На каждом шагу я вижу тебя.

Во все мои годы я вижу тебя.

В скорби я вижу тебя и в великой

нужде моей.

Днем и ночью я слышу твой голос.

В каждом ударе часов я слышу твой голос.

Кто ни окликнет меня - я слышу твой голос.

Я слышу твой голос, пока ты молчишь.

Однако время лечит любую боль, скорбь сменяется надеждой:

Мне хочется окликнуть кого-то и попросить,

чтобы третье мое пробужденье

превратило бы снова

ночь - в красоту.

Ночь отступила. В 1952 году в его жизни появилась красавица Вава, Валентина Григорьевна Бродская. Она стала его другом, любимой, женой.

Марк Захарович скончался 28 марта 1985 года и похоронен на кладбище в Сен-Поль-де-Ванс. Рассказывают, это случилось, когда он в кресле-качалке поднимался на лифте на второй этаж. Он улетел в небо... в Витебск... к Белле...

Они познакомились у художницы Натальи Гончаровой. На следующий день оживленный и восторженный Таиров сообщил Алисе Коонен: "Я провел ночь с замечательной женщиной!" Далее актриса вспоминает, как долго и горячо рассказывал Александр Яковлевич о той, в ком почувствовал художника, близкого его творческим поискам. "Когда мы вышли на улицу, Экстер затащила меня к себе пить чай, а когда забрезжил рассвет, союз для совместной работы над "Фамирой" был уже заключен".

Так в творческую жизнь Алисы Коонен и Александра Таирова вошла (или вторглась!) художница Александра Экстер, которой суждено было стать "первой исторической фигурой декорационной плеяды Камерного театра". Это случилось в 1916 году.

Имя художницы уже было известно: она участвовала в первых выставках "Бубнового валета" в Москве 1910-1912 годов. Ее работы экспонировались в Париже. Но встреча с Таировым перевернула жизнь, принесла истинное счастье творчества и признания и, увы, горечь отторжения, т. е. всю палитру высоких чувств и переживаний.

Успех их совместной работы над спектаклем по пьесе Ин. Анненского "Фамира Кифаред" был оглушительным. По выражению скульптора Веры Мухиной, это походило на извержение вулкана. Критика называла сценографию Экстер "театральной революцией".

Оформление, созданное художницей, разрушало все устоявшиеся каноны: вместо традиционных расписанных задников и кулис она из простейших геометрических форм конструировала трехмерное сценическое пространство, что произвело эффект "разорвавшейся бомбы".

Следующей их совместной работой была "Саломея" по пьесе О. Уайльда. Динамика обнаженных тел "Фамиры Кифаред" сменилась величественной торжественностью и интонацией трагичности, что подчеркивали костюмы "Саломеи", вернее, их цвета: золотой, кровавый и черный. Кульминация пьесы - "Танец семи покрывал", танец Саломеи. Его исполняла Алиса Коонен: "Я выходила закутанная в длинное прозрачное покрывало, так что видны были только обнаженные пальцы ног. Выходила очень медленно, как бы задумываясь о своей судьбе, а может быть, предчувствуя близкую смерть. Вдруг, решительно откинув первое покрывало, я начинала танец. Каждый покров, который снимала Саломея, нес свое эмоциональное содержание. Одно покрывало я снимала с трепетной нежностью, другое сбрасывала в порыве любви и страсти, третье бросая свою ненависть тетрарху..."

Силу и глубину страсти Саломеи емко и точно передают строки из Кузмина:

Глаз змеи, змеи извивы

Пестрых тканей переливы

Небывалость знойных поз...

Так легко было впасть в "галантерейную красивость и сексуальность, отличающие костюмы многочисленных исполнительниц этого танца на эстраде". Этого боялся Таиров. Этого не допустила Экстер.

Казалось, ничто не могло разорвать этот творческий союз. Но драма таилась в их силе, ибо не суждено, "чтобы сильный с сильным соединились в мире сем".

Они были равны по таланту, а этого гений Таирова выдержать не мог. У него была КООНЕН. Третьего в этом Театре на ДВОИХ быть не могло. На память об Экстер остался знаменитый занавес Камерного театра.

