– Митя, сколько, оказывается, у тебя было пикантных приключений – и падшие девицы, и малосольные огурчики...
– Ну, я-то ничего пикантного в этом не вижу. Просто пожалел девочку, забрал ее с улицы, попытался пристроить прислугой в знакомые дома – нигде не берут. Помучились мы с Петькой Бурминым, помучились и решили – пусть пока у нас в квартире будет прислугой на половинном жаловании, не выкидывать же ее обратно на панель. Мы, если ты помнишь, с Петей квартиру на паях снимали и все расходы пополам делили. Да и в спасении Ванды Петр тоже посильную помощь принял. А потом, когда я в Демьянов по службе перебрался, взял ее с собой. Там на Волге, ее никто не знал, слово плохого о ней сказать не мог, а девица она красивая, ну и жених ей нашелся, к счастью...
– Слушай, а может быть, и для Веры приезд сюда, на юг – шанс начать новую жизнь? Ее тут тоже никто, кроме Ованесова с его приказчиком, не знает, а эти будут молчать, я уверен. Я оплачу Верины долги владелице петербургского салона, чтобы Вера могла никогда туда не возвращаться... И на ее прошлой жизни будет поставлен крест.
– Ну и жениха тогда искать придется.
– Зачем жениха искать?
– Как – зачем? Нужно же Вере как-то устроить свою жизнь, не сможет же она век тянуть приживалкой в твоем имении. Или ты уже сам решил предложить ей руку?
– Нет, об этом пока говорить рано. Тем более, я совсем недавно похоронил жену, перед которой был сильно виноват... Но Вера так скрасила мою жизнь! Особенно теперь, когда я заперт в имении и не вижу никакого общества, она кажется мне лучом солнца, случайно проникшим в мою темницу. Во всяком случае, зимой мы с ней вместе планируем отправиться в Ниццу и Монте-Карло, а там поглядим, как жизнь распорядится...
Колычев не стал напоминать о том, что расследование еще не завершено, Феликс по-прежнему на подозрении у следователя и, стало быть, планировать отъезд за границу несколько преждевременно. По расчетам Дмитрия, это состояние теперь не должно было долго продлиться. Поэтому он заговорил о другом:
– Феликс, превращать эту несчастную девочку в свою содержанку было бы бессовестно с твоей стороны!
– Да я понимаю...
– Ваше сиятельство, к вам прибыл господин судебный следователь, – доложил вышедший на балкон лакей.
Князь Рахманов принял визитера в большой гостиной. Следователь держался в этот раз намного суше, чем обычно.
– Ну, как прошла ваша поездка в Петербург, господин следователь? – поинтересовался Феликс. – Удалось ли узнать что-либо важное?
– Кое-что удалось, ваше сиятельство, – ответил следователь, усаживаясь в удобное кресло. – И сразу скажу, уж простите за откровенность, что вы теперь превратились в основного подозреваемого. Как мне стало известно, у вас имелся очень веский повод для ревности. Если вы интересовались петербургской жизнью вашей супруги, то вполне могли счесть себя оскорбленным и запланировать убийство неверной жены.
– Что вы хотите этим сказать? – вскочил Феликс.
– Сядьте, ваше сиятельство! Эти театральные эффекты ни к чему. К тому же сразу по возвращении у меня побывал господин Заплатин, который отказался от своих показаний касательно вашего алиби. Он утверждает, что вы вынудили его солгать...
– Какой негодяй, – пробормотал князь.
– И тем не менее, у меня нет оснований не верить ему. И еще одна загадка меня беспокоит – из Петербурга самым необъяснимым образом пропала весьма важная свидетельница, с которой мне необходимо было побеседовать о деле. Как выяснилось, она направилась куда-то в наши края.
– Вы случаем не о Вере Коноплянниковой говорите, господин следователь? – невинным тоном поинтересовался Колычев. – Если о Вере, то побеседовать с ней не составит для вас никакого труда. Она в настоящее время гостит в имении князя.
– Хм, прелестно! – хмыкнул следователь. – Надеюсь, господа, вы еще не успели подкупить или запугать ее и склонить к даче ложных показаний? Это было бы в вашем стиле, любезный князь!
