– Ну-ну, – озадаченно пробормотал Пульман. – Чертовщина какая-то…

Отойдя подальше, он остановился и украдкой пересчитал добытые средства. Получилось немногим более двухсот новых рублей.

– А проверим-ка мы это дело, – недоверчиво буркнул себе под нос Адольф Мирзоевич, озирая окрестности в поисках очередного объекта воздействия. Внимание психотерапевта привлек крайний в ряду ларек с импортной дребеденью, возле которого никого не было. Подойдя поближе, Пульман разглядел в окошке видимую треть смазливой молодой бабенки, которая от нечего делать пилила ногти.

Стараясь дышать как можно ровнее, Адольф Мирзоевич мелкими шажками начал приближаться к киоску, прогоняя в уме возможные последствия своего последующего действия.

– Ты одна, красуля? – затаив дыхание, поинтересовался он, приблизившись на дистанцию, исключающую отступление, и тут же мучительно покраснел: с барышнями, тем более молодыми и смазливыми, он разговаривать стеснялся, поскольку остро ощущал при этом свою неполноценность.

– Ну, одна, – грубо ответствовала барышня, одарив вопрошающего крайне недружелюбным взглядом. – Чо хочу?!

– Хочу, хочу, – уверил ее Пульман. – Ну-ка, быстренько… эмм… На окошко нацепи табличку «Обед», а меня… эмм… впусти к себе. Живо! – Выговорив наконец эту мучительную тираду, Адольф Мирзоевич страшно напрягся и уж было изготовился заискивающе разулыбаться и немедленно драпануть – ведь эта особь с явно выраженными чертами рыночной хищницы от безобидной бабки сильно отличалась и вполне могла разродиться страшным скандалом с далеко простирающимися последствиями типа экстренного вызова плечистых пацанов из Центральной бригады или еще чего-нибудь в том же духе.

Особь на секунду задумалась, затем выставила табличку, сама, безо всякого дополнительного распоряжения, задернула шторки на окне и распахнула дверь, впуская гостя. Переступив через порог, Адольф Мирзоевич севшим от напряжения голосом прохрипел:

– А теперь запри дверь, красуля, – что было немедленно исполнено. Обозрев интерьер, Пульман заметил, что у хищницы все в норме, как положено экземплярам данного разряда: грудь торчком, ноги от ушей и задница – в обхват.

– Эээ… ммм… – От волнения у него затряслись руки, а сердце забухало о грудную клетку мощными скачками, грозя в любой момент выскочить наружу. – Эмм… У тебя того… это… ну – венерические заболевания есть? Нету? – выдавил он через силу и покраснел – стыдно стало отчего-то.

– Ага, нету, – утвердительно кивнула барышня и не в тему добавила: – Я с кем попало не трахаюсь – Вовец башку оторвет! Это у него моментом.

– Ага, ага… эмм… – Пульман пристукнул кулачком о прилавок. – А у тебя… эээ… того – сейчас месячных нету? – и не то чтобы покраснел, а даже побагровел от напряга.

– Нету месячных, – отозвалась барышня, в отличие от него ничуть не смутившись.

– Тогда вот что… Вот что… эмм… – Пульман наконец собрался с духом и теперь уже отчетливо выпалил: – Я очень-очень – ну просто невероятно красивый и страшно сексапильный мужик! Два метра ростом, могучие плечи, огромный член – просто невероятно огромный! Я тот, о ком ты мечтала всю свою сознательную жизнь! Поняла? Я – твой идеал! И вот – я здесь… Ты поняла?

– Да, поняла, – прошептала барышня и вдруг тяжко задышала – прямо так, без перехода, словно ее три дня вхолостую ласкали по чем попало и не давали заполучить оргазм. Крепко вцепившись в худые психотерапевтические плечи, распаленная торгашка страстно прорычала: – Любый мой! О-о-о-о! – и залепила узкий рот обольстителя смачным поцелуем, тут же принявшись тереться о Пульмана всеми своими ухищрениями.

– Ах… Ах… Ах… – еле высвободив рот, Пульман судорожно глотнул воздуха и с огромным трудом пристроил дамочку на прилавок – благо тот оказался совсем невысоким. – Щас-щас… щас… – Трясясь от возбуждения, Адольф Мирзоевич кое-как разоружил потный лобок извивающейся страдалицы и, изловчившись, с всамделишным рыком вставил свое малокалиберное орудие в огнедышащую расщелину, отметив мимоходом, что для первого раза получилось довольно сносно.

– У меня огромный – невероятно огромный член!!! Ты получаешь колоссальное удовольствие! Просто фантастическое удовольствие! Я самый страшный половой гигант – я просто маньяк! Я – тот, кого ты ждала всю жизнь! – заполошно выкрикнул он и быстро-быстро задергал тазиком – словно отбойный молоток заработал.

