— В норме.
— Да ты не по-казенному, а так, по-человечески. Понравился он тебе?
Западный, прежде чем ответить, посоветовался мысленно с самим собой, прикинул что-то, потом сказал:
— Пожалуй, да.
— Не совсем, значит… Ты ведь знаток человеческих душ, психолог.
— Понравился. Крепкий мужик и острый.
— Ишь ты, острый! Это что-то новое и непонятное.
Западный пояснил:
— Голыми руками его не возьмешь, порежешься.
— Сам-то себя не порежет?
— Он для этого слишком умен и прозорлив.
Дерибас почесал непышную бородку свою и улыбнулся. Он был благодушно настроен. Во всяком случае, так казалось.
— Аттестация, брат, на пять с плюсом. Как говорится, на золотую медаль тянет. Давно я не слышал от тебя таких оценок. Подобрел, Семен.
Легкая тень смущения пробежала по лицу Западного.
— Да нет, в самом деле — в норме.
— И не сдал? Двенадцать лет ведь прошло. Срок немалый, парнем уехал отсюда.
— Сопоставить не могу, не видел тогда.
— Я тоже не видел, фотографию только. Казак, что еще скажешь?
— Думаю, не изменился.
— Вот как! Бывают же счастливые люди — время их не берет.
— Вы, Терентий Дмитриевич, тоже к ним относитесь.
— Ну-ну, обо мне помалкивай. Я, брат, уже туда поглядываю. Да не обо мне разговор… Как он отнесся к оружию?
— Обычно… Вот, Терентий Дмитриевич! — Западный извлек из кармана пистолет и протянул его Дерибасу.
— Неужели в руки не взял?
— Нет.
— Выдержка или равнодушие?
— Выдержка.
— Ты смотри! Придется, пожалуй, присоединиться к твоей оценке. Пять!
— Вы предлагали пять с плюсом.
— Ах, да!
Глаза Дерибаса, посаженные глубоко и потому казавшиеся темными, сощурились. Решая что-то, он всегда чуть-чуть прикрывал веки, будто заслонялся от окружающего.
— Говоришь, трудное дело оказалось?
— Трудное, Терентий Дмитриевич. Японцы хотят проникнуть в штаб ОКДВА. Такая задача поставлена перед Поярковым.
— Именно перед ним?
— Нет, через него. Он должен приобрести корреспондента из числа руководящих работников штаба. Цена баснословная…
— Баснословная?
— Десять тысяч золотом.
— Серьезно, выходит.
— Весьма. И это только аванс.
— Деньги с Академиком?
— Три тысячи… Остальные по первому требованию.
— Да, весьма серьезно. Приспичило, значит, квантунцам.
— Академик считает, что интерес проявлен выше. Самим генштабом. Это вытекает из общих планов японского командования. Вы помните последние донесения из Токио и Харбина? Тенденция откровенная. Все перекладывается на разведку.
— Ну, это заметно и по нарушениям границы. Густо пошли господа… Академику дали кого-нибудь в помощь? Он, надо полагать, резидентом определен…
— Резидентом. И пока с одной лишь задачей — добыть корреспондента.
— Иначе говоря, целенаправленная и очень конкретная акция. Его ограничили сроками?
— По этапам. Первый — две недели: связь с родственниками и их согласие оказать услугу.
— Здесь — несложно. Я думаю, первый этап пройдет без препятствий. Как считаешь, Семен?
— Если второй — выход на корреспондента — допустим, тогда дадим добро Академику, пусть сигналит в Сахалян.
— Нет, Семен, связывать этапы пока не надо и тем более ставить первый и второй в зависимость. Мы должны сохранить возможность оборвать цепочку в любое время и в любом месте. Связались с родственниками — хорошо. Радуйтесь, господа! Дальше — тупик. Нет выхода на корреспондента. Мало ли причин: не нашли подходящей кандидатуры. Или нашли, так человек в отъезде, болен, в конце концов, не соглашается работать на японскую разведку…
Западный оживился. Положил руки на стол, стал перебирать пальцами. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, с азартом каким-то.
— Ты что забарабанил? Или уже в бой собрался?
— А что?! Ведь второй этап тоже наш. Выпускаем Академика на тропу, пусть идет!
Дерибас колючим взглядом своим уставился на Западного. Колол, но не больно, будто понарошку, играючи вроде, и даже смешинка какая-то была в глазах подзадоривающая.
