– Щас, щас, братан, я быстро, – скороговоркой выпалил Иван, стартуя с места и мчась к беседке, – ленивый Махмуд таскал с собой только один магазин, присоединенный к автомату, не желая обременять себя лишней тяжестью. Добравшись до первого попавшегося автомата, Иван поменял магазины и выстрелом в голову прекратил мучения смертельно раненного.

– Ну вот – минус пять, – констатировал Иван, присев за бортиком беседки и озираясь по сторонам. – Один остался…

В джипе кто-то тонко завыл. Иван подскочил к машине и рывком распахнул переднюю дверь, направив ствол в салон. На заднем сиденье скрючился Жюльен – переводчик трясся от страха и тихонько подвывал.

– Не зацепило? – брезгливо спросил Иван. – Да не вой – все в норме!

Жюльен в ответ помотал головой – нет, не зацепило.

– Пятый где? – деловито поинтересовался Иван. – «Индеец» еще один – где?!

– Туалет, – тихо прошептал Жюльен. – Он туалет…

Иван мгновенно развернулся и взглядом сосчитал автоматы в беседке. Пять стволов имело место – лишний, заботливо прислоненный к столбику, так и стоял, дожидаясь хозяина.

– Очень приятно, – похвалил Иван, направляясь к уборной, располагавшейся неподалеку от беседки.

– Руки за голову – выходи! – скомандовал он, подойдя к уборной на пять шагов. – Без шуток только – а то…

Дверь уборной тихонько скрипнула – во двор вышагнул пятый охранник, ненавидяще глядя на Ивана и не делая попыток приподнять сползающие штаны.

– Че ж ты, воин, весь бой в сральне просидел? – укоризненно попенял ему Иван. – Надо было выйти и умереть, как положено мужику… Штаны застегни! И пройди два шага вперед. Быстро! – «Индеец» все послушно исполнил. Вскинув автомат, Иван короткой очередью перечеркнул жизнь последнего охранника и, поморщившись, пошел вновь менять магазины.

– Ты! Ты убил безоружного! – петушиным всхлипом прорезался Жюльен, вылезая из джипа. – Он не нес в себе угрозы! Ты что, не знаешь кодекса…

– Это бандит, – поправил Иван, рассовав по карманам магазины и направляясь к хибаре пленных. – Он грабил, убивал и насиловал. Я совершил правосудие – и только.

– Зачем тогда ты позвал его из туалета? – удивился Жюльен. – Стрелял бы через дверь – не надо было бы смотреть ему в глаза…

– Он бандит, но воин, – обернулся Иван. – И я – воин. Если у меня есть возможность не торопиться, я никогда не стану убивать воина в сортире. Умереть на говне – это западло…

За то короткое время, что Иван отсутствовал, Артур успел прийти в себя – он сидел на корточках возле поверженного Махмуда, держался за голову и стонал, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Пошли – не хер стонать, – пригласил Иван, надевая на левое запястье командира «индейцев» наручник. – Подвезешь меня до «нейтралки». Будешь хорошо себя вести, отпущу. Давай, пошли!

– Ты убил моего брата, капитан, – тихо выговорил Артур, скривив лицо в мучительной гримасе. – Ты представляешь, что ты сделал?

– Да, я убил… я вообще – всех убил, – признался Иван. – Я же тебя предупреждал – отпусти. Ты не отпустил. А мне некогда – надо в Беслан поспеть на вечерний борт. Пошли! – и дернул за наручник, поднимая Артура с земли.

– Ты представляешь, что ты наделал? – не унимался Артур. – Ты же теперь труп, капитан… Осталось тебе досидеть один день… Капитан, чтоб ты сдох, какой же ты дурак, а! Один день! Только один!!! Идиот… А теперь у тебя целый род в кровниках – ты понимаешь это? Весь род Бекбулатовых – твои кровники…

– Сочувствую, – равнодушно произнес Иван. – Роду вашему… Давай пошли, не хер тут мне сказки рассказывать, – и выволок Артура во двор.

– Никуда не пойду, – отказался главарь «индейцев», падая у входа на задницу и слабыми руками цепляясь за боковой косяк. – Мочи прямо здесь – хер ты от нас выберешься, придурок…

– Ты сильно ударился башкой, – озабоченно пробормотал Иван. – И ничего не соображаешь, братишка… Если я тебя грохну, как ваш род узнает, что я – их кровник? И потом. Если ты умрешь сейчас, то не сможешь мне отомстить. А я ведь вернусь скоро в ваши горы – так что… Ну, поехали?

