– Докладывай, – повторил он. И, насупившись, добавил: – Не гаючи этого самого… часу.

Что означало: «Не теряя времени».

И все же капитан Медведчук еще не раз сглотнул кислую слюну, прежде чем сумел подавить приступ тошноты.

– Синильная кислота, – заговорил он, делая неожиданные паузы, – это сильнейший яд нитро… нейротоксического действия, который блокирует клеточную цитрусо… цитохромо… цитохромоксидазу, в результате чего возникает ярко выраженная тканевая, э-э… гипоксия.

– Говори человеческим языком, – велел полковник Дрозд, пристукнув ладонью по столу. Ладонь у него была твердая, как деревянная лопатка. Звук получился внушительный. – Что за цитромония такая?

– Ци-то-хро-мо-кси-да-за. – Выговорив термин по слогам, Медведчук побагровел, словно это потребовало от него немалых физических усилий. – В точности не знаю, что это такое, но могу выяснить, – сказал он.

– Обойдемся. Излагай дальше.

Медведчук повертел шеей, которой стало тесно в галстучной петле.

– Отравление, – произнес он, – наступает в момент вдыхания паров синильной кислоты. Всасывается она очень быстро. Смертельная доза – от пятидесяти до ста миллиграммов. При вдыхании небольших концерт… концентраций кислоты наблюдается царапанье в горле, – кадык Медведчука непроизвольно дрогнул, – горький вкус во рту, головная боль, тошнота, рвота, боли в груди…

– Как с большого бодуна, – авторитетно вставил Дрозд.

– Так точно, товарищ полковник.

– Только опохмелка уже не спасает.

– Не спасает. – Переведя дух, Медведчук уставился в текст медицинского заключения и забубнил дальше, сбиваясь на интонации дьяка, читающего заупокойную молитву. – При полной инко… интоксикации появляются э-э… клинико-тонические судороги, резкий цианоз и почти мгновенная потеря сознания вследствие паралича дыхательного центра. При оказании неотложной помощи нужно немедленно начать антипод… антидотную терапию…

В полковничьих глазах блеснул недобрый огонек.

– Кому? – спросил он.

– Э-э, простите? – Брови капитана сложились шалашиком.

– Кому ты предлагаешь оказывать неотложную помощь? Братьям Пинчукам? Или их ясновельможному батьке?

– Это я так, для общего сведения, – смутился Медведчук.

– Общим сведениям место в общем сортире, – убежденно заявил Дрозд. – Меня интересуют конкретные факты.

– Факты таковы, что… – На лице Медведчука отразилась сложная гамма чувств. – Факты таковы, что херня какая-то получается, товарищ полковник.

Дрозд был того же мнения. Если злоумышленники намеревались создать видимость естественной смерти, то зачем они убили сразу двух человек одним и тем же способом? И почему акции проводились явными дилетантами? О чем они думали, оставляя на месте обоих преступлений осколки ампул, содержавших синильную кислоту? Осколки, сложив которые можно получить отпечатки их пальцев?

Проанализировав все эти загадки, Дрозд предположил:

– А что, если убийцы засветились намеренно?

– Ради спортивного интереса? – изумился Медведчук.

– Это еще тот спорт, капитан. Кровавый.

Дрозд выложил на стол оба кулака и уставился на них, словно бы решая, какой из них крепче. Дали бы ему волю, он бы покрошил этими кулаками немало мудрых голов, которые довели страну до такого унизительного состояния, когда с украинскими силовиками считаются не больше, чем с портретами усатого кобзаря, повсеместно заменившими светлый образ Феликса Эдмундовича.

Чекист с почти двадцатилетним стажем работы, Дрозд без труда припомнил парочку других эпизодов с синильной кислотой, с которыми ему приходилось сталкиваться по долгу службы. Дела давно минувших дней, но разве новое – это не хорошо забытое старое?

Особое пристрастие к убийствам с помощью различных ядов питали агенты ЦРУ. Знакомый почерк. Плюс наглая уверенность в своей полной безнаказанности. С тех пор, как Украина изъявила желание войти в состав НАТО, американская разведка стала действовать на ее территории почти легально. Были куплены с потрохами некоторые видные политики, руководители многих силовых ведомств, с голоса Дядюшки Сэма запели не только газетчики, но и члены правительства. И это нравилось полковнику Дрозду все меньше и меньше. Несмотря на директивы о лояльности и взаимопонимании, спускаемые сверху.

