Вечером Лену поджидала новая неожиданность. Когда она открывала дверцу кабриолета, сзади кто-то обнял ее, закрыв глаза ладонями. Истомина задохнулась в испуге.
– Кто это? – сказала Лена суровым тоном. Нервы напружинились, она сжалась в комок, готовясь дать отпор любому негодяю. Опасность прячется от смелых и уверенных, она боится их, убегая в страхе. Истомина разгадала основную загадку жизни.
– Леночка, милая, бесценная, неужели ты не узнала меня? – завопил, играя придуманным нетерпением, мужской баритон. Это был Александр. Оказывается, он никуда не исчезал, всегда находился под рукой, будто стоял на автостоянке целую вечность.
– Александр, ну что за проделки, к чему такое мальчишество? – Лена отстранилась от настойчивого мужчины.
Она злилась на себя, откровенно и неприкрыто. Не на Александра, на саму себя. Ему что – ему ничего, он ухаживает за девушкой. Точнее сказать, делает вид, что ухаживает. А Лена принимает его внимание как обязательную процедуру. Нужно было дать отпор с самого начала случайного знакомства, но время уже упущено. Александр считает себя приятелем Лены и уверен, ему сойдет с рук любое ребячество. Лена обернулась, сердито посмотрела на Александра. В глазах немое восхищение. Нет, Александр не числит себя в приятелях, дело гораздо дальше зашло. Он поднял вверх руки, дескать, сдаюсь на милость победителю. Лена улыбнулась. Милый, удобный, комфортный, с таким можно устроить жизнь. Он слепит из ничего крепкую камеру на двоих. И они засядут в ней, остальным не оставят кода.
– Саша, я спешу, мне нужно домой, я очень устала, – пробормотала Лена, она словно извинялась за то, что не оправдала надежд сорокалетнего красавца.
– Леночка, ничего не хочу слышать, объявляем войну усталости, мы едем в японский ресторан. Сейчас же, сию минуту, летим на крыльях, – он увлек ее за собой, Лена едва успела нажать на сигнализацию, проверяя, закрыт ли кабриолет.
Александр усадил Лену на высокое сиденье, она оглядела салон, хотела задать вопрос, что за марка автомобиля, но ничего не стала говорить. Она принимала все условия жизни. Неожиданно пригласили в японский ресторан, нужно принять приглашение, несмотря на усталость. Согласие ни к чему не обязывает. Милое времяпровождение, не более. Жизнь стремилась навстречу Истоминой. Она показывала все стороны бытия и изобиловала соблазнами. Александр безудержно веселился, напропалую сыпал анекдотами, байками, но Лене все казалось, что это веселье наигранное, ненастоящее, Александр тоже устал, ему бы отдохнуть от круговорота событий и действий. Но он уже не может успокоиться, он находится в центре воронки. И чем больше он сопротивляется, тем глубже его втягивает в себя страшная и опасная круговерть жизни. В эту круговерть входит непременный ритуал обольщения юных девушек. И Александр отдает дань моде. Он обязан представить Лену публике, весь мир должен знать, что Александр находится на поверхности, его не затянуло на дно. Лена подавила раздражение. Они направлялись в ресторан, куда приезжают поужинать и поговорить после работы. Истоминой пришлось признаться в собственной неправоте, едва они вошли в ресторан на Невском. Новомодная кухня, побившая все рекорды по заманиванию в свои ряды любителей восточных кушаний, заполняла обоняние изысканными ароматами. Отсутствовал запах жареного лука, горелой баранины, чем изобилуют остальные дома общественного питания. И дороговизна здесь ни при чем. Порядок на кухне зависит от повара. А ведь повар – вымирающая профессия. В этом ресторане все в порядке с поваром, сразу слышно, по запаху. В зале все столики на двоих. За столами сидели мужчины среднего возраста. Компанию им составляли двадцатилетние девушки. Однообразие лиц и возрастов привело Лену в изумление. Они влились в стройные ряды поклонников японского варева. И мигом оказались как все. Так вот почему он пригласил Лену именно в этот ресторан, здесь все знакомы друг с другом, едят, разговаривают, орудуют палочками, не стесняясь, будто находятся за общим столом. Пир во время всеобщей летаргии. Истомина вытянулась в струну, выпрямив позвоночник. Она сидела с прямой спиной, будто проглотила линейку. Или гвоздь. Истомина боролась с искушением. Ей очень хотелось нарушить баланс, может, выкрикнуть какой-нибудь лозунг? И тогда все жующие проснутся, очнутся, посмотрят друг на друга и изумятся, ведь жизнь устроена иначе, по-другому, совсем не так, как они себе представляют. Лена прижала ко рту ладонь, чтобы сдержаться, лишь бы не сказать что-нибудь лишнее. Александр ничего не замечал, он суетился, читал меню, давал распоряжения официантам. Мужчина явно пребывал на седьмом небе. Им руководило блаженство. Он достиг вершины жизни, так ему казалось. Дорогой ресторан, знакомые лица, рядом красивая девушка. Александр самодовольно оглядел зал. Истомина оказалась самой ослепительной женщиной в этом заведении. Другие дамы и барышни выглядели гораздо серее и скучнее, чем она, были простыми, безыскусными, как суконная обивка на спинках стульев. Истомина выделялась на общем фоне ярким пятном, она походила на вылупившуюся бабочку, которая, покинув теплый кокон, тут же расправила крылья и поглядывала на окружающий мир с безмерным любопытством. Сейчас взлетит в поднебесье, прямо к солнцу. Александр восхищенно цокнул языком.