Буквально через пятнадцать с половиной секунд с момента проникновения последовала разрядка: Адольф Мирзоевич дернулся, будто ударенный током, сладострастно крякнул и обмяк. А хищница, пластично зажав его ногами, задушенно взревела:

– Ооооооаа-а-ауссс!!! Ах – ах – ах – оууу!!! Родимый мой! Я люблю тебя – люблю! О Чикатило ты мой! Чикатило… – и принялась исступленно обцеловывать адольфомирзоевическую мокрую плешь.

Испуганно вырвавшись из жарких объятий, Пульман недоуменно уставился на распоясавшуюся красавицу:

– Не понял! Кто-кто?

– Чикатилллааа!!! – томно протянула хищница и вновь потянулась к Пульману. – Я о тебе всю жизнь мечтала! Режь меня, души меня – я твоя!

– Но-но, полегче! – прикрикнул Пульман и опасливо отступил к двери, поспешно застегивая штаны. – Извращенка, блин… Ха! Все кончилось – нет никакого Чикатилы! Заправься – ничего не было у нас с тобой.

– Ладно, – покорно согласилась извращенка, томно улыбаясь и профессиональным жестом вытягивая откуда-то из-под прилавка запасные трусики. – У нас ничего не было…

Адольф Мирзоевич поморщился, вдыхая аромат распаренного женского тела. Сейчас это получилось раз в пять хуже, чем при виртуозных актах мастурбации. Только страшное возбуждение и почти моментальная разрядка – подлинного наслаждения не было вовсе.

«Так себе… Слабое подобие левой руки», – отметил про себя Пульман, а вслух сказал:

– Вот что, красотуля… Я сейчас отсюда выйду, а как закроется дверь, ты тут же забудешь, что здесь произошло. В общем, ты меня никогда в жизни не видела. Ферштейн?

– Ага, – согласилась барышня. – Я тебя не видела. Ферштейн.

– Ну и прекрасно, – пробормотал Адольф Мирзоевич и, немного посомневавшись, напихал в авоську с картошкой всяких дорогих нерусских дрянностей, что были на полках – сколько влезло. Затем выгреб из стола все имеющиеся в наличии деньги, рассовал их по карманам и покинул ларек.

Хлопнув дверью, он некоторое время постоял рядом, прислушиваясь к своим ощущениям, затем подошел к окошку и постучал. Шторки разъехались в стороны, табличка «Обед» исчезла, и в оконном проеме показалось смазливое надменное личико.

– Чего хочу? – высокомерно поинтересовалась продавщица, окинув невзрачную фигуру психотерапевта безразличным взором.

– Во бляха-муха! – восхитился Адольф Мирзоевич. – Прям Мона Лиза, мать твою так! Такая надменность, такая величавость…

– Чо хочу?! – с ноткой агрессии вопросила «надменность». – Говори или отваливай, чудик. Холодильника нет – напитки теплые.

Адольф Мирзоевич хотел было возразить, что насчет холодильника «красуля» явно врет – пару минут назад он больно стукался костистой задницей о ручку «Аристона», каким-то чудом втиснутого в тесное пространство ларька и исправно гудевшего. Но тут же сообразил, что по сценарию ему таких вещей знать не положено, и перешел к делу.

– А ты меня не припоминаешь, красуля? – хитро прищурившись, спросил он. – Ну-ка, присмотрись повнимательнее.

Продавщица некоторое время подозрительно рассматривала психотерапевта, затем неуверенно предположила:

– Ты не из РУОПА?

– Не-а! – Пульман лукаво подмигнул барышне. – А ты подумай хорошенько, подумай…

– К братве ты никаким боком… А! Ты кореш базаркома. Так? – почти утвердительно произнесла продавщица.

– А вот и нет! – опроверг ее Пульман и торжественно заявил: – Я епарь-перехватчик! Ну что – не помнишь?

– Чего?! Епарь?! – Барышня вдруг побагровела и взорвалась заливистым хохотом, – видимо, сообщение Адольфа Мирзоевича о своей принадлежности к такому славному отряду мужской половины человечества выбило ее из колеи. – Ой-ха-ха-ха!!! Ой, умру! У меня на твой размер импортный призер есть – как раз с руками и ногами залезешь! Башка только и останется – такая тыква ни в один призер не поместится! Ха – епарь! – Вдоволь насмеявшись, хищница внезапно рассвирепела и сурово посоветовала самозванцу: – Пошел отсюда, мудак, а то щас пацанов позову! Вали давай, недоделанный…