Из-за нехватки средств и специалистов, а также сигналов, которые поступали из Центра, о недовольстве работой на местах, различные разведывательные органы попытались согласовать и сблизить свои позиции, четче определить финансовую сторону дела: кто и кому платит деньги, сократить свой аппарат.
Об этом красноречиво говорит документ «Дополнение к «Соображениям о разведке», посланный из Пекина 19 мая 1926 г. и хранящийся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). В нем говорилось, что «на периферии мы должны иметь объединенный разведывательный и контрразведывательный орган». Это поможет избежать «распылению сумм, ассигнованных на разведку различными разведорганами», уменьшению затрат «на гласный (обслуживающий) аппарат, дабы максимум сумм бросить на секретный (агентурный) аппарат», лучше и дешевле иметь один технически-обслуживающий персонал: фотограф, машинистка, дешевле обойдется информация из объединенного органа в Пекин» и обратная (ориентировки и задания на периферию). «Мы слишком бедны людьми и деньгами, чтобы позволить себе иметь двойное число резидентур на периферии, — говорилось в документе. — При разрешении этого вопроса в положительном смысле необходимо: 1) Персональная договоренность между военным и ОГПУ разведорганами в Пекине о назначении резидентов и помощников. 2) Удачная организация резидентуры: при резиденте военном товарище помощник должен быть чекист и обратно. 3) Оперативная подчиненность по отрасли работы (Пекинскому развед. Центру). 4) Административное и финансовое подчинение по принадлежности к соответствующему ведомству (резидент или помощник военный остается на учете, оплачивается и принадлежит воен. разведке, тоже в отношении чекиста). 5) Оператив. и техн. расходы также распределяются между военной и чекистской разведкой. Опер. расходы, оплата агентов определяется отраслю (так в тексте. — В. У.) разведки; технические расходы приблизительно пополам».[345]
В этой же связи характерно одно замечание М. И. Казанина в своих воспоминаниях о китайской революции 1925–1927 гг., когда он работал в штабе Блюхера переводчиком. Как ему разъяснил его друг Мазурин, «хотя Бородин и Блюхер видятся друг с другом и служат одному делу, обе миссии — политическая Бородина и военная Блюхера — работают раздельно и взаимной ответственности не несут».[346]
Нередко возникали серьезные разногласия среди советских работников, посланных в Китай, которые прослеживаются по документам, хранящимся в наших архивах. Они существовали между послом Л. М. Караханом (Караханяном) и военным атташе А. И. Егоровым и его заместителем В. А. Трифоновым (1888–1938 гг.)[347] на Севере. «Если бы советское полпредство (в Пекине. — В. У.) хотя бы небольшую часть тех денег, которые сейчас тратятся на поддержку военных авантюристов, истратило на помощь Компартии, на подготовку опытных и знающих партийно-политических работников, на помощь китаеведам, на литературу, то польза для революционного движения Китая была бы неизмеримо большая, а Советская Россия сберегла бы свои миллионы, — писал в своих записках В. А. Трифонов. — Надо ведь помнить, что мы сейчас ведем работу в Китае, совершенно не зная Китая, не владея языком, располагая всего 3–4 знающими язык переводчиками. Уже одно это обстоятельство должно было внушить нашему полпредству большую осторожность, большую продуманность в его чрезвычайно ответственной работе».[348] Он считал, в отличие от Карахана, что «влияние наших советников и вообще советское влияние на народные армии совершено ничтожно» при том огромном финансовом бремени, которое несет наша страна.[349]
Разногласия существовали между политическим советником Гоминьдана М. М. Бородиным и главным военным советником Н. В. Куйбышевым. «Считаю, что Бородин со своими застывшими приемами работы становится все вреднее и вреднее, — писал Н. В Куйбышев А. И. Егорову. — Не отрицая, а наоборот, подчеркивая большие заслуги Бородина по нашим достижениям в Китае в прошлом, считаю, что он свое сделал и на большее не способен. Необходима присылка в Кантон нового сильного работника и обязательно партийца в лучшем смысле этого слова…За последнее время мы с тов. Бородиным мало ссорились, т. к. он, сильно сдав под моим напором, своим вмешательством мне больше почти не мешает работать…И если я считаю (необходимой) замену Бородина, то на основании своих взаимоотношений, я считаю, что в его прямой работе он сделал все от себя зависящее, и вперед за событиями и обстановкой он не поспевает».[350]
Это тревожило Москву. Было решено срочно послать в Китай комиссию для выяснения ситуации на месте. Постановление из протокола № 3 (особый № 2) заседания Политбюро ЦК ВКП(б), подписанного И. Сталиным, гласило: «Считать необходимым срочный отъезд в Китай комиссии в составе тт. Бубнова (председатель), Кубяка и Лепсе, включив в комиссию т. Карахана». Комиссии давалось следующее задание: «1) выяснить положение в Китае и информировать политбюро, 2) принять на месте, совместно с т. Караханом, все необходимые меры, поскольку они не нуждаются в санкции политбюро, 3) упорядочить работу посланных в Китай военных работников и 4) проверить, насколько обеспечен правильный подбор посылаемых в Китай работников и как они инструктируются».[351]
После тщательного обследования положения дел в Китае комиссия А. С. Бубнова 17 мая 1926 г. представила «Общие выводы и практические предложения» по улучшению работы. В разделе «Информационно-разведывательной работы» говорилось: «Постановку информационной работы вообще, и разведывательной (Разведупр, ИНО ГПУ) в частности, надо признать явно неудовлетворительной. Разведывательные органы, освещая удовлетворительно Маньчжурию и Монголию, крайне неудовлетворительно освещают остальной Китай и борющиеся там группировки.
Политика полпредства и наша военно-политическая работа базируется зачастую на отрывочных, случайных, непроверенных сведениях.
Кроме того, сама обработка материалов, изучение страны в Пекине организованы неудовлетворительно.
Разведупр тратит массу энергии на изучение общей экономики, ИНО не обрабатывает вообще материалов, а полпредовская информация освещает текущие события с опозданием на 1,5–2 месяца (полпредские бюллетени).
Кроме того, необходимо констатировать, что в работе Разведупра и ИНО имеется много параллелизма, приводящего к лишней трате валюты».
Для улучшения работы предлагалось:
«а) Разведработу (Разведупр, ИНО ГПУ) построить таким образом, чтобы Северный Китай (Маньчжурия, Монголия) освещались под углом интересов обороны СССР, а весь собственный Китай — с точки зрения потребностей нашей активной политики в Китае и изучения борющихся в нем сил.
б) При полпредстве создать специальное бюро, которое изучало бы и освещало политико-экономическую жизнь Китая.
в) Военведу и ГПУ предложить договориться о большей согласованности работы и устранении параллелизма».[352]
Комиссией Бубнова предлагался более строгий подбор и обучение военных инструкторов для Китая. «Все отправляемые работники должны быть предварительно проинструктированы и пройти хотя бы краткий курс ознакомления с обстановкой в Китае в Восточном отделе Военной академии (выделено мною. — В. У.)», — говорилось в предложениях комиссии.[353] Учитывая, что инструкторы в большинстве случаев направлялись без знания китайского языка, а это мешало «интенсивности и полезности работы», предлагалось Радеку «обратить особое внимание на подготовку» надежных и достаточно квалифицированных переводчиков в Университете Сунь Ятсена. Комиссия считала необходимым пересмотреть весь личный состав военных инструкторов в Китае и «наметить как его освежение, так и пополнение». Причем при этом подбор новых инструкторов должен быть строго персональным с учетом как их квалификации, так и состояния здоровья и семейного положения.[354]
