Рейф спустил рукава рубашки, пока манжеты не закрыли ее запястья, чтобы защитить нежную кожу от грубой веревки. Энни стояла неподвижно, ее темные глаза были огромными и смотрели прямо перед собой. Он свел вместе ее ладони и набросил петлю отдельно на каждое запястье, затем быстро сделал надежный узел посредине. Проверил узел и прочность веревки и только потом отпустил ge руки. Машинально Энни сама натянула веревку, проверяя ее прочность: веревка облегала плотно, но не врезалась, узел был тугой.

Рейф быстро стянул ботинки, снял пояс с револьвером и расправил одеяла.

– Ложитесь.

Со связанными впереди руками сделать это было непросто. Она опустилась на колени, потом села и с трудом улеглась на бок. Она с ужасом почувствовала, что подол рубахи соскользнул вверх от этих движений, и в панике попыталась дотянуться и опустить его, но связанные руки не позволяли ей этого сделать. Она ощущала струю холодного воздуха на голой спине. Боже правый, неужели она вся на виду? Энни подняла было голову, чтобы взглянуть, но в этот момент Рейф улегся на пол рядом с ней и накрыл их обоих одеялом. Его большое тело тесно прижалось к ее спине, а рука обняла за талию.

– Я знаю, что это неудобно, – сказал он тихо ей на ухо. – Вам, наверное, лучше спать на спине: на боку руки слишком сильно будет сдавливать.

– Мне удобно, – солгала она, глядя перед собой в темноту. Ее рукам уже было больно, но она знала, что он старался причинить ей как можно меньше неудобств.

Рейф вдыхал свежий ароматный запах ее волос и кожи, и его мрачное настроение начало сменяться ощущением довольства. Он покрепче прижал к себе Энни и просунул свою правую руку ей под голову. Ее худенькое тело в его объятиях было мягким и очень женственным. Интересно, знает ли она, что рубашка скользнула так высоко, когда она ложилась, что он увидел ее бедра?

Через пять минут она слегка пошевелила плечами, пытаясь устроиться поудобнее. Когда Рейф во второй раз почувствовал, как она шевельнулась, он обхватил рукой ее бедро и ловко перевернул ее на спину.

– Упрямица.

Она глубоко вздохнула и расслабила плечи.

– Спасибо, что не связали меня вчера ночью, – пробормотала Энни. – Я и не знала. – Как странно то, что он заставил ее раздеться, чего она так испугалась вчера, было на самом деле милосердным поступком.

– С чего бы вам знать такие вещи?

– Но вы же знаете.

– Я побывал кое в каких переделках. И других связывать приходилось во время войны.

– Вы воевали на стороне Севера или Юга? Его протяжный южный акцент невозможно было ни с чем спутать, но это не обязательно означало, что он сражался на стороне южан, так как война расколола и штаты, и города, и семьи.

– На стороне Юга, наверное, хотя все на деле свелось к войне за Виргинию. Там был мой дом.

– В каких частях вы служили?

– В кавалерии. – Этого объяснения было, по его мнению, достаточно, хотя оно ничего не говорило о том, чем занимались и что представляли собой роты под командованием Мосби. Имея относительно малую численность, они связывали непропорционально большое войско северян, занимавшееся их выслеживанием, чтобы перехватить их, а если удастся – и взять в плен. Но им это не удавалось. Мосби и его люди снова и снова ускользали от них.

Рейф слушал, как ритм ее дыхания замедляется по мере того как Энни расслаблялась и сон подбирался все ближе. Она повернула к нему голову и прошептала:

– Спокойной ночи.

Желание спазмом сжало его внутри, и Рейф проклял свои раны, проклял ситуацию, которая заставила Энни бояться его. Она просто пожелала ему спокойной ночи, а он вообразил, что она говорит это после того, как он довел ее до изнеможения страстными любовными утехами. Что бы Энни ни говорила и ни делала, все влекло Рейфа к ее прекрасному вожделенному телу. Будет просто чудом, если ему удастся продержаться еще два дня. В данный момент он бы сказал, что это невозможно.

– Поцелуйте меня на ночь. – Его голос звучал хрипло от желания, и Рейф почувствовал, как она снова напряглась в панике.

– Мы... мы не должны этого делать.

– Учитывая, как сильно мне хочется раздеть вас догола, поцелуй – не слишком большая просьба.