— Пусть идет!
Оба они загорелись. Мысленно пока, но все же представили себя в деле, и азарт стал захватывать их.
— Два этапа — целая цепочка, — развивал свой план Западный. — И довольно длинная. За нее уцепятся военные миссии, второй отдел и командование Квантунской армии…
— Месяца на два работы, — прикинул Дерибас. — И нам, и японцам.
— Только на два? — разочаровался Западный. — Почему на два?
— Да потому, что дальше дороги нет. У нас с тобой нет, Семен. В чужой огород залезаем.
Западный непонимающе уставился на Дерибаса:
— Остановка, значит?
— Может, остановка, а может, и конец. Академик отсигналит в Сахалян или в тот же Харбин: вербовка не состоялась, корреспондент отказался или еще что-нибудь в этом роде.
Западный перестал стучать пальцами по столу. Тишина воцарилась в кабинете: Необычная и смущенная какая-то, вроде бы явившаяся без спросу.
— Отбой! — усмехнулся Дерибас. — Повоевали — и хватит…
— Да, мир, Терентий Дмитриевич. Я думаю, и в атаку идти не надо.
— Это почему же?
— Мелочь. Игра свеч не стоит. Пощекочем мы японцев, поводим по закоулкам и вернемся туда, откуда начали.
— Не мелочь, Семен, и игра свеч стоит. Японцы потеряют два месяца, а то и три, бросят на ветер золото… Ну не все десять тысяч, но все же солидную сумму. Раскроют кой-кого из агентов в Благовещенске и Хабаровске…
— Согласен, но все-таки мелочь. Притом потери будут не только у японцев. Мы лишимся Академика. Они уберут его, едва почуют провал операции. Им не нужен в Благовещенске человек, знающий планы японской разведки.
— Могут отозвать просто…
— Это слишком гуманный вариант. В какой-то степени их резидент себя разоблачит здесь. Вербовка корреспондента, даже неудавшаяся, связана с раскрытием тайны. Резидент должен представиться как-то, выложить карты. Так сказать, сбросить плащ. А без плаща можно находиться лишь в обществе своих. Отказавшийся от сделки корреспондент — уже не свой. Он потенциальный враг…
— Пугаешь опять?
— Что вы, Терентий Дмитриевич! Рисую перспективу.
— Мрачноватая перспектива-то…
— Больше унылая.
— Хитер ты, Семен. Унылыми картинами своими хочешь расстроить меня, вывести из равновесия. Задену, мол, самолюбие старика, подпалю бородатого, сгоряча-то он и ринется в омут. А?!
Говорил Дерибас строго, отчитывая вроде своего заместителя, а глаза посмеивались озорно. По глазам судить надо было о чувствах Терентия Дмитриевича. Но не умел это делать Западный. Слушал только.
— В омут? Для чего? Это японцы собираются кинуться в омут. И надо помочь им это сделать.
— Хочешь все-таки продать корреспондента?
— Продать, Терентий Дмитриевич.
— Ох, Семен, Семен… Не дают тебе покоя десять тысяч. Ты что же, за золото липу хочешь подсунуть японцам?
— Зачем же липу! И мысли такой не было. Настоящего корреспондента.
— А где он у тебя? Где? Думаешь посадить за стол Яковенко или Санина и заставить их сочинять реляции по ОКДВА. Да Итагаки в два счета разгадает обман и тогда уж наверняка уберет Пояркова. Такое не прощают.
— Повторяю, не липового, а настоящего корреспондента, — сказал Западный, давя на слово «настоящий».
— Так ты в штаб метишь?
— Да.
Дерибас огорченно покачал головой:
— Ну и хитер! Умыкнул идею. Что с тобой делать, Семен, не знаю… — Опять смеялись глаза Дерибаса, опять лукавые искорки вспыхивали в узких прорезях.
— Могу подсказать! Дать своему заместителю распоряжение подготовить приказ о начале контроперации.
— Торопишься больно… Ведь сказал уже: в чужой огород лезем. В других масштабах пойдет измерение. И решать вопрос; быть или не быть этому корреспонденту, придется не нам с тобой. Наше дело доказать, что он нужен. Только доказать!
— Докажем.
— Постараемся, — поправил своего заместителя Дерибас. — Ты вот что, Семен, подготовь доклад и проект приказа. Проект приказа о проведении контроперации… Название потом. Все потом.