– Простите, – снова вмешался Колычев. – Но вы обвиняете князя в несвойственных ему грехах. Ничем, кроме непростительного легкомыслия, он не страдает...
– Благодарю вас за мудрое замечание, господин Колычев, но если это возможно, мне в настоящий момент хотелось бы поговорить с князем с глазу на глаз.
– Я с удовольствием предоставлю вам такую возможность, господин следователь, но сперва позвольте мне сказать несколько слов...
– Извольте, но прошу вас, короче. У меня мало времени.
– Короче просто невозможно, – улыбнулся Колычев и добавил: – Мне удалось раскрыть убийство княгини Веры.
– Да? Интересно-с! – скептически заметил следователь. – А вы, милостивый государь, никогда не страдали излишней самоуверенностью?
– Случалось порой, – пропустил мимо внимания эту шпильку Колычев, – с кем не бывает. Но сейчас отнюдь не тот случай. Прошу вас ознакомиться с бумагами в этой папке, и вам многое станет ясно.
И Дмитрий протянул судебному следователю кожаную папку с гербом князя Рахманова. Тисненая папка была наполнена бумагами и теперь уже не казалась пустой.
– Конечно, беседы со свидетелями записаны мной произвольно, только чтобы изложить суть показаний, я ведь не имел права вести официальное следствие и кого-либо допрашивать, – продолжил Дмитрий. – Но если вы сочтете нужным подвергнуть выявленных мной свидетелей официальному допросу, полагаю, никто из них не откажется от своих слов...
– Как знать, – скептически заметил следователь, – ваш Заплатин, к примеру, от своих первоначальных показаний легко отказался.
– Поэтому полагаться при дознании пришлось на показания тех людей, чье слово более весомо, – парировал Колычев.
Следователь открыл папку и погрузился в чтение. Читал он молча, избегая всяческих комментариев, но по мере того, как он переворачивал лист за листом, лицо его, поначалу хмурое, прояснялось.
– Да, Дмитрий Степанович, интересно, весьма интересно! В вас чувствуется следовательская хватка! Но ведь все эти записи следует еще неоднократно проверить и перепроверить.
– Несомненно. Это ваш долг. К тому же в ходе проверки вы, возможно, обнаружите много такого, что укрылось от моего взора, найдете новые улики, новых свидетелей. Начинать проверять и перепроверять можно уже сейчас. Показания госпожи Коноплянниковой написаны собственноручно, но, полагаю, для вас важно лично побеседовать с девушкой и задать ей какие-то дополнительные вопросы. Вы позволите ее пригласить? Я мог бы предложить вам свои услуги в качестве письмоводителя для составления протокола, но ежели желаете, мы с князем вас оставим, и вы побеседуете со свидетельницей с глазу на глаз.
– Благодарю вас, это не уйдет. С вашего позволения, я еще раз внимательно прочту показания девушки, записанные ею собственноручно.
Следователь достал из папки и развернул плотные голубые листы, исписанные аккуратным почерком прилежной гимназистки.
«Я, Вера Коноплянникова, дворянка, не замужем, место жительства имею по адресу: Санкт-Петербург, 15-я линия Васильевского острова, собственный дом госпожи Теренкович, по делу об убийстве княгини Веры Рахмановой имею сообщить следующее.
... сентября 1907 года я и моя приятельница Валентина Агапова сопровождали в поездке наших знакомых: купца второй гильдии Тиграна Ованесова и его приказчика Ашота. При посадке в поезд, еще в Петербурге, я обратила внимание на красивую молодую женщину, которую провожал высокий мужчина в кителе чиновника путей сообщения. Она сильно плакала, расставаясь с ним на вокзале, а потом вошла в наш вагон.
Дорогой я несколько раз сталкивалась с этой дамой в вагоне и успела хорошо ее рассмотреть. По предъявленной мне господином Колычевым фотографии княгини Веры Рахмановой я узнала ее и утверждаю, что дама в вагоне поезда и княгиня Рахманова на снимке – одно и то же лицо.
