– Ты слушаешь? – сказала Вера.

Мне пришлось мяукнуть в ответ. Мычать я уже не могла. Обессилела. Окончательно.

– Не обижайся, Настя, но я бы на твоем месте подумала, стоит ли выходить за такого подонка. Он же использовал тебя. Ты ему нужна как домохозяйка. Закроет тебя под замок, и все, поминай как звали. Все забудут твое лицо. Имя вычеркнут из памяти. Черников – непростой мальчик. Сама понимаешь, – сказала Вера и опять что-то принялась жевать.

Она шумно глотала, булькала, видимо, слишком горячим чаем запивала поздний ужин. Обжигала горло. Это вредно. Совсем не жалеет себя женщина. Горит ярким пламенем. Преимущественно – синим.

– А ты не на диете разве? – сказала я, чтобы что-нибудь сказать.

– Нет, не на диете. Не до этого. Работы много. – Вера вполне откровенно издевалась надо мной.

Она пришла из своего издательства, усталая, измученная, но удовлетворенная. Сегодня у нее не было приступов зависти. Болезнь отступила. Вера нашла, чем уязвить подругу, и жалила, жалила, жалила. Без жалости и сострадания. У Веры есть карьера. Книги. Муж. Гости. А у меня темное прошлое. И мрачное будущее. И никакого просвета. Я разозлилась. На себя. На окружающий мир. На дивный сон. Мне вдруг все опротивело.

– Вер, а ты зачем мне штору прожгла? – сказала я.

– Ты что, Настя, совсем с ума сошла? – удивленно протянула Вера.

И я поняла, что она прожгла нарочно, чтобы причинить мне боль. И сейчас она говорит мне плохие слова, чтобы сделать больно. Зачем я с ней разговариваю, зачем? И я повесила трубку. Не прощаясь.

Меня разыграли. Использовали. Пешка в чьей-то хитрой игре. Мелкая и ничтожная. Любая мелочь может стать значительной, даже маленькая моська пытается однажды укусить слона. Прыгает, скачет, старается дотянуться до корня зла и никак не доберется. Но однажды у нее все получится, и моська укусит слона. Обязательно укусит. Я злилась. Изводилась. Сильные мира указали мне мое место. Со мной поступили, как поступают с непокорными наложницами. Не хочешь жить в согласии и покорности – заставим. И ведь заставили. Хитростью и лукавством. В сущности, я ничего не теряю. У меня все будет. И королевство. И свита. Я выйду замуж, и меня назначат первой леди компании «Максихаус». У меня будет много охраны и прислуги. Черников приставит ко мне огромную свору челяди. Подруги умрут от зависти. Первой скончается Акимова. Ирина будет издыхать медленно и печально. Ирина любит меня, и не мне она позавидует, не моему липовому счастью, нет, моя подружка будет представлять на месте Черникова своего мужа Колю. С Иркой все ясно. Второй закончит жизненный путь неутомимая завистница Вера. В расцвете лет. Но Вера умрет другой смертью, более утонченной. Она примчится ко мне с белым флагом. Сразу после свадьбы. Вера обожает богатых и знаменитых. И тогда горько плакали мои бедные шторы. Они постоянно будут в дырках. Злая подруга истыкает окурками. Ничего, богач Черников купит новые, он же миллионер. Мужчина всем на зависть. Мы станем с Денисом отличной парой. Мы досконально изучили друг друга. Выведали один в другом разные нюансы, детали, тонкости. Ничего нового уже не узнаем, ничего зазорного не услышим. Нас ничем не удивишь. Все этапы большого пути пройдены. Осталось спокойно встретить старость. Основные дела уже сделаны. Экономический союз двух злодеев создан. Наступила замыкающая фаза, но какая же она долгая. Длиною в жизнь.

Меня замутило. Затошнило. Вывернуло. Спазмы повторялись с завидной частотой. Какое-то нервное потрясение. В таком состоянии замуж не выходят. А если выходят, то не для счастья, а для горя. С Черниковым я его вдоволь нахлебаюсь. Денис Михайлович лукавит, хитрит, пугает меня, а мне не страшно. И я не верю ни одному его слову. Все слова наполнены фальшью. И пусть я ошибаюсь. Пусть. Это же мои ошибки. И мне их расхлебывать. Как-нибудь разберусь со своей жизнью. Лучше останусь одна. Я обойдусь без Черникова. Карты выпали из рук шулера. Мужская хитрость вышла наружу. Черникову будет проще без опытной напарницы. И я оставлю его в одиночестве. Легко и непринужденно. Я освободилась от спазм. Усилием воли прогнала недомогания из организма. Меня больше не тошнило. И не мутило. Меня манила свобода. Я выбежала из квартиры. Сбежала по лестнице, минуя лифт. И смело зашагала по лужам. Повсюду хлестал дождь, сбоку, сверху, сзади, снизу, со всех сторон лило, будто из ведра. А я шла вперед и сквозь водяную призму смотрела правде в глаза. И больше не боялась жизни. Я буду бороться за свою судьбу. До конца своих дней. Стану самостоятельной. И я знала, что преодолею жизнь, чего бы мне это ни стоило.

