Хоуп ушла сменить свой чопорный наряд на удобный пеньюар из синего атласа, халат и пару нарядных атласных тапочек на высоком каблуке в тон пеньюару.

Задрав пеньюар и халат, чтобы взглянуть в зеркале гардероба на подвергшуюся отменной порке задницу, Хоуп увидела, что темно-розовая окраска еще не сошла с обычно светлых щечек. Дэвид тоже скоро заметит, как основательно отшлепал ее Майкл Флегг.

— Разве я плохо поступила, участвуя в сеансе с приятным мужчиной по клубным расценкам? — спросила она, возвращаясь с распушенными волосами, что, по ее мнению, должно было тронуть его сердце.

— Признайся мне в одном.

— В чем?

Хоуп налила себе чашку кофе.

— Почему ты так краснеешь, когда говоришь о том приятном мужчине?

— Черт подери, Дэвид!

Хоуп села и поставила на стол кофе, сахар и молоко. — Что?

— Ладно, я вела себя плохо.

— Я так и думал! — Дэвид вскочил на ноги. — Ты влюбилась, верно?

— Нет!

— Да, ты влюбилась.

— Я люблю только тебя, дорогой!

— Ты только что сказала, что вела себя плохо.

— Не произошло ничего, кроме чистой садо-мазо игры, но только из-за того, что он вел себя честно, чего не скажешь про меня. — Хоуп сгущала краски.

— Правда?

Дэвид воспринял эту исповедь скорее с интересом, нежели гневно, уже оказавшись во власти ее изумительной красоты, оттеняемой ярким пеньюаром. Что бы Хоуп там ни делала, она все-таки же вернулась к нему домой.

— Дэвид? — Что?

— Если Майкл приведет красивую, покорную молодую леди, ты согласишься провести интимный вечер, играя с ней, пока Майкл будет играть со мной?

— Какая же нам известная леди согласилась бы на такое?

— Моя подруга Сюзен Росс. Она мне часто твердила, что находит тебя привлекательным.

— И она просто так придет, чтобы поиграть?

— Насколько я понимаю, участники местной Сцены нередко встречаются, чтобы поиграть.

— Ты и в самом деле хочешь снова играть с ним, да? Но тебе не хочется брать у него деньги за это.

— Нет. Деньги мне тоже нужны, — заверила Хоуп Дэвида.

— Лгунья.

— Дэвид, я все время думала о тебе.

— Это уж точно!

Дэвид отправился искать сигарету и, не найдя, вместо этого налил себе виски. Хоуп вздохнула.

— Хоуп, иди-ка сюда. — Дэвид позвал из спальни. Он разжигал огонь в камине. В коттедже имелось все для медового месяца, кроме простора. Но им было приятно находиться рядом друг с другом.

Они сели рядом на кровати, он потягивал виски из рюмочки, она опустила голову ему на плечо.

— Итак, если я правильно понимаю, ты легла бы в постель с клиентом, если бы он не проявил сдержанность?

— Я виновата.

— Я думал, что ты не спишь с клиентами.

— Обычно я так не поступаю. Но бывший детектив Флегг притягивает меня уже как минимум в течение двух недель. Я даже подумала, не завести ли роман с ним. Но, обнаружив, что он один из нас, я сменила роман на сеанс. И оказалось, что ему больше вообще ничего не нужно. Дэвид взглянул на нее и сказал:

— Этим признанием ты не вызываешь доверия к себе.

— Дэвид, я ничего не могу поделать с собой! Мне только двадцать шесть лет. В моей жизни было не так много приключений, если не считать клуба, а большинство из приходивших туда джентльменов не те, о ком мечтают. И вдруг я оказываюсь в Рэндом-Пойнте в окружении клевых игроков! Ты об этом не догадываешься, но я каждый день отбиваюсь от огромных соблазнов, чтобы вовремя вернуться домой и приготовить ужин!

— Расскажи мне об этих соблазнах.

Дэвид отстранился от нее и скрестил руки на груди. Хоуп встала, пошла к окну как раз в тот момент, когда сверкнула молния. Затем послышались раскаты грома и хлынул сильный дождь.

— Нет. Ты воспользуешься тем, что я скажу, лишь для одного — наказать меня.

— Как тебе кажется, ты заслуживаешь наказания за то, что изменила мне?

— Я не изменяла. Я лишь собиралась.

— Это еще хуже.

— Давай больше не будем об этом, — пробормотала она.