– Ты прелестна, моя радость, – сказал он, кладя локти на стол.
Лена мрачно улыбнулась. Она ненавидела себя за малодушие, легко согласившись на приглашение, Истомина обрекала свое невинное затворничество на распыл, теперь Александр будет считать, что имеет право распоряжаться свободным временем Лены. Станет звонить, надоедать. Еще и замуж позовет, кстати, может быть, прогуляться? Ведь настоящая любовь где-то далеко впереди, до нее идти и идти, целые версты и километры жизни. Пройдут долгие годы, прежде чем она отзовется на призыв истомленной души. А что делать по пути – ждать, догонять, экспериментировать? Вариантов великое множество, выбор большой. Лена смиренно убрала ладонь с губ. Ей больше нечего сдерживать. Она ступила на большую трассу. И должна первой прийти к финалу, первой, несмотря на препятствия, чтобы обойти всех. Раздражение и страх, испуг, радость, боль, счастье, улыбка – все это станет проездным билетом на пути к победе. Это естественные эмоции, и нельзя стесняться себя. Проявление любых чувств характеризует человека. Лена снова вспомнила бабушкины наказы. Хочешь узнать человека лучше – напои его как следует. Сразу раскроется истинное лицо, слетят маски, сойдет шелуха, выглянет настоящее, глубоко спрятанное от любопытных глаз. И Лена увидит чужое солнце. Так думала Истомина, выбирая напитки. Александр за рулем, ему выпивать категорически нельзя. Но он может взять такси. И Лена решительно взмахнула рукой. Кутить так кутить!
– Саша, мне, пожалуйста, сливового вина и текилы, – сказала Лена, поджимая губки. Истомина жеманничала, притворялась, играла в кокетку. Мужчинам нравятся кокетки, они становятся мягкими и послушными при виде капризной и манерной дамочки. Можно какие угодно веревки вить из любого мужлана, если загодя научишься строить различные конструкции из розовых или карминовых губок. При этом нужно посмотреть на переносицу, потом перевести взгляд в дальний угол, а затем, подкравшись по-кошачьи, бросить нежный взор на него, единственного и неповторимого. И все, считай, что он у тебя в кармане, сейчас же поведет в ЗАГС, прямиком, пешком, без провожатых. Губная конструкция отлично сработала, простая и гениальная на первый взгляд схема, но как много можно из нее построить! Александр вытер испарину со лба, он не ожидал решительной атаки от смиренной Лены Истоминой, сорокалетний мужчина повелся, как шестнадцатилетний подросток, будто впервые оказался наедине с особой женского пола. Словно до сих пор он пребывал в армейских подразделениях, и взяли его туда прямо из роддома. А ведь за его плечами и на плечах много было разных женщин. Было да сплыло, теперь вот приходится проходить через суровые испытания, как в первый раз. Лукавой улыбкой Лена убила все агрессивное в мужском сердце, вытащив на поверхность самые добрые и нежные чувства. Ему захотелось прижаться к Лене, положить голову на ее колени и забыться, хоть на миг, как забывался когда-то на груди у родной матери. Александр громко вздохнул и лишь после заговорил. Он говорил, чтобы что-нибудь сказать, просто прикрывал охватившее его смущение.