От его грубого тона Энни задрожала. Рейф лежал рядом такой же напряженный, как и она, но по другой причине. От него волнами распространялся жар, окутывал ее, но это не был жар лихорадки. Она захотела получить подтверждение, хотя с чего бы ей было доверять человеку, который ее похитил?

– Вы хотите только поцелуя?

– Дьявол! Нет, я хочу не только поцелуя! – огрызнулся он. – Но я удовлетворюсь этим, если вы не готовы пустить меня к себе.

От шока Энни вздрогнула всем телом, в голове зашумело.

– Я не шлюха, мистер Маккей!

– Женщина не становится шлюхой, когда переспит с мужчиной, – ответил он грубо, безысходность уничтожила его самообладание. – Только когда берет за это деньги.

Это слово потрясло ее. Энни однажды слышала его, произнесенное украдкой, когда ее вызвали к одной из проституток, с которой грубо обошлись, – правильнее сказать, которая подверглась нападению, – но она представить себе не могла, чтобы какой-либо мужчина сказал это слово, непосредственно обращаясь к ней. Она содрогнулась от такой грубости, и ее сердце бешено заколотилось. Мужчины так не разговаривают с женщинами, которых уважают, значит ли это, что он намеревается...

Рейф положил руку девушке на живот, под связанными руками. Энни охватил жар, и дыхание стало вырываться из легких короткими толчками. Его пальцы слегка согнулись, потом начали нежно поглаживать ее.

– Успокойтесь, я не собираюсь вас насиловать.

Она произнесла задохнувшись:

– Тогда почему вы говорите такие ужасные вещи?

– Ужасные?

Рейф задумался над возможными причинами такой реакции с ее стороны. Поскольку Энни врач, он не ожидал, что она проявит такую чувствительность по поводу того, что он считал естественным в отношениях между мужчиной и женщиной, и к тому же необычайно приятным. Он давно уже потерял всякое стремление, которое у него, возможно, когда-то и было, «по-джентльменски» ограждать женщин от любых разговоров на эту тему. Ее реакция навела его на мысль, что либо ее когда-то обидел другой мужчина, либо она – девственница, и самый лучший способ выяснить это – спросить у нее. Он надеялся, что она девственница, потому что мысль о том, что кто-то мог так обидеть ее, неожиданно привела его в бешенство.

– Ты девственница?

– Что? – Ее голос стал почти беззвучен от потрясения.

– Девственница. – Он нежно погладил ее живот. – Энни, милая, кто-нибудь раньше...

– Я знаю, что это означает! – перебила она, боясь того, что он может произнести. – Конечно, я все еще... девственница.

– Ну почему же «конечно», детка? Тебе двадцать девять лет, а не шестнадцать. Очень немногие женщины проживают жизнь, не пустив к себе в постель мужчину, а в наши дни особенно....

За годы врачебной практики Энни достаточно повидала, чтобы не признать справедливость этого утверждения, но это ничего не меняло в отношении нее.

– Не могу говорить о других женщинах, но я, безусловно, никогда не делала... этого.

– А тебе когда-нибудь хотелось?

В отчаянии она попыталась отвернуться от Рейфа, но его ладонь крепко прижалась к животу, удерживая ее на месте. Не располагая другими средствами уклониться, Энни отвернула от него лицо.

– Нет. По-настоящему – нет.

– По-настоящему, – повторил он. – Что это значит? Или тебе хотелось, или нет.

Становилось трудно дышать: воздух казался тяжелым и раскаленным, насыщенным мускусным запахом его кожи. Она не умела притворяться, поэтому, в конце концов, перестала уклоняться от его шокирующих настойчивых расспросов.

– Я врач. Я знаю, как люди вступают в половую связь, и знаю, как выглядит мужчина без одежды, поэтому, конечно, я думала об... этом...

– Я тоже думал об «этом», – резко произнес Рейф. – Я почти ни о чем другом и не думал с тех пор, как впервые увидел тебя. Это был ад: я был так слаб, что едва мог держаться на ногах, но это не мешало мне хотеть задрать тебе юбку. Здравый смысл подсказывает мне оставить тебя в покое, просто отвезти обратно в Серебряную Гору через пару дней, как я обещал, но сейчас я бы отдал десять лет жизни, чтобы ты была со мной.