– Чертовы американцы совсем распоясались, – проворчал он, совершая руками такие движения, словно в каждой из них находилось по эспандеру. – Янки-поганки!

– Американцы? – не поверил Медведчук.

– Они самые, – подтвердил Дрозд. – Рыцари плаща и кинжала, а кинжал тот схован за пазухой. Джеймсы Бонды сраные! У, достали! – Правый кулак полковника обрушился на полированную поверхность стола, подобно молоту. В левом зашуршала скомканная сводка происшествий по городу.

– Значит, это вызов? – Голос потрясенного капитана упал до шепота.

– Скорее демонстрация силы. Предупреждение.

– Нам?

– Ну, слава господу, хлопцы из Лэнгли пока что не настолько оборзели. – Дрозд расправил и без того широкие плечи, погоны на которых выглядели игрушечными. – Полагаю, акция была проведена с целью устрашения отца покойных.

– Эге! – воскликнул Медведчук, почесав затылок.

Григорий Иванович Пинчук являлся олигархом украинской закваски, о котором в СБУ было известно даже чуточку больше, чем того требовали интересы национальной безопасности. Очень уж крупными суммами он ворочал, как тут не проявить бдительность? Да и бизнес у Пинчука-старшего был весьма специфический: посредничество при сделках по купле-продаже военной техники и оружия, в основном российского.

По сути, фирма Григория Ивановича являлась своеобразным филиалом Минобороны Российской Федерации. Преимущество такой схемы было очевидно. Когда, к примеру, ракеты «Феникс» уходили в страны с сомнительным режимом, то происходило это не официально, а в частном порядке, без лишней волокиты. Обычная практика. Все государства обходили подобным образом дипломатические барьеры и ловушки международного права, в том числе хваленая Америка. Но если полковник Дрозд питал к американцам чувства, далекие от родственных, то в Москве проживал его родной брат, а в Мурманске – сын с невесткой и двумя горячо любимыми внуками. Так что озвученное им резюме прозвучало весьма решительно и однозначно:

– Гнобить их пора. В смысле, гноить.

– Американцев, – понимающе кивнул Медведчук.

– Цэрэушников, – поправил подчиненного Дрозд. – С Америкой нехай мусульманская общественность разбирается, тамошних небоскребов, слава тебе, господи, на всех хватит.

В кабинете стало тихо. Лишь осенняя муха упрямо буравила оконное стекло, как будто там, снаружи, имелось нечто такое, чего не было здесь, внутри.

Капитан Медведчук посмотрел на муху и попытался припомнить, сколько докладных записок об усиливающейся активности иностранных разведок было составлено в этом кабинете. Записки уходили наверх, оттуда спускались циркуляры с требованием повышать бдительность и дисциплину. Все равно что плевать против ветра. В принципе, не запрещено, но толку от этого занятия никакого. Разве что утираться приходится чаще.

Ж-ж-жу, надсаживалась муха, з-з-зу.

Когда слушать этот нудеж стало совсем уж невыносимо, Медведчук прочистил горло и сказал:

– ЦРУ нынче как СПИД. Все знают, что он есть, а говорить о нем не принято. Доложить наверх о своих подозрениях вы, конечно, можете и даже как бы обязаны, но лично я вам не советую, товарищ полковник.

Прищуренный глаз Дрозда превратился в непроницаемую щелочку:

– Вот как? И что же ты мне тогда советуешь, капитан?

– А ничего не советую, – сказал Медведчук. – Но лучше не рыпаться, – вот мое мнение.

– Так и будем терпеть выходки байстрюков Дяди Сэма?

– Сами знаете, какая ситуация…

– Ситуация, говоришь?! – рявкнул Дрозд, да так оглушительно, что заставил помертветь не только подчиненного, но и муху на оконном стекле. После чего, взяв себя в руки, заговорил уже совсем другим, вкрадчивым тоном: – Ты прав, капитан. Цапаться с американцами нельзя, пока некоторые деятели им задницы до блеска вылизывают. Ни хрена мы с ними сделать не можем, рыпаться действительно бесполезно. Но… – Полковничий палец изобразил вертикальный столбик.