21 ноября Барышполец и Сидорка атаковали Андомский острожек на юго-восточном берегу Онежского озера, но были разбиты воеводой Богданом Чулковым, которому помогли «вольные казаки» атамана Томилы Антипова и «охочие люди» из окрестных сел. К отписке Чулкова царю приложена именная роспись 118 человек «вольных казаков» и 86 добровольцев «Никольского Пудожского погоста, да Негижемской волости, Юрьева монастыря, крестьян и Никольского Андомского погоста», которые участвовали в сражении.[156] Потеряв под крепостью 200 человек, а по другим сведениям свыше 300 человек убитыми и ранеными, 23 ноября черкасы повернули на северо-восток, пересекли Онегу у Турчасово и прорвались на Двину.

6 декабря 1613 года разбойная рать подошла к Холмогорам. Черкасы рассчитывали на легкую победу и обильную добычу. Рядовые грабители знали о Холмогорах, что «острог не доделан, и людей в нем служилых с огненным боем всего с пятьдесят человек, а иных нет, а заморского де узорочного товару много». По показаниям пленных, командиры обещали «полчанам своим, что де им там будет золота, и серебра, и бархатов, и камок, и сукон дорогих много». На поверку оказалось, что грабители делили, как говорят, шкуру еще не убитого медведя.

К подходу черкасов в Холмогорах наспех «довершили» острог стоячий[157] в один тын с башнями к Двине реке, и засевшие в нем стрельцы и горожане отбили атаки «воров» и тем спасли центр Двинской земли от разрушения.[158] При осаде Холмогор и на приступах налетчики потеряли только убитыми 30 человек. В числе выбывших из строя был полковник Сидорка. Его ранили «на бою по ноге в колено».[159]

После поражения под Холмогорами «воры» разделились на две партии: одна часть (200–300 человек) с сотником Фетко (Федором) повернула назад, на Вагу, а другую, большую, Барышполец повел 11 декабря вниз по реке к устью Северной Двины. Путь второй группы шел мимо готовившегося к обороне Архангельска. «Литовские люди» обошли, или, как метко выражается местная летопись, «пробежали мимо» города, потеряв на марше в окрестностях Архангельска еще с полсотни убитыми, и вышли к Белому морю. Здесь черкасы разорили Никольско-Карельский монастырь, разграбили Неноксу, Луду, Уну, Сумскую волость и другие места, людей посекли и пожгли. На одной Онеге обнаружено было 2325 трупов замученных людей.[160] Лишь под Сумским острогом, который черкасы упорно осаждали («приступы с пушками были»), они были разбиты монастырскими стрельцами и сидевшими в осаде местными жителями. При отступлении из-под острога «многих немецких и воровских людей» уничтожили «служки и крестьяне» монастырские, как называет партизан одна грамота конца XVII века.[161] Уцелевшие от побоя «литовские люди» бежали через Заояежье к шведам, но в феврале — марте 1614 года под Олонцом были окончательно добиты и рассеяны «государевыми людьми».

Рейд Барышпольца и Сидорки принес Северу неисчислимые беды. Пробираясь глухими, непроходимыми местами, литовско-казацкие отряды всегда появлялись там, где их меньше всего ожидали, и производили страшное опустошение.[162] Черкасы сжигали все жилища, грабили и уничтожали рыбные и соляные промыслы. Население «от великих чинов и до малых степеней» предавалось «всеядному мечу».

Поход «литовских людей» довершил разорение Беломорья. Впервые за все время существования Соловецкого монастыря расход у него стал превышать приход.[163] Опустели монастырские житницы потому, что в военное время ежегодно привозили на острова хлеба значительно меньше, чем потребляли. Понадобились годы, чтобы поморская вотчина монастыря сумела залечить раны, нанесенные ей интервентами и литовско-черкасскими отрядами в период «смуты».

Из сказанного видно, что в «смутное время» соловецкое войско и местное население отбили все попытки скандинавских феодалов и западноевропейских рыцарей овладеть Поморьем, оторвать его от России. Тем самым Соловецкий монастырь, стоявший во главе обороны края, содействовал разгрому польско-шведской интервенции в целом и восстановлению государственного единства страны.

Главной и решающей силой в отражении иностранной интервенции на Севере был народ: крестьяне и промысловое население, солевары, зверобои, рыболовы. В годину суровых испытаний поморы проявили исключительное мужество, стойкость, твердую решимость отстоять родную землю от посягательств захватчиков, несгибаемую волю к победе.

Крестьяне и горожане монастырской вотчины вместе со стрельцами добровольно «садились в оборону» и участвовали во всех без исключения «осадных сидениях». В тяжкие минуты на помощь гарнизонам «острожков» и «городков» приходили «тутошних волостей крестьяне» и «охотчие казаки».

Высшей формой народной борьбы с интервентами на Севере было партизанское движение. Источники немногословно рассказывают о действиях партизан, не сообщают имен руководителей отрядов, отдельных героев народного движения. Но даже скупые строки официальных документов позволяют судить о размахе партизанского движения. В царских грамотах соловецким настоятелям находим признание, что много захватчиков «служки и крестьяне ваши побили» и тем войско неприятельское значительно «поубавилось». В 1611 году партизаны Поморья, преследуя отступающего врага, перенесли военные действия на его территорию. Патриотический подъем масс совершил то, что не могло сделать боярско-дворянское правительство.

Активное участие народа в защите северных рубежей родины в начале XVII века предопределило разгром агрессоров и сохранение побережья и островов морей Северного Ледовитого океана в составе России. Новоземельские проливы и Северный путь в Сибирь были наглухо закрыты для иностранных судов. Это дало право крупнейшему знатоку истории Северного морского пути М.И. Белову сделать вывод, что «именно тогда решился вопрос о России, как Великой морской державе на Севере».[164]

В первой главе показано непосредственное участие Соловецкого монастыря в военных действиях. Помимо этого, богатый духовный феодал, имевший налаженное многоотраслевое хозяйство, часто субсидировал правительство, давал царям денежную ссуду на жалованье ратным людям. Так, например, В. И. Шуйскому, по его письменной просьбе,[165] монастырь выдал в кредит все свои валютные ценности — 5150 руб., что в переводе на деньги конца XIX в. составляло, согласно расчетам В. О. Ключевского, 61 800 руб.[166]

Обращались за займами в монастырское казнохранилище и первые цари последней династии. Наши документы пестрят упоминаниями об этих запросах[167] и их последствиях — экстраординарных расходах монастыря.

Как правило, правительство обращалось к монастырю за подмогой в дни войн для покрытия военных расходов. В 1632 году монастырь дал правительству «для военных издержек» 10 тыс. руб., а в следующие два года дополнительно направил в Москву 3852 руб., в 1656 г. — 13 тыс. руб. серебряной монетой,[168] в 1664 г. послал в Москву «общебратственной монастырской суммы в заем государственный» 20 тыс. руб. и 200 золотых червонных.[169] Всего за время своего существования монастырь дал казне, по подсчетам В. Верещагина, более 100 000 руб. серебром.[170]