Ненавижу оплачивать счета. Повсюду очереди. Нудные, томительные и утомительные одновременно. Я уплатила за квартиру, отстояв в длинной веренице людей. Мне больше не хочется замуж. Стайка веселых и непоседливых карапузов исчезла… Грезы прошли. Черников еще ничего не знает. Надо выбросить его вещи на помойку. Стильные вещи, дорогие, бережливому Денису будет неприятно, что он лишился части ценного имущества. Хоть чем-то смогу досадить бывшему кандидату в мужья. Хорошо, что все хорошо кончается. Надо еще заплатить за сотовый. Телефон пищит, молчит и тренькает. Поэтапно. Я зашла в центр сотовой связи. За высокой стойкой расположилась девушка моего возраста. Симпатичная. С ямочками на щеках.

– Добрый день, 8-936-10-69. Тысяча рублей, – сказала я.

– А у меня сдачи нет, – нагло, с вызовом ответила приемщица.

Ответила, как плюнула. Прямо в лицо. А такая симпатичная девушка. Почти невеста на выданье. Вот такую бы супругу милому Черникову предложить, за деньги, разумеется. Причем за большие деньги.

– И что? – сказала я.

И тоже нагло сказала, с вызовом. Ведь только что выстояла в очереди в сбербанке. И тут такая катавасия. Сдачи нет. Я же деньги предлагаю, а не шиш с маслом. Клиент всегда прав.

– У меня нет сдачи, девушка, – с нажимом сказала приемщица.

Ох уж это извечное российское: «Я стояла!» Можно подумать, что я не стояла. Очень даже стояла. Даже устала от вечного стояния.

– Разменяйте где-нибудь, идите-идите, – рявкнула девушка.

И я покорно пошла. В соседних магазинах мне не разменяли купюру. Я даже вспотела от напряжения. Вот это дела! Я вернулась в центр. Приемщица хищно оскалила зубы. Сейчас чрезвычайно модно все стихийное, природное, апокалипсическое.

– У вас есть книга жалоб? – спросила я, но без нажима.

Вежливо спросила, без наглинки и вызова. А к кому взывать? Где, в какой стране вы видели, чтобы вам в магазине сказали, что у них нет сдачи? Нет такой страны на свете. И в нашей нельзя говорить эти страшные слова. Иначе всем нам будет плохо, очень плохо. Как мне сейчас.

– Давайте уж ваши деньги, – вздохнула кассирша.

Она так тяжело вздохнула, будто черта внезапно увидела. И ямочки пропали. И вовсе она не симпатичная. И сдача у нее была. Это она от внутреннего протеста так отвечала. Назло клиентам. Чтобы не докучали. Я заплатила и ушла, вполне удовлетворенная собственными бойцовскими качествами. Могу же за себя постоять. Не только на ногах стоять, но и за себя постоять могу. Мамино воспитание. Не самое плохое, хочется заметить.

Собрала вещи Черникова. Понюхала. Ничем не пахнут. Никакого запаха. Ледяной рыцарь совсем не выделяет пот, у него начисто отсутствуют потовые железы. Он будто замороженный лещ. Я не смогла бы с ним прожить в замужестве и недели. Даже одной недели. Наконец-то все закончилось. А плохо это или хорошо, узнаю со временем. Я вытащила из целлофанового вороха самый яркий пакет. Финский. Красочный. Пакет непременно привлечет внимание бомжей, они быстренько нащупают золотую жилу. Утащат одежду ледяного истукана подальше от моего дома. Я побросала вещи в пакет. Вышла во двор. Проход к мусорным бакам был плотно забит машинами, кто-то устроил во дворе стихийную стоянку. Недавно в нашем доме открылось страховое общество. На первом этаже. А на втором расположился какой-то банк. Кругом сплошные «Мерседесы», джипы и «Лексусы». Другие марки мне трудно определить, не до определения тут. Крутые тачки, одним словом. Теперь к помойке не пробраться. Я потыкалась пакетом по машинам. Глухо. Не пройти. Я со злостью пнула какую-то машину. Оглушительно завизжала сигнализация. И вдруг во мне что-то сломалось, видимо, внезапно раскрутился винтик, самый маленький, невидимый, неощутимый, зато самый ответственный. Я бросила пакет на асфальт, рухнула на него и разрыдалась. Мне было плохо, очень плохо. Я слишком слаба для того, чтобы преодолевать жизнь в одиночку. Мама не в счет. Она прожила свою жизнь, прожила как могла, как умела. Теперь настала моя очередь. А у меня нет больше сил. Я чувствую себя слабой и беззащитной. Меня дотла сжег костер отчаяния. Как ведьму. И мне нет места на чужом празднике жизни.