Юпитер сердится!.. Две многозначительные строчки точек ему особенно досадили.

Альманах "Северные цветы" за 1829 г. опубликовал эту "перебранку".

В 1829 году Анна Готовцева выходит замуж за гвардейского офицера П. П. Корнилова, ставшего по выходе в отставку управляющим Костромской удельной конторы. Жизнь "любимицы наук" и "девы-красоты" резко изменилась. Дети рождались слабыми и во младенчестве умирали. Выжили четверо. На попечении находилась племянница, будущая поэтесса Юлия Жадовская. Заболел муж. Болел тяжело, мучительно, долгие годы. Анне Ивановне приходилось самой управлять имениями, большой и не очень благополучной семьей. Тут уж не до стихов.

Иссяк источник вдохновения. Все меньше сил и времени оставалось на творчество. В 30-е годы еще появляются ее стихотворения в "Галатее" и в альбоме "Подарок бедным". Но это последние публикации. В РГАЛИ сохранилась тетрадь стихотворений Готовцевой 1823-1850 годов. Большинство из них так и остались неопубликованными. Постепенно прерывается и связь с литературными кругами, но, как пишет Анна Ивановна:

Поэты русские, о слава наших дней!

Не истребитесь вы из памяти моей.

Человек всегда старается выработать себе философию, оправдывающую те или иные его поступки. Так и Анна Готовцева объяснила свой уход из литературы тем, что не считала поэзию своим призванием. В своем посвящении Бартеневу, с которым до конца дней его (он умер в 1866 году) поддерживала дружеские отношения, она признается:

В безвестной тишине забытая всем светом,

Я не хочу похвал, ни славы быть поэтом;

Но заслужить стремлюсь ваш благосклонный взор...

Последние годы Анна Ивановна жила в усадьбе Подберезье. Она скончалась летом 1871 года.

Думаю, дорогой читатель, что костромская помещица Анна Ивановна Готовцева заслужила и наш с вами "благосклонный взор". Сквозь столетие эхо ее стихов докатилось и до нас с вами. Ведь к нам обращены ее слова:

И в сердце разбудив к изящному стремленье,

Вам посвящаю в дар досуг и вдохновенье.

Оно являлось мне весною на лугах,

То в песнях соловья, то в радужных цветах,

То в отблеске луны и в тишине природы,

То в мрачной осени и в бурях непогоды,

Но своевольный гость, являясь, исчезал,

Он в глубине души прибежища искал,

И там, взлелеянный отрадой вспоминанья,

Надеется и ждет - улыбки и вниманья.

Не обманите ее надежду - улыбнитесь.

Красота Натальи Николаевны запечатлена многими художниками. Но портрет Владимира Гау, написанный в 1844 году, наименее известен. Не ошибусь, если предположу, что многие его впервые увидели в 1999 году на выставке "Современники Пушкина. 100 акварельных портретов из собрания Мориса Борюшо" в Музее личных коллекций на Волхонке.

В нем нет блеска прежней светской красавицы. Бесконечно прелестная молодая женщина. Печальные глаза, мягкий овал. И хочется вспомнить Пушкина: "Гляделась ли ты в зеркало, и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю еще более твоего лица..." Он написал это давно, в другой жизни, когда была она молода, прекрасна, любила свет, любила блеск. Но он был снисходителен: "Для тебя: чтоб ты была спокойна и блистала себе на здоровье, как прилично в твои лета и с твоею красотой" (из Болдина, 6 ноября 1833 года). Он ЗНАЛ ее.

Два гения - поэзии и "чистейшей прелести чистейший образец". Они встретились, чтоб разлететься: он - в бессмертие, а она... в спокойную семейную жизнь, завещанную им: "Отправляйся в деревню, носи траур по мне два года и потом выходи замуж только за порядочного человека..."

Она все исполнила. Она вырастила его детей. Она была счастлива. Этого ей не простили.

Ей не простили ничего: ни блестящей красоты, ни последующей после смерти Пушкина спокойной жизни. Ее сделали соучастницей преступления:

"Мы имеем право,- считала Анна Ахматова,- смотреть на Наталью Николаевну как на сообщницу Геккернов в преддуэльной истории". За ней тянется, как справедливо заметила Г. Пикулева, "шлейф Эльсинора".

Вам не кажется, уважаемый читатель, сколь бесцеремонны и высокомерны мы в отношении близких своих кумиров?! Здесь мы все едины: и великие и обыватели. "У него должна быть другая жена",- считает Софья Карамзина. "Только красавица. Голая красавица, разящая, как меч",- негодует неистовая Марина Цветаева. И ее беспощадный приговор: "Кукла".

