Грамотой от 2 июня 1590 года вся Сумская волость и половина Кемской волости освобождались на следующий год от уплаты налогов в казну. Сэкономленные деньги монастырь должен был употребить на переоборудование жилых и пустых дворов Сумского острога в своеобразные казармы, в которых можно было бы разместить до 70 человек стрельцов, пушкарей, затинщиков.
Сколько бы ни жаловали земель монастырю, ему все мало было. Стяжательная деятельность крупнейшего северорусского феодала не знала пределов. Он требовал увеличения вознаграждения «за государеву службу». Ссылаясь на двухкратное разорение «немецкими людьми» Кемской волости (имеются в виду набеги 1579 и 1590 гг.) и реально существующую угрозу этому району на будущее время, монастырь сразу же после неприятельского вторжения 1590 г., о чем будет сказано ниже, решительно поставил перед правительством вопрос о передаче ему оставшейся части Кемской волости (половину волости он скупил до этого у частных держателей). Свои притязания на оставшийся кусок Кемской волости монастырь обосновывал только стратегическими соображениями. Дескать, волость эта является ближайшей и самой уязвимой, с военной точки зрения, материковой соседкой Соловков. Неприятель всегда выплывает в море по Кеми-реке. Иного «судового пути» у него нет. Учитывая это, монастырь вынужден держать на берегу заставы и сторожей, которые предупреждают о приближении «воинских немецких людей», но все это не обеспечивает безопасности побережья. Следует поставить на Кеми-реке крепости, а для этого нужно быть собственником всей береговой полосы. Царь и бояре сочли челобитье «соловецкого братства» основательным и в 1591 году передали монастырю волости: Кемскую всю с находившимся на ее территории Муезерским монастырем, Подужемскую, Пебозерскую и Маслозерскую с крестьянами, дворовыми местами и всеми промыслами. Перечисленные прибрежные места передавались монастырю с условием, что он в пограничной Кемской волости «поделает» крепости и остроги, разместит в них стрельцов и заставы «учинит крепкие».[88]
В последующие годы округление монастырских владений продолжалось, хотя уже не так интенсивно.
Обращение окраинных территорий государства в частную собственность практиковалось в XVI веке не только в отношении Соловецкого монастыря. Вспомним, что точно так же правительство поступило с землями по рекам Каме и Чусовой, которые были переданы Строгановым с условием, что они организуют военную защиту пожалованных мест. Словом, там, где силы правительства были слабы, оно не считало для себя унизительным привлекать для разрешения государственных задач материальные и людские ресурсы, имевшиеся в распоряжении светских и духовных богачей. В виде вознаграждения феодальные собственники получали известную долю государственных прав по отношению к охраняемым землям и их населению.
Систематические пожалования, вклады, покупки, захваты привели к тому, что к концу XVI века монастырь владел почти всем северным Поморьем, которое в ряде документов именовалось «соловецким Поморьем». Все побережье Белого моря от устья реки Онеги и Сумы до Колы и Туломы, за вычетом малонаселенного восточного или «зимнего» берега и Керетской волости на Карельском берегу, принадлежало «святой обители». Вполне понятно, что это заставляло монастырь заботиться о безопасности Беломорья. Цари награждали монастырь вотчинами и угодьями, а он эксплуатировал их и защищал источники своего обогащения.
Государства северо-западной Европы, стремившиеся отторгнуть от России Поморье в XVI–XVII вв., сталкивались прежде всего с монастырем. Из всех русских монастырей только в одном Соловецком была в то время постоянная вооруженная сила. Присутствие там воинской команды правительство объясняло тем, что Соловецкий монастырь «место украинное и от наших городов удалено, от немецкого же свейского рубежа и от корабельного морского хода неподалеку, и без служных людей на острове быти нельзя».
Скандинавские государства и их правители смотрели на соловецкого настоятеля, как на главного и единственного военачальника на севере России, сносились с ним по делам, иногда касавшимся всего государства, заключали соглашения, договоры. В официальных шведских документах настоятель Соловецкий часто величался «северным воеводой» или даже «великим воеводой».[89] Строго говоря, иностранцы немногим грешили против истины. Игумен Соловецкого монастыря в самом деле представлял не только духовную, но и государственную и военную власть на Севере и не в переносном, а в буквальном смысле слова владел «крестом и мечом».
С 1590 по 1593 г. Россия (вела войну со Швецией за выход к Балтийскому морю. Одним из театров войны стало Беломорье. Шведы сделали отчаянную попытку захватить единственный морской путь, по которому Россия торговала с Европой.
В течение трех лет с помощью Москвы пришлось северянам вести тяжелую борьбу не с отдельными отрядами каянских грабителей, а с войсками королевских воевод.
Шведское правительство разработало подробную программу разорения и порабощения нашего Севера, которую с циничной откровенностью изложил король Иоанн III в инструкции начальнику похода Петру Багге от 18 июля 1590 года.[90] Королевское наставление предлагало жечь и опустошать русскую землю, а население, скот и добычу доставлять в Кексгольмский уезд.
Конечная цель Швеции сводилась к тому, чтобы овладеть Беломорьем и Кольским полуостровом с его незамерзающим океанским побережьем, отрезать Россию от северных морей. Планы шведов сулили русскому народу национальное порабощение.
По сочинениям шведских историков можно восстановить некоторые детали похода. Накануне выступления Петр Багге — начальственное лицо в Остерботнии[91] построил крепость Оулу, куда стянул войско. После этого интервенты под начальством Везайнена перешли в 1590 году Лапландские горы, осадили и сожгли Печенгский монастырь. Все население монастыря, не исключая и женщин, было зверски умерщвлено: 65 мирян и 51 инок.[92] В одном старинном датском документе приведен поименный список замученных врагом монахов, монастырских работников, богомольцев.[93] Кроме разгрома Печенгского монастыря, шведы разграбили окрестности Колы, но взять крепость не смогли.
В 1591 году шведы предприняли два больших похода на Север. Отряд Ханса Ларсона, состоявший из 1200 воинов, напал на Колу, но, потеряв 215 человек убитыми и ранеными, вынужден был убраться восвояси. План захвата Мурмана провалился.[94] Второй поход был совершен в Беломорье. Его возглавил Петерсон (сын Петра Багге).[95] До нас дошла хвастливая победная реляция Петерсона, представленная им начальству 19 января 1592 года по возвращении на родину, в которой подводились итоги похода. Из отчета сына Багге видно, что он претворил в жизнь наказ, полученный его отцом от короля: превратить побережье Белого моря в пустыню.
Поход начался 7 сентября 1591 года из укрепленного лагеря Улео. Через неделю неприятельские силы пересекли русскую границу и стали выполнять варварскую директиву короля: жечь, рубить и грабить. В отчете размером менее одной книжной страницы шесть раз употребляются применительно к разным пунктам слова «сожгли до основания». Они относятся к Сумской, Кемской и иным прибрежным волостям. Даже о Сумском остроге в донесении говорится, что он 22 сентября был выжжен до почвы. Некоторые авторы поверили этим басням и полагают, что шведы в 1591 году овладели политическим и военным центром Северной Карелии, хотя и не сумели в нем закрепиться.[96]
