— А как бы ты ее назвал, Алекс? — обратилась Нора к Лодингу, который поглощал один тост за другим и до этой минуты не задумывался, как назвать игрушку.

— Травести,[7] - ответил Алекс, поглядев на лошадку. — Отец — Айриш пезант,[8] мать — Бог оук.[9]

Взрослые засмеялись, а Патрику, который был еще слишком мал, чтобы понимать значение слова «Травести», понравилось звучное имя. В его представлении оно связывалось с грохотом копыт и ржанием боевых коней. Это имя вполне достойно маленькой черной лошадки, которую он так любил.

— Он носил ее в кармане, — говорил Лодинг в беседке королевы Аделаиды (в этот день шел дождь). — А когда подрос, повесил ее у себя в головах на полосатой ленточке клана Стюартов, которую снял с коробки карамелек.

Да, не удивительно, что Саймон был ошарашен. Самозванец, не имеющий отношения к семейству Эшби, никак не мог знать про Травести.

Брет надел костюм, который подобрал ему Саймон, и заметил, как ладно сидят хорошо пошитые вещи даже на человеке несколько иного сложения, чем их владелец. Интересно, что сейчас думает Саймон. Он уже, наверно, узнал, что самозванец не только знает про Травести, но и ходит по дому с уверенностью хорошо знакомого с ним человека. Брет почувствовал в груди холодок восторга. Того же самого восторга, который переполнял его перед встречами с мистером Сэнделом. Его так ласково и приветливо встретили в Лачете, что его стало подташнивать от своей двуличности. Азарт крупной игры в кости сменился ощущением, что он отнимает монетку у ребенка. Но теперь у него был серьезный противник, и в нем возродился боевой пыл.

«Нет, пожалуй, не похоже на кости», — подумал Брет, разглядывая себя в зеркале. Скорее на шашки. Противники по очереди делают ход, стараясь предусмотреть контригру, блокировать неожиданную атаку. Да, шашки.

Брет спустился вниз совсем в другом настроении, с удовольствием предвкушая предстоящий поединок. Больше ему не будет стыдно смотреть Саймону в глаза. Шашки расставлены, противники сидят за доской напротив друг друга.

Через открытую дверь прихожей Брет увидел, что все Эшби собрались на залитом солнцем крыльце. Сандра, которая вечно глазела по сторонам, увидела его первая.

— Посмотрите, как ему это идет! — воскликнула она, по-прежнему ластясь к Брету.

Брет и сам знал, что костюм хорошо сидит, но ему не понравилось, что Сандра привлекла к нему всеобщее внимание. Это все же были чужие вещи. Он подумал, что Сандру так и хочется отшлепать за ее несдержанный язык. Неужели никто этого ни разу не сделал?

— Тебе надо поскорей заказать такой костюм у Уолтерса, — сказала Беатриса. — Этот тебе почти впору, можно даже дать его в качестве образца. Тогда не надо будет ездить на примерки.

— Эти бриджи шили не у Уолтерса, — лениво проговорил Саймон, разглядывая Брета. — Это от Гора и Бауена. Уолтерс понятия не имеет, как шить бриджи.

Саймон стоял, небрежно прислонившись к косяку, и казался весьма довольным собой. Его взгляд оценивающе смерил Брета от сапог до рубашки и задержался на его лице.

— Ну что ж, — дружелюбно сказал он. — Пошли смотреть лошадей?

«Нет, это не шашки, — подумал Брет. — Вовсе не шашки. Покер».

— Сейчас мы тебе покажем конюшню, — сказала Беатриса, — а после чая посмотрим маток.

Она взяла под руку Брета и Саймона, и они втроем, как добрые старые друзья, пошли к конюшне. Сзади шли Элеонора и Сандра с Джейн.

— Грегг не может дождаться, когда тебя увидит, — заметила Беатриса. — Само собой, по его виду ты об этом не догадаешься. Боже упаси, чтобы он позволил себе как-то проявить волнение. Придется тебе поверить мне на слово — он страшно доволен.

— А куда делся старик Мальпас? — спросил Брет, хотя Лодинг рассказал ему про Мальпаса во всех подробностях, когда они сидели около апельсиновой оранжереи.

