Уголком глаза Энни увидела, как Рейф рванулся, подобно нападающей пуме. Она закричала, но горло сжалось и не пропускало звуков. Рука Трэйгерна поднялась, и ее рука тоже. Только Энни не вынула руку из кармана. Каким-то образом она выстрелила сквозь ткань юбки.

Грохот выстрелов заставил содрогнуться маленькую хижину, оглушив Энни. Воздух наполнился дымом, ноздри жег резкий запах пороха. Она застыла, все еще крепко стиснув в руке револьвер, дуло которого торчало из разодранных, сожженных остатков кармана. Почему-то здесь же оказался Рейф. Энни не могла припомнить, видела ли, как он входит в дверь. Кто-то протяжно кричал.

Рейф что-то выкрикивал, но она не понимала, что именно. Она почти не слышала его из-за звона в ушах. Он хлопал ее по ноге и по бедру, и она, всхлипывая, стала отталкивать его. Только через несколько секунд Энни поняла, что на ней горит юбка.

Затем одним скачком разлетевшаяся на кусочки реальность снова собралась в единую картину.

Рейф пересек комнату, выбил револьвер из вытянутой руки Трэйгерна, и крик стих, перейдя в стоны. Энни удалось сделать несколько шагов на дрожащих ногах, затем она снова застыла, глядя на человека, который, скорчившись, лежал на полу.

Низ его живота заливала кровь, от которой рубашка и штаны казались черными в полумраке комнаты. Кровь растекалась лужей вокруг него и под ним, просачивалась в щели пола. Его глаза были открыты, лицо стало белым как мел.

– Почему ты не застрелил меня? – хрипло спросил Рейф, опускаясь на одно колено рядом с охотником за наградой. Он понимал, что предоставил Трэйгерну идеальную возможность для выстрела, но, когда он увидел пламя на юбке Энни, все потеряло значение, кроме необходимости добраться до нее, прежде чем огонь рванется вверх. Рейф в буквальном смысле повернулся к Трэйгерну спиной – но тот не стал стрелять.

– Нет смысла, – прохрипел Трэйгерн. Он прочистил горло. – Мне уже не получить эти деньги. К черту. – Он снова застонал, потом произнес:

– Проклятие! Мне и в голову не пришло посмотреть, нет ли у нее оружия.

Энни пронзил ужас. – Она убила человека! Она слышала и другие выстрелы, но почему-то знала, что Трэйгерн начал падать до того, как Рейф появился в дверях. Она не целилась, она даже не знала, как ей удалось взвести и спустить курок. Но пуля попала в цель, и умирающий Трэйгерн лежал на полу, истекая кровью.

Внезапно к Энни вернулась способность двигаться, она бросилась к медицинской сумке, схватила ее и потащила по полу к несчастному.

– Нужно остановить это кровотечение, – лихорадочно заговорила Энни, опускаясь на колени рядом с Рейфом. Ужасный вид раны заставил ее содрогнуться. Трэйгерн был ранен в живот, и опыт медика подсказывал ей, что он конченый человек, хотя инстинкт громко требовал сделать что-нибудь, чтобы помочь ему.

Она протянула руки, но Рейф перехватил их и удержал. Взгляд его серых глаз казался застывшим.

– Нет, – сказал он. – Ты ничего не можешь для него сделать, детка. Не надрывай свое сердце.

Рейф понимал, что даже целительное прикосновение Энни не сможет справиться с такой обширной раной, – она только обессилит себя в бесплодной попытке.

Энни тщетно пыталась вырвать руки, стараясь освободиться. В глазах у нее закипали слезы.

– Я могу остановить кровотечение. Я же знаю, что могу остановить.

– Если вам все равно, мэм, я бы предпочел истечь кровью, чем позволить заражению пробраться в мое брюхо и потом умирать несколько дней в мучениях, – вяло произнес Трэйгерн. – По крайней мере, теперь уже не так больно. Она судорожно втянула воздух. От этого усилия грудь ее заболела. Она попыталась рассуждать как медик. Рана кровоточила гораздо сильнее, чем большинство ран в живот. Судя по количеству крови, пуля, наверное, перебила или задела крупную вену, которая проходит вдоль позвоночника. Рейф прав: она не сможет спасти его. Трэйгерн умрет через несколько минут.

