– Ну и прекрасно, – пробормотал он и заглянул своим волнующим взглядом в ее глаза, полные ожидания.
Дядя Паша искренне обрадовался девочке. Он с удовольствием отвечал на бесчисленные Дашины вопросы и сам спрашивал о ее городском житье-бытье. Татьяна с легким сердцем оставила их в саду под яблонями, где они расположились на столе с картами и домино, и отправилась прямиком в администрацию.
Симаков встретил ее с подхалимскими ужимками, но всячески подчеркивая свою значимость как главы большого села с десятью тысячами населения.
– Не беспокойтесь, Татьяна Михайловна, народ будет. Мы уже всех оповестили. Предупредили об особой важности мероприятия. Ровно в шестнадцать ноль-ноль начнем.
– Хорошо. Я буду в это время. Скажите, а из районного центра кто-нибудь из руководства приедет?
– А как же! Без них мы ничто. Как мы без вышестоящих-то будем брать на себя такую ответственность? Что вы, Татьяна Михайловна! Должен подъехать Вепрев, зам. главы муниципального образования. Кроме того, крупные предприниматели из Привалово. Хе-хе! Мы их тут называем «приваловскими миллионерами». В общем, полное представительство. И конечно, ваше присутствие, как говорится, главная фишка на совещании.
– Я бы хотела пригласить и районного прокурора.
– Прокурора? – опешил Симаков. – Но… не совсем понимаю, что ему тут делать. Криминальных вопросов на повестке нет, так что…
– И все же позвоните ему и пригласите. От моего имени, если уж на то пошло. Договорились?
– Ну хорошо, я позвоню… Не знаю, будет ли у него время. Он человек занятой.
– Мы с вами тоже не в бирюльки собираемся играть. – Впервые в ее голосе появились металлические нотки.
– Да-да, разумеется, – растерянно бормотал Симаков, вытирая платком пот на жирном лице.
До четырех часов была уйма времени. Татьяна вернулась на Октябрьскую и застала во дворе такую картину: на открытой площадке, где обычно жарили шашлыки, стояла большая пластмассовая ванна, наполненная водой, и в ней сидела довольная Даша. Она играла какими-то пупсами, а Павел Федорович сидел на лавочке и читал газету.
– Вот нашел в сарае Оксанкины куклы, вытащил оттуда же старую ванну, налил теплой водички. В самый раз в такую-то жару. Пусть побрызгается маленько. Потом пойдем клубнику с грядок собирать, так ведь, Дарья?
– Угу, – согласилась Даша, не отрываясь от игры.
– Надо только в сухое потом переодеться. Есть во что?
– Есть. От Оксанки много чего осталось. Я в комоде щас посмотрю.
Павел Федорович пошел в дом, а Татьяна села на скамейку. У калитки остановился грузовик, и вскоре показался Виталий.
– О! Какими ветрами снова в Кармашах? – удивился Виталий, пряча радость от неожиданной встречи.
– Я же говорила дяде Паше, что скоро вернусь.
– Ну, от бати информации не дождешься. Ему бы в разведке служить.
– Ты на обед?
– Ага. Сейчас только умоюсь. А это что за барышня в ванне?
– Это Даша, дочка Андрея.
– Андрея, художника? У него что же, и жена есть?
– Нет. Они живут отдельно.
– Мои папа и мама развелись, – вступила в разговор Даша. – А вы кто?
– Я-то? Брат вот этой тети.
– Тети Тани?
– Ага. Только не родной, а двоюродный.
– А что такое «дворо… двороюродный»?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Виталий. – Двоюрод-ный. Поняла?
– Ага. Дваюры-дный, – повторила она по слогам, интерпретировав незнакомое слово. – Хм, значит, два Юры – ваши братья? А где же там тетя Таня?
– Ну ты совсем меня запутала. Ладно, подрастешь, поймешь значение этого слова. Давай-ка вылазь из воды! Вон дед полотенце принес.
Виталий вытащил Дашу из воды, отнес на скамейку. Татьяна взяла полотенце, тщательно обтерла девочку, а потом переодела ее в хлопчатобумажные шортики и футболку, оставшиеся от Оксаны.
Девочка с удовольствием помогала накрывать стол для обеда. Она раскладывала ложки и вилки, бегала в дом то за хлебом, то за тарелками. Виталий, умывшись и переодевшись в чистую рубашку, выглядел помолодевшим. А может, причина была в другом? Мы стареем от нелюбви и уныния, а если любим, пусть даже без взаимности, то внутренний свет, что горит в нас в это время, озаряет наши лица, придает блеск глазам, разглаживает морщинки.
