— Ты точно уйдешь до девяти? У меня свидание с Си Си Бодин.

И вышел во двор, а она осталась стоять, чувствуя себя так, будто все люди на Земле вымерли, и теперь она совсем одна.

В точности как сейчас.

Комната Трейса была не лучше, чем остальные комнаты в доме. Из окна открывался вид на болотистый луг, где паслись коровы. Чтобы рама не падала вниз, приходилось подпирать ее палкой от щетки: веревка подъемного блока давно порвалась. Комары и мошки набивались в комнату сквозь прореху в москитной сетке и тучами вились вокруг лампочки под потрескавшимся, сто лет не беленным потолком. Со стен кусками отваливалась желтая краска. Какой-то недоумок, раньше живший в этой дыре, как видно, сходил с ума от скуки и часами выцарапывал ножичком на дощатом полу всякую похабщину.

Кугар — чемпион. А. Д.

Дж. Л. Джо сосет у Кэрри.

Трахни Тину Одегард. Сучья жизнь.

Трейс врубил стерео и под хриплые вопли Эксла Роуза о любви и боли плюхнулся животом вниз на незастеленную кровать. Его взгляд упал на плоды чужих раздумий. Сучья жизнь. Что верно, то верно.

Он ненавидел Стилл-Крик, ненавидел его улицы, его запахи — все ненавидел. Его бесили сектанты в идиотских широкополых шляпах, разъезжающие повсюду на своих идиотских повозках; бесили люди на улицах и продавцы за прилавками. Норвежцы тупоголовые. Пялятся на него, будто он с луны свалился, и ржут за его спиной над его выговором.

Что они думают о нем, он знает. Белая кость, паршивый южанин — вот что они думают. Он слышал, какие сплетни они распускают о маме. Все считают ее шлюхой только потому, что она красивая. Только потому, что сукин сын Брок Стюарт развелся с нею.

Там, в Атланте, над ними никто не смеялся. Они жили в шикарной квартире в Стюарт-Тауэр, и у Трейса один платяной шкаф был просторней, чем эта так называемая спальня. У него была целая стена книжных полок, большой письменный стол, собственный компьютер. В Атланте фамилия Стюарт означала деньги и власть. А в Стилл-Крик не значит ничего, кроме того, что они здесь чужие.

Злоба кипела в нем, грызла кишки, и он перевернулся на спину, не зная, как с ней справиться. Он чувствовал, как она разгорается с каждым днем все сильнее, выжигает все внутри, поднимается к самому горлу, и иногда хотелось наплевать на все и взорваться, заорать, порушить все вокруг, но он обуздывал себя, как привык с детства. Совсем необязательно показывать людям, что ты чувствуешь. В девяноста случаях из ста это обернется против тебя. Лучше все скрывать.

Как в тот раз, когда эта старая свинья Джарвис не взял его на работу в «Тихую заводь», подумал Трейс, доставая из ящика прикроватной тумбочки украденную в магазине пачку «Мальборо». Приподнявшись на локте, он вытянул сигарету, закурил и повалился обратно, глядя на выпущенное в потолок облако дыма. Джарвис посмеялся над ним, разговаривал как с малым ребенком, посоветовал бежать Домой к мамочке. Тогда гнев бурлил в нем как крутой кипяток; хотелось только размахнуться, вмазать по мерзкой Жирной харе и бить, пока она не превратится в кровавое Месиво, но он не подал виду. Он бровью не повел, только вскинул голову и молча смерил взглядом эту бригаду кретинов, которые гоготали над ним, сидя в кузове старого пикапа с чашками кофе в руках. Он ушел молча, как полагается мужчине.

Не заводись, расслабься. Так говорил Керни Фокс. Керни Фокс, единственный из всех в этом дерьмовом городишке, кто отнесся к нему по-человечески. Не заводись, расслабься. Такой у него теперь девиз. Он произнес это вслух, прислушиваясь к звучанию слов, затем глубоко затянулся сигаретой и выдохнул в засиженный мухами потолок еще одно облако дыма.

