Каленая фомка, конечно, не согнулась, но и замок устоял. Обставились арабы на совесть.
- Погоди, у меня в багажнике кувалда есть. - Слава выволок грубый молот на металлической ручке и с грозным видом направился к нам. - Счас мы с ним по-русски поговорим. Посторонись!
Перед таким аргументом замок безоговорочно капитулировал. Дужку сорвало с петель, корпус жалобно звякнул, разлетаясь пополам, и исчез в траве.
"Ларчик просто открывался". Я протянул руку и откинул крышку.
Женщины затаили дыхание, глядя на ряд туго набитых мешочков из плотной темной ткани. Я вытащил один, распустил устьице и вытряхнул на ладонь часть содержимого. Золотой лом. Кольца без камней, обрывки цепочек, помятая крышка от часов.
В других мешках было то же самое. Золото как металл: ни исторической, ни художественной ценности оно не имело. Перстня Хасана ас-Сабаха я тоже не нашел, впрочем, огорчаться по этому поводу не стоило: ящик не последний, а тридцать килограммов благородного металла тоже прибыток не маленький.
Только сейчас я понял, что по-настоящему разбогател. Маринка бросилась меня целовать, Слава во весь голос захохотал, высыпая на колени пригоршни рыжья, а Ксения завороженно перебирала цацки, вытряхивая один мешочек за другим на дно сундучка.
- Пошли, заберем остальное, - сказал я.
Слава поднялся, глаза его ярко блестели.
- А ты говорил, испанцы надули. - Он хлопнул меня по плечу и заржал. Нам теперь этого до конца жизни хватит!
- Еще и детям останется. - Мы быстро зашагали к реке, постепенно переходя на рысь. Одна мысль о том, что у нас есть свой источник богатств, из которого можно черпать и черпать, возбуждала непередаваемый, сумасшедший азарт.
Мы бегом спустились вниз, влетели в реку, взобрались на насыпь и спрыгнули в траншею.
- Теперь моя очередь, - расхрабрился я, с трудом переваливаясь животом через "торпеду" микроавтобуса. Сапоги тянули вниз. - Помоги.
Слава подтолкнул, и я сполз в воду. Схватился за спинку, набрал воздуха и дернул вперед, бултыхаясь как подбитый тюлень. Я погрузился в мутную черную жижу, затылок скреб ребристый потолок, а руки беспорядочно шарили по сторонам, стремясь за что-нибудь уцепиться. Сколько я так продержусь, минуту?
Изо рта с шумом вырвались пузыри. Я старался нашарить что-нибудь, напоминающее ящик, и наконец это удалось. Нащупал ручку, потянул и понял, что не могу сдвинуть его с места. В отчаянии я глотнул воды и забил ногами. Резиновые сапоги как-то уже не чувствовались, словно их вообще не было. Ящик начал сдвигаться, и вдруг я понял, что меня тянут. Я еще задергался, левой рукой отталкиваясь от любой маломальской опоры, и, совместными усилиями, груз переместился в кабину. Я вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. Слава держал меня за ноги.
- Есть! - выдавил я и булькнул обратно. Левое ухо заложило. Яростно дернув ящик, я выбросил ноги наружу и стал сползать в траншею, головой оставаясь в воде. Слава пришел на помощь, и мы вместе выбросили ящик из фургона.
- Фу, бляха-муха! - прохрипел я, сидя по горло в воде. Глина была везде: в волосах, на одежде и даже во рту. Я досыта наглотался этой поганой бурды.
Когда я отдышался, мы переместили груз обычным порядком - на крышу, на берег, где нас ждали верные помощницы, и вчетвером - в лагерь. В желудке у меня противно булькало, он был полон.
Сбросив ношу, я рухнул на землю лицом вниз, чувствуя, как каждый удар бешено колотящегося сердца отдается глухим хрипом в глотке и в ухе, где что-то шоркало.
- Илья? - Марина встряхнула меня за плечи. Я лежал пластом, раскинув руки. - С тобой все нормально?
Тут я понял, чего хочу. Я медленно встал на карачки, и меня стошнило рыжеватой водой, в которой плавали остатки завтрака.
- Он надорвался? - жалобно воскликнула Марина.
- Сердце, - встревожилась Ксения, заглядывая мне в лицо, и ее холодные пальцы схватили меня за кисть, нащупывая пульс.