Что же случилось?

После премьеры "Саломеи" Экстер уехала из Москвы. Летом 1918 года умирают ее муж и свекровь. Отец мужа не впустил Экстер в дом, где она прожила почти 15 лет. Таким образом она лишилась не только близких ей людей, но и мастерской, своих работ. Об этом мы узнаем из переписки Экстер и Таирова.

Переписка тех лет довольно активна. Александр Яковлевич делится с художницей своими планами, идеями. А она... Она, судя по всему, в письмах более искренна, более открыта. В них и горечь, и некоторая растерянность (потеря близких, невозможность работать), и... недоумение. "Напишите мне, мой дорогой, о себе немного больше. Ведь нельзя же вспоминать обо мне только в связи с театром. Неужели Вы уже совсем меня не любите просто так ведь Вас я где-то глубоко очень люблю..." Не в этом ли невольном упреке начало драмы? Но будем скромны и не станем гадать об их отношениях.

В 1921 году вышла книга Таирова "Записки режиссера" в оформлении Экстер. Когда же у Александра Александровича возник замысел постановки "Ромео и Джульетты" Шекспира, то он без колебаний пригласил Экстер.

Премьера состоялась 17 мая 1921 года. Больше они вместе не работали. "Ромео и Джульетту" Таиров вспоминать не любил. Почему? На этот вопрос попытался ответить А. Эфрос: "Главным виновником проигрыша "Ромео и Джульетты" был художник. В декорационной истории Камерного театра - это самая горькая страница. Так получилось не потому, что декорации оказались плохи - этого не могло быть, их делала Экстер! - а наоборот, потому, что они были слишком хороши, вернее, роскошны... Таиров вызвал духов, с которыми не справился. Самым могущественным из них была Экстер".

Этот спектакль развел их в разные стороны. Экстер продолжала экспериментировать, оформляла интерьеры, расписывала для продажи керамику, проектировала одежду. В 1923 году режиссер Я. Протазанов пригласил ее для создания костюмов к фильму "Аэлита" по роману А. Толстого. Жизнь продолжалась.

В 1924 году Александра Экстер уезжает во Францию, где много работает для балета. Александру Александровну хорошо знали в Париже. Она была воспитана на искусстве Франции, куда впервые приехала в 1907 году после окончания Киевского художественного училища (Экстер родилась в 1882 году).

В Париже она знакомится с Пикассо, Браком, итальянскими футуристами Софиччи и Маринетти. Экстер была художницей западного стиля, западной культуры, ей у нас был бы очень трудно, особенно в 30-е годы. "Экстер чистой воды формалист,- считала Вера Мухина.- В корне декоративист, а не психологический художник".

В Париже у Экстер была мастерская и при ней квартира, в которой она жила с мужем Георгием Георгиевичем Некрасовым (выходцем из чаеторговцев Некрасовых), домашней работницей Настасьей и дико ревнивым белым бульдогом Тобби. Одно время у них жила обезьянка Джибулетка, с которой постоянно происходили какие-то невероятные события.

Верным другом семьи была Настасья. Она работала у Экстер еще в Киеве, а когда Александра Александровна уехала, Аннушка (так звали ее дома) через три года тоже уехала в Париж. Она не смогла оставить Экстер. С Аннушкой в семье было много связано всяких анекдотов. Самый популярный такой. Дело было еще в Москве. Наведался к Экстер фининспектор. На его вопрос, обращенный к Аннушке: "На какие средства вы живете?" - она не задумываясь ответила: "На вожделения Георгия Георгиевича". Имелось в виду "на иждивении". В самые тяжелые годы, когда Экстер не могла работать, Аннушка поступала куда-нибудь работницей, а заработанные деньги приносила в семью.

Муж Александры Александровны был актером у Незлобина. Многих удивлял этот брак: она - "такая тонкая, такая энергичная - вышла замуж за такого незначительного человека". Ах, как легко нам судить! Очевидно, Александра Александровне нужно было ласковое и нежное сердце (энергия из нее била своя!), и она нашла его. Георгий Георгиевич обожал свою жену, опекал ее, был "хорошей домашней хозяйкой".