– Чистая удача, – бормотал Трэйгерн. – Я потерял твой след в Серебряной Горе, поэтому решил отдохнуть, пока не заживет нога. Вчера отправился в горы и утром заметил ваш дым. Чистая чертова удача, и все зря. – Он закрыл глаза и секунду, казалось, отдыхал. Ему стоило больших усилий снова открыть их.

– Известно, что ты в этой местности, – сказал он. – Другие охотники за наградой... и по твоему следу идет еще федеральный судебный исполнитель. Зовут Этуотер. Проклятый бульдог! Ты самый лучший из всех, кого я выслеживал, Маккей, но Этуотер от тебя не отцепится.

Рейф слышал об этом человеке. Но Этуотер еще в большей степени, чем Трэйгерн, презирал слово «сдаться». Рейфу придется убираться из этой местности, и быстро. Взглянув на Энни, он почувствовал что-то вроде сильного удара в грудь.

Трэйгерн закашлялся. Он казался смущенным.

– Есть виски? Я бы выпил.

– Нет, виски нет, – ответил Рейф.

– У меня есть опий, – сказала Энни и попыталась снова освободить руки. Рейф все еще не отпускал ее, еще крепче прижав к себе.

– Рейф, отпусти. Я знаю, что не могу помочь, но опий облегчит боль...

– Ему это уже не нужно, детка, – мягко ответил Рейф и прижал ее голову к своему плечу.

Энни оттолкнула его, потом увидела лицо Трэйгерна. Оно было абсолютно неподвижным. Рейф протянул руку и опустил веки покойного.

Оцепеневшая от потрясения, Энни сидела на камне возле хижины, куда Рейф привел ее и мягко усадил. Она закуталась в одеяло, вцепившись в него руками, но никак не могла согреться.

Она убила человека. Снова и снова мысленно возвращалась она к происшедшему и всякий раз вынуждена была признать, что у нее не было выбора, что она должна была выстрелить. Времени на размышления не оставалось. Чистая случайность, что пуля попала в цель, но Энни не могла оправдать себя на этом основании: даже если бы она знала тогда, что ее выстрел убьет Трэйгерна, она бы все равно выстрелила. При выборе между жизнью Рейфа и жизнью Трэйгерна никакого сомнения не оставалось. Чтобы спасти Рейфа, она бы сделала что угодно. И ничто не могло изменить того факта, что она нарушила свою клятву, клятву врача, собственные устои и отняла жизнь, вместо того чтобы сделать все возможное для ее спасения. Предательство по отношению к самой себе повергло Энни в ступор. Понимание, что в подобных обстоятельствах она снова поступила бы так же, потрясло ее.

Рейф быстро собирал их вещи. Земля все еще была слишком промерзшей, и он не мог похоронить Трэйгерна, поэтому тело оставалось в хижине. Энни ни за что бы не вошла туда снова.

Рейф обдумывал свои дальнейшие действия. Некоторое время ему не придется пополнять запасы еды: у него оказалось оружие и припасы Трэйгерна, его собственная лошадь хорошо отдохнула. Ему нужно отвезти Энни обратно.в Серебряную Гору, потом он поедет на юг, пересечет пустыню Аризоны и направится в Мексику. Это не остановит преследователей, но, по крайней мере, собьет Этуотера со следа.

Энни... нет, он не может позволить себе думать о ней. Он с самого начала знал, что им недолго быть вместе. Он вернет ее домой, к ее работе, и пусть она продолжает жить дальше.

Но Рейф беспокоился об Энни. Она не произнесла ни слова с того момента, как Трэйгерн умер. Ее лицо было белым и застывшим, глаза огромными и черными. Он вспомнил, как в первый раз убил человека, давно, во время войны: его рвало, пока не заболели горло и мышцы живота. Энни не стошнило. Он бы чувствовал себя лучше, если бы ее вырвало.

Оседлав коней, Рейф подошел к ней, присел на корточки, взял ее холодные руки в свои и стал растирать, чтобы согреть их своим теплом.

– Нам нужно ехать, детка. Мы сможем выбраться отсюда до заката, и ты сегодня ночью уже будешь спать в своей постели.

Энни взглянула на него так, будто он сошел с ума.

– Мне нельзя возвращаться в Серебряную Гору, – сказала она. Это были первые слова, которые она произнесла за этот час.

– Разумеется, можно. И нужно. Дома тебе станет лучше.