Сергей Донской
Никогда не говори: не могу
По-настоящему живешь лишь дважды: когда мать рожает тебя и когда смотришь смерти в глаза.
Бондосан, «Беседы с тигром».
Пролог
Сколько разной живности обитает на Земле, одному господу богу известно. Простые смертные вынуждены оперировать весьма приблизительными цифрами. Взять, например, кубинских крокодилов. Их не менее четырех тысяч, утверждают некоторые маститые ученые. Более шести, возражают другие, тоже маститые. В таком количестве крокодилы и занесены в Красную книгу – от 4000 до 6000 особей.
Одна такая особь – здоровенная, более пяти метров от кончика хвоста до ноздрей на короткой широкой морде – распахнула необъятную пасть, усеянную криво торчащими зубами. Примостившийся на крокодильей голове воробей переступил с лапки на лапку, но даже не подумал взлететь, отлично зная, что лично ему ничто не угрожает. Самец – а разинутая пасть принадлежала именно самцу – просто-напросто вентилировал нутро, растянувшись на берегу искусственного озерца.
Крокодил не мог иначе. Температура его тела напрямую зависела от окружающей среды. Если становилось прохладно, он дремал в подогретой воде. После обильной еды, когда обмен веществ повышал температуру крови, крокодилу приходилось охлаждаться в сыром гроте. Хотя в настоящий момент обмен веществ протекал вяло. Крокодил голодал, голодал давно. В последнее время его шкура заметно потемнела, дабы поглощать как можно больше солнечных лучей, но их проникало снаружи не так уж много. Недостаток энергии сделал зверя малоподвижным.
Чужая плоть – вот что требовалось ему для подзарядки. Все его ненасытное существо жаждало мяса.
Его последней крупной добычей стала голосистая человеческая самка, трусливая, но проворная бестия. Как ни гонялся за ней крокодил, вскинувшийся на все четыре лапы, а пронзительно верещащая самка все равно ускользала из-под самого носа. В конце концов она примостилась на балке под потолком, чувствуя себя там в относительной безопасности. Напрасно. Он выпрыгнул из воды и сшиб ее с насеста мощным ударом хвоста.
Крокодил был готов хоть сейчас продемонстрировать свое умение, но где взять еще одну такую самку, где?
Тоска и голод терзали его все сильнее.
Ученые подсчитали, что крокодил способен обходиться без пищи до двух лет, однако сам он понятия не имел об этом. Древний инстинкт заставлял беречь силы, экономить энергию, так он и поступал, хотя куда охотнее просто закусил бы на славу.
Когда же она появится снова, настоящая добыча?
Скоро, решил крокодил. Пока что он ее не видел, не слышал, не чуял. Он просто знал. Обычно его угол был отгорожен от остальной территории металлической сеткой, а сегодня проход в ней оставили открытым. Это означало, что обитателю предоставлена полная свобода действий.
Крокодил совершенно не умел улыбаться, однако его захлопнувшаяся пасть непроизвольно сложилась в подобие умильного оскала. Вечером, когда он отправится на покой, его набитое до отказа брюхо будет волочиться по земле. Семьдесят килограммов человечьего мяса – это вам не воробьи, не мухи, норовящие облепить глаза и ноздри.
Уэххх! Распахнувшаяся, на манер чемодана, пасть разогнала всю эту жужжащую шелупонь, не заслуживающую внимания. Откуда-то сбоку все ощутимее веяло теплом. Приходилось время от времени зевать, дабы испарение влаги помаленьку остужало кровь.
Все просто, предельно просто. Люди потеют, собаки тяжело дышат, вывалив язык, а крокодилы зевают. И терпеливо ждут собак… или их хозяев. Четвероногие скулят так призывно, так трогательно, что просто слюнки текут. Но двуногие значительно крупнее, сытнее, а значит, все же предпочтительнее. Пусть будут люди. Стеклянное небо над головой не успеет окраситься в черное, как они появятся у раздвижной двери на противоположном берегу озерца: кушать подано!
Скорей бы.