– Что-то плохо мне, – секунду поразмышляв, Артур изменил тактику. – Я с тобой поеду, только дай немного отдохнуть, а то…

– Все, надоел, – резко оборвал его Иван, пристегивая второй наручник на свое правое запястье, и волоком потащил возмущенно протестовавшего Артура к джипу. – Некогда мне тут с вами. Мне на бесланский борт успеть надобно…

Как ни странно, Адольф Мирзоевич почему-то не умер. Хотя, по идее, обязательно должен был отдать концы – не от удара молнией, так от последующего скотского обращения соратников по дурцеху. Как потом выяснилось, его доставили в приемный покой областной больницы только спустя три часа после происшествия: как обычно, сначала искали бензин для дурдомовского «ЗИЛа», затем искали водителя, потом – другого водителя, поскольку первый был совершенно неупотребим в профессиональном аспекте ввиду ударного поглощения спиртосодержащих продуктов. Затем, уже в палате интенсивной терапии, совершенно трезвые врачи долго не могли взять в толк: а что же, собственно говоря, случилось? По версии доставивших Пульмана санитаров, можно было предположить, что Адольф Мирзоевич пострадал то ли от удара молнии, то ли от удара ноги Обтрухаэсаса, то ли просто звезданулся с трубы – а может быть, все сразу, в совокупности. Так и не придя к консенсусу, врачи вынесли однозначный вердикт – не жилец как пить дать. Однако на всякий случай Пульмана реанимировали как придется и оставили в реапалате под системой – решили утром, на пересменке, посмотреть, что из этого получится.

Спустя пару часов наш герой пришел в себя и страшно удивился тому, что находится не там где положено. Так и не сообразив, что с ним случилось, психотерапевт успокоиться и законопослушно болеть дальше не пожелал, а, напротив, пришел в дикую ярость. Вооружившись штативом из-под капельницы, он грамотно и методично уничтожил оборудование палаты интенсивной терапии, выскочил в приемный покой и потребовал у дежурной сестры свой рабочий халат с выданной накануне зарплатой – иначе все! Старушка, заикаясь и бледнея, растерянно сообщила, что тем, которые в реапалате, не полагается ничего отдавать. В ответ больной замахнулся штативом и зарычал – несчастная мгновенно впала в сомнамбулическое состояние, остекленела взглядом и вернула требуемый предмет туалета, даже не удосужившись спросить – отчего именно только халат, а не всю одежду сразу. Завладев халатом, доктор, как был в одних труселях, промчался по коридорам клиники, повергнув пребывающий в полудреме персонал в состояние шока, и вырвался на улицу. Уже светало, дождь почти прекратился, и часа через три нужно было сдавать дежурство – начальство строго следило за соблюдением трудовой дисциплины. Поймав такси, Адольф Мирзоевич покатил в Приютное.

Прибыв на место, он отдал таксеру практически все, что у него было в карманах, – а оказалась там всего лишь четверть положенной суммы, остальные деньги куда-то исчезли. Однако на это обстоятельство Адольф Мирзоевич почему-то совсем не обратил внимания, зато очень обрадовался, узнав, что в клинике никто не пострадал за время его отсутствия, а вредоносный Обтрухаэсас, сволота чухонская, жив и здоров.

Оказалось, что в момент вхождения молнии в контакт с черепом психотерапевта шизоид козлом сиганул с трубы и, благополучно промазав мимо растянутого внизу брезента, приземлился в лопухах, насмерть зашибив дурдомовского пса Дуана, который там прятался от дождя. Как ни странно, сын латышского стрелка ничего себе не повредил – а ведь высота, согласитесь, весьма приличная, двенадцать метров все же, это вам не с крыльца звездануться! Согласно показаниям очевидцев, латыш, проследив, как ударенный молнией дежурный врач шмякнулся на брезент, вдруг разом успокоился, облегченно вздохнул и, довольно хихикнув, промямлил: «Ну, то-то же…» – после чего самостоятельно удалился к себе в палату, где погрузился в совершенно здоровый сон. Против обыкновения санитары бить его не стали: то ли удивлены были чрезвычайной странностью происшествия, то ли просто забыли в суматохе.