рацию. Вот ещё морока на мою голову. По международным морским законам покинутое командой судно становится собственностью того, кто его найдет и спасет. Но что нам делать с этой шхуной? Не тащить же её на буксире через весь океан до Владивостока!
К счастью, после длительных переговоров по радио начальство дало мудрое распоряжение: связаться с властями на Таити и передать им шхуну безвозмездно предложив выслать за нею буксир.
— Сочините им радиограмму поприветливее в Папеэте, — приказал помощнику повеселевший капитан. — Пусть высылают буксир за подарком, а мы пока потащим её им навстречу. Примерный курс сообщите, а времени и месте рандеву, дескать, договоримся потом дополнительно, смотря по обстановке. Задержит он нас, конечно, основательно, эта красотка, — помолчав, мрачно добавил Аркадий Платонович и вздохнул.
— Когда хоть примерно она покинута? — спросил он у секонда. — Сколько дней назад?
— Трудно сказать, Аркадий Платонович. Ведь вахтенного журнала нет, а в личных бумагах мы не копались.
— И правильно сделали, — кивнул капитан. Не сыщики. Ладно, идите акт составлять. И не растекайтесь там мыслию по древу.
Мы втроем засели в каюте секонда и начали составлять подробный отчет обо всём, что увидели на покинутой шхуне, стараясь не упустить ничего существенного.
Провозились мы с писаниной долго. Даже опоздали к обеду, но закончить ещё не успели.