Ему пока не всегда удавалось держать себя в руках и не заводиться, но он над этим работал. Иногда он чувствовал, что вот-вот сорвется, что злоба на сломавшую ему жизнь несправедливость вырвется наружу, и становилось даже страшно, что он ничего не может с собой поделать, но большую часть времени он держался, как и положено мужчине. Он не подавал виду, а это важно. Правда, порой до чертиков хотелось втянуть носом белый порошок кокаина и забыть обо всем, но с кокаином покончено. Он делает человека слабым, а быть слабым Трейс не собирался больше никогда.

А в полумиле на север Дэн стоял на крыльце своего дома с бутылкой пива в руках и смотрел в сторону фермы Дрю. Усталость ныла в каждой клеточке тела, травмированное колено щемило все сильней. Грозу опять сносило ветром к западу; в отдалении ворчал гром, но, видно, дождь собирался пройти стороной, как и два часа назад, когда уже сверкали молнии и падали первые капли ливня, который смыл бы все следы преступления, но передумал и умчался дальше, к Висконсину, даже не прибив пыль.

Запрокинув голову, Дэн глотнул из бутылки. Холодная струйка потекла в охрипшее от крика и приказов горло. Сколько сегодня пришлось орать — на помощников, на журналистов… Пожалуй, гром был очень к месту: нагнетал тревогу.

На стройке они проторчали до часу ночи. Агент криминального бюро Игер еще прочесывал площадку в поисках новых улик, ропща вполголоса, что «Тихая заводь» строится посреди охотничьих угодий фазанов и популяции будет нанесен чудовищный урон, когда Дэн уехал домой, к Эми и миссис Регине Крэнстон, которая должна была стряпать, убирать в доме и создавать уют те три недели, что дочка проживет у него. Тело Джарвиса отвезли в похоронную контору Дэвидсона. Его «Линкольн» отбуксировали на свалку к Билли Уотермену, куда свозили отходы со всего округа Тайлер. Мобильная лаборатория отбыла в Сент-Пол, прихватив с собой найденные вещественные доказательства.

Суета на месте преступления улеглась, но настоящая работа только начиналась. Приехав домой, Дэн собирался поспать часок, а потом вернуться в участок и приступить к расследованию. Да нет, все это полная чушь. Что он вообще знает о расследовании убийств? Только то, что прочел в учебниках по криминалистике… За все время, что он был шерифом, самым серьезным случаем было, когда Тильман Амштутц побил жену за то, что та выпила на празднике слишком много мятного шнапса. В ответ Вера огрела мужа по голове кольцом замороженной кровяной колбасы, и он получил сотрясение мозга.

Еще в округе Тайлер время от времени случались пьяные потасовки в баре «Красный петух», да в бедных кварталах, бывало, доходило до битья посуды при семейных ссорах, но по большей части жители Стилл-Крик отличались врожденной законопослушностью и любовью к порядку. Теперь размеренной и спокойной жизни пришел конец, и именно ему, шерифу, придется держать за это ответ.

Дэн Янсен. Местный герой. Капитан кугарской футбольной команды. Первый нападающий кугарской баскетбольной команды. Единственный уроженец Стилл-Крик, которого показывали по национальному телевидению. Трисси говорила, что он хочет вернуться потому, что в Стилл-Крик всегда будет героем, не прикладывая никаких усилий: памяти о былой спортивной славе, сильных руках и быстрых ногах хватит ему до конца жизни.

Не правда. Он вернулся, потому что здесь его дом, потому что ему нужно было спокойное, знакомое место после того, как его карьера пошла прахом. В Лос-Анджелесе он был Дэном Янсеном, первым нападающим рейдеров. А потом случилась беда с коленом, и в мгновение ока он стал никем. Прожектора ослепили его и погасли, и он остался бродить в темноте и ощупью искать что-нибудь, кого-нибудь, кто сказал бы ему, кто он есть теперь, когда футболку с номером восемьдесят восемь носит другой игрок — с сильными руками, убежденный в собственном бессмертии.

Трисси гораздо больше обескуражила утрата статуса жены известного игрока, чем то, что Дэн не мог ходить из-за травмы колена. Она утешалась мыслями о том, что он пойдет в спортивные комментаторы, и на телевидении станет звездой еще ярче, чем в футболе. Когда он сказал ей, что хочет вернуться в Миннесоту, она буквально рассмеялась ему в лицо. Дэн был ее шансом вырваться из Стилл-Крик; возвращаться туда она не собиралась и ясно дала ему понять, что вышла замуж за номер на футболке, а не за человека, который ее носил.