- Дайте ему водки, - добродушно гаркнул Слава, - сразу все пройдет. И мне тоже!
Пока Ксения бегала в палатку, я сел на корточки и помотал головой, вытряхивая воду из уха. Не помогло. Маринка протянула доверху наполненный пластиковый стакан.
- За вас, дорогие мужчины.
- За нас, точно! - поддакнул Слава.
Я хлобыстнул, переждал. Ксения налила какогото лимонада: - Запей.
Каждый глоток гулко резонировал в голове. Я снова поковырял в ухе. Там наконец что-то щелкнуло, вылилась вода, и мир снова наполнился звуками.
- Давайте вскроем, - мотнул я подбородком на контейнер, пробудив всеобщий интерес. Этот ящик был чуть длиннее и шире, но закрывался на такой же точно замочек.
Слава взмахнул кувалдометром и освободил крышку. И в этом ящике был лом, но какой! У меня сердце сжалось при виде сплющенной грубыми ударами чаши, отрезанная ножка которой валялась рядом, чтобы занимать меньше места. Десятка полтора золотых ложек, почему-то только десертных и чайных. И опять кольца, цепочки, брошки, некоторые старинной работы, но столь же варварски изуродованные, смятые, с выдранными камнями.
Хашишинов, похоже, интересовало только процентное содержание желтого металла в предметах, хотя, кто знает, какими путями попали к ним эти вещицы? Пролетариат, экспроприировавший буржуйское добро, тоже мало занимали формы большинство предметов я бы датировал концом XIX - началом XX века: дутые обручальные кольца, массивные аляповатые браслеты и прочий дешевый ширпотреб для купеческих жен. Много было современных "гаек", не иначе как из ларечной скупки.
На самом дне я обнаружил абсолютно целое золотое блюдо с красивой чеканкой. Я бережно опустил его на колени и невольно залюбовался затейливым рисунком. После всех этих жертв вандализма оно показалось прекрасным подарком.
"Мое, - решил я. - Никому не отдам!" И чтобы закрепить свои права, я повернулся к Марине и спросил:
- Поставим в гостиной. Как ты думаешь?
Одновременно я ловил реакцию компаньонов, особенно Ксении, ибо женщины более падки на подобные вещи. Однако мои спутники уже пресытились. Во всяком случае, возражений с их стороны не последовало.
- Конечно, милый, - тотчас же согласилась Марина, - поставим, где ты захочешь.
Словно празднуя нашу победу, небеса прекратили дождь.
Вечером мы устроили праздничный ужин из остатков продуктов. Сокровища, поделенные поровну, лежали в багажниках обеих машин. В воду лезть никому больше не хотелось, и мы решили отдохнуть, благо положительный результат был достигнут.
Наутро мы проснулись с желанием собираться в обратный путь. Еда закончилась, хотя мы затаривались с запасом, - все-таки не предполагали, что раскопки затянутся втрое против намеченного. Так что обошлись без завтрака, тем более что с похмелья есть никому не хотелось. Выпив пустого чаю, мы со Славой вышли на берег.
- Ну, - спросил он, - что будем делать?
Мы стояли на краю обрыва, внизу под нами текла река, порядочно разлившаяся за ночь. Правым краем она омывала небольшой островок с бухточкой впереди, в которую превратилась наша траншея.
Надо полагать, "мазду" затопило по самую крышу, во всяком случае, ни малейшего серого пятнышка, вообще никакого намека на погребенный фургон я не заметил. Оползень с верхушки кучи скрыл остатки машины.
- Без акваланга туда не добраться, - сказал я.
- А с баллонами не протиснуться, - добавил Слава.
Мы с пониманием посмотрели друг на друга.
- Было бы чем этот бугор взорвать, - притопнул ногой корефан, засыпали бы на фиг для надежности.
- Все равно никто искать не станет, - заметил я. - Кому тут копать?
- Ладно, - успокоил сам себя Слава, - вернемся, когда вода спадет.
- Если она спадет. - Я не скептик, я просто сторонник здравого смысла. - Август месяц уже.
- Ладно, в городе что-нибудь придумаем, - решил Слава. - Не оставлять же на зиму.
Мы возвратились в лагерь. Женщины усердно паковали посуду, на нашу долю оставались палатки.