— Наклонись через край постели, — велел ей Дэвид, снова наполнив и опустошив рюмку.

— Зачем?

— Делай, как тебе говорят.

— Ты же не будешь ремнем? — умоляла она, наклоняя свое гибкое тело через край постели так, что попочка оказалась против камина.

— А почему бы не воспользоваться ремнем? — Он присел рядом с ней и погладил ее покрытую шелковым шармезом попочку, выпяченную над краем постели. Она повернула голову и увидела, что он приподнимает край ее халата. — Я вижу, что розовый цвет еще не сошел, — сказал он.

— Я же говорила, что он лишь отшлепал меня.

— Спорю, что он занимался не только этим.

— Почему ты говоришь так?

— Я уверен, он раздвигал тебе ноги, — сказал Дэвид, раздвигая ей ноги, — и заметил твою влажность. После чего можно лишь догадываться, что произошло дальше.

Дэвид прижал кончики пальцев к покрытому мягкими волосами лобку Хоуп, потом засунул средний палец во влажную розовую щель, разделявшую его. Хоуп затаила дыхание, почувствовав это нежное вторжение. Два раза за один вечер!

Она лишь взглянула на него через плечо, что дало ей возможность продемонстрировать свой очаровательный профиль.

— Думаю, он также тщательно обследовал вот эту область, ибо моя жена такая потаскушка!

Дэвид прижал палец к ее анусу.

— Возможно, что так случилось, но дальше этого дело не пошло!

— Вот здорово. Я потрясен. Он всего лишь трахнул тебя спереди и сзади!

— Я бы не сказала, что он трахнул.

— В этом я нисколько не сомневаюсь.

Дэвид поднялся и подошел к сосновой коробке для игрушек, нашел лопатку и маленькую плеть.

— Хоуп, становись на четвереньки.

— Зачем? — спросила она, опускаясь на колени.

— На этот раз ты легко отделаешься.

— Правда?

Хоуп присела на пятки, сбросила с плеч атласный пеньюар, обнажая свои прелести.

— Вот так. Я накажу лишь те части тела, которые пульсируют.

Хоуп обмякла, услышав такую угрозу, а Дэвид смог запросто устроить ее так, что голова и грудь покоились на постели, спина чуть выгнулась, колени широко раздвинулись, а ее задница оказалась высоко поднятой. В таком положении ее ягодицы оказались предельно раздвинутыми, а влагалище полностью открылось.

Он начал с более мягкой кожаной плети, слегка обмахивая между ее ягодицами, затем хорошо прицелился, чтобы угодить кончиками хвостов в анус. Эта плеть была специально предназначена, чтобы обхаживать изящные малодоступные или чувствительные места. Дэвид потчевал ею также срамные губы. Она вертелась, стонала и извивалась, но все время изгибала спину, чтобы наиболее изящно предложить ему свои раздвинутые ягодицы. Желание удостоиться подобного внимания говорило о том, что его опытная рука доставляла ей истинное наслаждение.

Спустя некоторое время кожу начало потихоньку жечь. Однако Хоуп уже парила в своих ощущениях. Она все хорошо чувствовала, но не испытывала неприятных ощущений. От унижения, что так обходятся с ее задним отверстием, она чуть не расплакалась, однако возбуждение, которое вызывали возникавшие ощущения, было неописуемо. То же самое произошло, когда он рукой шлепал холм Венеры. Когда Хоуп еще девочкой читала романы, выпускаемые «Гроув-Пресс», такое обхаживание срамных губ описывалось как жестокая и ужасная пытка. С тех пор она узнала, что такие обхаживания, если их умело применять, приносят удовольствие.

Чтобы Хоуп было легче держать спину, Дэвид засунул одну руку ей под живот и поддерживал ее тело, но не переставал легко шлепать уязвимые, широко раздвинутые прелести, пока не увидел, что она покрылась потом от возбуждения.

Он знал, что настало как раз то мгновение, когда можно овладеть ею. Она уже занимала верное положение. Он просто встал позади нее и расстегнул молнию, после чего проникнуть в жену до упора было делом нескольких секунд. Он притянул Хоуп за талию и поставил на четвереньки и изо всех сил стал долбить ее сзади. Воспользовавшись лежавшей под рукой деревянной лопаткой, он сумел побудить ее двигать стройными бедрами в такт с его толчками. Всякий раз, когда он стучал по правой или левой ягодице лопаткой, она от неожиданности переставала дышать. Затем он слышал запоздалое «Ой!».