После выхода книги П. Е. Щеголева "Дуэль и смерть Пушкина", где имя Натальи Николаевны упоминалось нелицеприятно, Борис Пастернак иронизирует: "Бедный Пушкин! Ему следовало бы жениться на Щеголеве и позднейшем пушкиноведении, и все было бы в порядке... А мне всегда казалось, что я перестал бы понимать Пушкина, если б допустил, что он нуждался в нашем понимании больше, чем в Наталье Николаевне".

И действительно, читая негодующих, начинаешь думать, что они не слышали Пушкина, особенно его предсмертное: "Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском..."

Но тут, увы, следует заметить, что вина Александра Сергеевича в том есть. Вспомните судьбу Сальери. Гению нужен был сюжет - и он "оклеветал" музыканта. Бедная Натали повторила страшную судьбу. Безмерно любящие поэта потомки видят ее в роли пушкинского Сальери. Вот почему Ярослав Смеляков посмел написать:

Детей задумчиво лаская,

Старела как жена и мать...

Напрасный труд, мадам Ланская,

Тебе от нас не убежать

Вот так, по-советски, прямолинейно. Раскаяние было горьким: "Но дело было: я когда-то про Вас бестактно написал".

Его величие и слава.

Уж коль о чести говорить,

Мне не давали вовсе права

Вас и намеком оскорбить.

Вот и эти строки примите как робкую попытку попросить прощения у Натальи Николаевны, не разгаданной нами Натали.

Невозможно отвести глаз от рыжеволосой красавицы на портрете Петра Соколова. Знаменитый в 30-х годах XIX века акварелист создал портрет замечательной красавицы Петербурга, которая по праву оспаривала первенство с Натальей Гончаровой. Большие лучистые глаза, мягкий овал. Красивый изгиб пухлых губ. Лицо покойно и задумчиво. Она ушла в себя, к чему-то прислушивается внутри себя. Ее красота сводила с ума, а строптивый характер... Впрочем, не будем забегать вперед.

Это знаменитая Идалия Полетика. Уже само звучание имени вносит какую-то тревожную ноту. В лирическую мелодику портрета врывается новая тема, и вот уже глаза кажутся застывшими льдинками, а плотно сжатые губы готовы произнести приговор...

То, что Идалия Полетика ненавидела Пушкина, общеизвестно. Вопрос в другом: почему? Она ему жестоко отомстила. За что? Выстраивая свою версию ответов, Семен Ласкин опирается на Шекспира: "В финале "Макбета" врач, наблюдавший, как леди Макбет пытается во сне отмыть окровавленные свои руки, произносит:

Большая совесть лишь глухой подушке

Свои секреты смеет поверять.

Священник больше нужен ей, чем доктор.

Не из этой ли породы Полетика?"

Попробуем не согласиться. Сомнения нет, что каждому, преступившему закон человеческий, следует исповедаться у священника. Но в данном случае полезнее был бы доктор. Психоаналитик.

Но прежде всего объясним читателю, что сделала Полетика и за что столь суровый суд. Чья кровь на ее руках. Мы придерживаемся этой версии, высказанной в 1980 году.

Всякий школьник знает, что свидание жены Пушкина и Дантеса произошло на квартире Идалии Полетики. Это было желанное свидание? Или Наталья Николаевна пала жертвой злого умысла, попала в ловушку, расставленную жестоким сценаристом?

Письма Дантеса к Геккерену, казалось бы, снимают все вопросы. Он признается в любви к даме - "самому очаровательному созданию Петербурга", чей муж "безобразно ревнив". "От такой женщины,- горячится Дантес,- можно потерять голову, особенно если она тебя любит". Он очень боится за ее репутацию, "а сказать об этом друг другу иначе как между двумя ритурнелями в контрдансе на балу" нет возможности. Ну разве не о Гончаровой речь?! Да, но где тут осторожность? Напротив, Дантес всячески афиширует свои чувства, вызывая недоумения окружающих. Разве так берегут честь светской дамы?! В эту связь поверили все, кроме Пушкина. Он кровью смыл придуманное светом бесчестье. Но кто разработал этот сюжет так отточено, что он не вызвал сомнения ни у современников, ни у потомков? Натали виновна. Виновна ли? Кто прикрыл ею, как ширмой, свой позор? И тут вновь вступает тема Идалии Полетики...