Проволочив вихляющееся тело по песку (о, это был самый настоящий сыпучий песок, приятно щекочащий брюхо), крокодил бесшумно погрузился в воду и застыл, автоматически регулируя объем воздуха в легких. Над поверхностью остались торчать только ноздри и глаза, в то время как их обладатель исчез из виду. Он был идеально приспособлен для скрытного передвижения в воде. Его серповидные ноздри, втягивающие и регистрирующие сотни запахов одновременно, обладали способностью мгновенно смыкаться при экстренном погружении. Необычайно чуткие уши были снабжены точно такими же предохранительными клапанами. Слегка подслеповатые глаза в воде не закрывались, зато затягивались прозрачной защитной пленкой. Близко поставленные, они обеспечивали эффект бинокулярного видения, без которого невозможно измерять и оценивать расстояние с точностью до миллиметра.
Какое расстояние? Известно какое – между крокодилом и его жертвой.
При дневном свете сузившиеся зрачки крокодила представляли собой две тонюсенькие вертикальные черточки. Сами глаза были тускло-желтыми. Не то что в молодости, когда яркостью своей они напоминали пару фонариков, зажегшихся неизвестно когда, неизвестно зачем.
Он родился то ли сорок, то ли пятьдесят лет назад, о чем не помнил, как не помнил своей матери, явившейся на квакающие звуки, доносящиеся из яиц, откуда было не так-то просто вылупиться. Мать раскопала кладку, но надкусывать кожистую скорлупу не стала. С какой стати? Для того чтобы выбраться наружу, каждый из тридцати ее детенышей имел специальный «яичный зуб», расположенный на кончике носа.
Действуйте! Добро пожаловать в наш огромный прекрасный мир!
И новорожденные малыши пожаловали, а как же.
Вскоре после того, как они доели остатки яичных желтков и выползли на свет божий, их количество уменьшилось вдвое. Выбираясь из гнезда, сооруженного из песка, грязи и тины, они становились легкой добычей цапли, зачастившей на берег.
До матери не сразу дошло, что ее потомство сокращается не по дням, а по часам, но как только это произошло, обнаглевшей птице пришел конец. Прикинувшись полузатонувшей колодой, крокодилица подкараулила ее, а затем ринулась по мелководью, вздымая тучи брызг, как заправская лошадь. Цапля даже не успела расправить крылья, такой стремительной была атака.
Хап! Поймав трепыхающуюся птицу, мать уволокла ее на глубину, чтобы утопить там без лишних церемоний. Потом наступило пиршество. Перекатываясь в бурлящей воде с боку на бок, крокодилица раздирала цаплю на мелкие клочья, которые глотала, не жуя, не разбирая, где перья, где кости, а где мясо. Подобным образом питались и ее детеныши. Так уж были устроены их конические зубы, действующие по принципу капкана. Жевать крокодилы не умели, зато им ничего не стоило раскусить панцирь черепахи.
Если зубы случайно ломались или выпадали, на их месте тут же вырастали новые, так что количество их оставалось неизменным: шестьдесят шесть, всегда шестьдесят шесть. Что касается дополнительного «яичного зуба», то он отпал у крокодила еще на пятый день борьбы за существование, когда братьев и сестер у него осталось не больше десятка. Пока крохи учились охотиться на жуков-плавунцов, мальков и пескариков, на них самих тоже охотились – щуки, змеи, грифы, в общем, все, кому не лень. При таком количестве врагов каждому детенышу не терпелось поскорее сменить броскую желтополосую окраску на серую, неприметную, но дожить до лучших времен посчастливилось немногим.
Зато те крокодилы, которые выжили, сами превратились в машины смерти.
Они не так уж сильно отличались от своих доисторических предков, обитавших на Земле четверть миллиарда лет тому назад. В то время, как сухопутные динозавры вымирали целыми стадами, тектодонтные рептилии додумались переселиться в воду, где приспособиться к изменениям окружающей среды оказалось значительно проще. Почти полное отсутствие интеллекта вкупе с прекрасно развитыми первобытными инстинктами стали их пропуском в светлое будущее.