– Сегодня в четыре совещание у Симакова, – сообщил Виталий, накладывая сметану в горячий борщ.
– Я знаю, – ответила Татьяна. – Ты приедешь?
– А как же. Раз уж мы с тобой первые инициаторы, отступать не будем и инициативы никому не отдадим. Так?
– Так. А еще я бы хотела поднять вопрос о Красном боре. Ты только пока об этом никому. Хорошо? Хочу застать Симакова врасплох. Посмотрим, как он выкрутится.
– Этот выкрутится. Скользкий змей. Мы тут как-то толковали с мужиками по этому поводу. Есть подозрение, что берет «на лапу» наш глава. Его хорошо «подмазывают», вот он и позволяет втихую сваливать отходы возле села.
– Вот оно что. Теперь картина проясняется. Хорошо бы узнать точно, кто сюда привозит этот мусор.
– Ну, это не такой уж и секрет. Двух паразитов я могу назвать со стопроцентной уверенностью. Один – директор лакокрасочного завода Плужников, другой – директор, он же владелец, стекольного завода Минченко. А кроме того, сюда вывозят бытовой мусор из Привалово. Это уже надо спрашивать с коммунальной службы муниципального образования, то есть Приваловского района.
– Понятно. Хорошо, что мы с тобой заранее поговорили. Теперь я не буду блуждать в полной темноте.
– А мы на речку пойдем? – не выдержала долгого молчания Даша.
– На речку? Пойдем, – ответила Татьяна. – И возьмем фотоаппарат. За нашим на Береговую долго возвращаться. Виталий, у тебя есть «Полароид»?
– Где-то был. А может, новый, цифровой?
– Нет, нам снимки делать некогда.
– Да чего их делать? Вон на Колькином компьютере в два счета. У него фотопринтер есть.
– Нет, все равно некогда.
– Ладно, сейчас схожу принесу.
Татьяна с Дашей перешли мост через Огневку и вскоре были возле Красного бора, как раз у карьера, переполненного всевозможным мусором. Вокруг карьера уже были навалены свежепривезенные отходы.
– Фу! Как здесь пахнет! – зажала нос девочка.
– Ничего, потерпи. Мы сейчас все это безобразие сфотографируем и уйдем отсюда на чистое место.
Татьяна сделала с десяток снимков во всех ракурсах. Она даже сняла крупным планом обрывок газеты, торчащей из полиэтиленового мешка. На обрывке жирным шрифтом значилось: «Приваловские вести». «Неплохой заголовок для фельетона можно придумать. Например, “Приваловские взвеси” или “Приваловские свезли”», – подумала Татьяна, в которой взыграла кровь журналиста. Когда-то, после окончания университета, она работала корреспондентом областной газеты и сделала себе имя как яркий фельетонист. Немало врагов нажила в те годы. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы ее не пригласили на работу в городское управление культуры.
Со свалки они направились в сторону храма. Даша то бежала вприпрыжку впереди, то отставала, срывая ромашки и розово-белые цветы тысячелистника. Татьяна любовалась грацией и живостью девочки, ее радостным восприятием всего нового, детской безыскусностью и доверчивой добротой. Невольно она замечала Дашино сходство с Андреем, особенно похожи были глаза, и это еще сильнее привязывало ее к девочке.
– Папа! Смотри, какой букет я тебе нарвала! Это тебе подарок. – Звонкий голосок Даши эхом раскатился по приделу.
– Спасибо, дочь, – сдержанно ответил Андрей, спрыгивая с лесов и подходя к Даше. – У, какой красавец! Где же такая красота растет?
– Возле речки.
– Не хватает желтого цвета. Лютиков бы сюда или купавок.
– Купавки уже отошли, – сказала Татьяна. – Андрей, мне скоро на совещание, а Даша к тебе просится.
– Да, я хочу с папой. Можно мне посмотреть?
– Нет, Даша, здесь пока нечего смотреть. Вот начну роспись, тогда посмотришь. Я отведу тебя к матушке Ирине. Пока побудешь с ней, хорошо?
– А матушка – это кто?
– Это жена священника, отца Алексея. Ты так ее и называй – матушка Ирина. Поняла?