— У него совсем испортился характер, — ответила Беатриса. — Он ни в чем со мной не хотел соглашаться. Просто не желал выполнять распоряжения женщины. Так что года через полтора после того, как я взяла хозяйство в свои руки, он уволился. С тех пор у нас старшим конюхом Грегг. Он мизантроп и женоненавистник, у него много странностей, но все это не мешает ему быть первоклассным конюхом. После ухода Мальпаса у нас заметно снизились расходы на фураж. И фермеры больше расположены к Греггу, потому что он покупает у них сено напрямую, а не через посредников. Да и в лошадях он, по-моему, разбирается лучше Мальпаса. Мастер доводить слабых лошадей до кондиции. А уж как выхаживает больных лошадей — это чудо!

«Почему он не в своей тарелке? — думала Беатриса, чувствуя под рукой напряженные мышцы Брета. — Самое трудное ведь позади. Почему он никак не может расслабиться?»

Брет никак не мог расслабиться, потому что каждым нервом ощущал руку Беатрисы. Никогда раньше прикосновение женской руки не давало ему такого острого ощущения. Как и после обеда, когда Беатриса взяла его за руку и повела на интервью с Макалланом, его переполняло незнакомое ему чувство. Но при виде конюшни все эмоциональные и этические проблемы вылетели у него из головы.

При взгляде на конюшню Лачета Брет испытал то же, что чувствует матрос с торгового судна, увидев пассажирский лайнер. Он глядел на нее с доброй, но презрительной усмешкой. Не хватало лишь ленточек и бантиков на лошадях. Только лошадиные морды, с интересом выглядывавшие из просторных денников, убедили его, что это действительно конюшня. Брет видел миниатюрные копии таких конюшен в дорогих магазинах детских игрушек. Ему всегда казалось, что эти веселенькие разноцветные домики и цветы в кадках рассчитаны на детей и не имеют никакого отношения к действительности. Оказывается, это были точные копии настоящих английских конюшен. На одну такую конюшню он и взирал с нескрываемым изумлением.

Даже работа на экскурсионном ранчо не подготовила его к этому зрелищу. Там тоже все было ярко раскрашено, но там все напоминало о тяжелой работе ковбоя. На экскурсионном ранчо никому не пришло в голову оставить посреди двора газон с зеленой травкой, скошенной так низко, что газон напоминал зеленое бильярдное сукно. Такой аккуратный квадратик, который, казалось, можно скатать и унести с собой. На экскурсионном ранчо все же чувствовался, хотя и слабый, запах навоза, грязи и пота, а также там были неизбежные спутники лошадей — мухи.

Слева от ворот стоял домик, в котором помещалась сбруйная, а в дверях домика стоял старший конюх Грегг. Вид у него, как у всех людей, причастных к разведению лошадей, был унылый и разочарованный. И, как все лошадники, он, казалось, не имел возраста. Ему, наверно, было лет пятьдесят, но Брет не удивился бы, если бы узнал, что ему всего тридцать пять.

Грегг шагнул вперед и остановился, дожидаясь, когда подойдут Эшби. Эти два шага были его уступкой требованиям вежливости, а то, что он ждал, когда они сами к нему подойдут, давало понять хозяевам, что он у себя дома. Знакомясь с Бретом, Грегг окинул его взглядом светло-голубых глаз, но выражение его лица осталось вежливо-непроницаемым. Он поздравил Брета с приездом и стиснул ему руку так, что у того хрустнули косточки.

— Говорят, вы в Америке работали с лошадьми, — сказал Грегг.

— Только с простыми рабочими лошадьми. На которых пасут скот.

— Эти лошадки тоже работают, — сказал Грегг, кивая в сторону конюшни. И не воображай, что это не так, говорил его тон. Видимо, он кожей почувствовал недоверие Брета к заведению, где все сияло столь неестественной чистотой. Грегг перевел глаза на Элеонору, которая стояла позади Брета, и сказал:

— Гляньте, кто вас ждет в сбруйной, мисс Элеонора.

Как бы в ответ на его слова из глубины домика возник мальчик. Вид у него был весьма неуверенный, словно он не ждал, что ему кто-нибудь обрадуется. Хотя он был одет по-другому, Брет его сразу узнал. Это был тот самый мальчик, который сидел верхом на льве, когда они с Элеонорой проезжали мимо ворот Клер-парка. На нем уже не было леопардовой шкуры, но все равно его наряд поражал воображение: полосатая футболка, плотно облегавшая его тощее тело, бриджи, которые были ему так велики, что свисали складками, на голове — жокейская шапочка, из-под которой выглядывала прокладка от защитного шлема, на ногах — грязные красные мокасины.