Моя бессильная ярость вырвалась наружу. Один из огромных санитаров перешагнул порог. Ружье наизготовку, движения резкие, чтобы не быть застигнутым своим противников врасплох. Кровь Юдифи растекалась большой лужей возле каталки.
Боже мой, сколько же крови может быть в одном человеке!
Вдруг я осознал, что я слышу мысли санитаров. Я понимал, все, что чувствует каждый человек.
«Он сзади! Быстрее!»
Эту мысль я внушил ему. Не я, а тот раненый юноша, который не мог подавить в себе гнев за гибель Юдифи. Я…
Санитар рывком обернулся. Для него теперь я стал его коллегой, хотя внешне между нами не было ни малейшего сходства. Все происходило внутри головы. Что бы ни видел сейчас перед своими глазами санитар — изображение обрабатывалось мозгом, и именно там прятался я и ткал зловещую паутину из мыслей и чувств, чтобы ловко манипулировать ими. С каждым мгновением их внутренний мир становился мне все более знакомым. Мое вмешательство было минимальным. Не я дал указание нажать на спусковой крючок; все, что я сделал, это заставил санитара думать, что в дверях стоял не его помощник, а страшное чудовище, которого его послали убить.
Выстрел отразился эхом от стен. С тупым звуком что-то большое свалилось на пол. Я почувствовал запах крови. И это была не кровь Юдифи, а кровь врага!
Что-то во мне готово было вскрикнуть от радости. Что-то дикое, чем я еще не научился управлять. Кем бы ни был этот некто, с кем теперь я делил свое сознание, он находил удовольствие в убийстве, по крайней мере, в мести.
Я выполз из-под каталки. Если я ошибся, через мгновение я буду мертв.
— Давайте, профессор. Я помогу вам выбраться, — запинаясь, проговорил санитар.
Кровавые брызги превратили его лицо в демоническую маску. Труп его коллеги был сильно изуродован, выстрел почти в упор практически разорвал его тело.
— Хорошо, что это чудовище, наконец, убито, — сказал санитар, подходя ко мне. — Он практически был уже не человек. — Голос санитара становился все тише по мере того, как он говорил, как будто он боялся пробудить мнимое чудовище к жизни, если он громко назовет его по имени. — Я слышал, что врачи говорили о последних снимках. Нечто подобное не должно было жить… Это… — некоторое время санитар подыскивал подходящие слова, но потом передумал и только пожал плечами.
У меня было такое чувство, как будто у меня в желудке кто-то распустил большой колючий кулак. Что за снимки имел в виду этот тип? О чем, черт возьми, говорил этот мешок мяса? Что могло так обеспокоить врачей уже после того, как они узнали, что я убил трех людей в крепости? Я попытался сосредоточиться на мыслях санитара, но получилось, что я словно стою перед огромной стеной с десятком мониторов, показывающих каждый отдельную программу. Мелькнуло лицо миловидной темноволосой женщины с двумя маленькими детьми, передо мной промелькнул вид сельской улицы. Экскурсия в город… Как можно сориентироваться в этом хаосе?
Но я не решился спрашивать санитара об этих снимках. Я боялся, что таким образом я рискую разрушить созданный мной мираж, спрашивая о чем-то, что профессор, роль которого я сейчас исполнял, наверняка хорошо знал. Если бы я лучше знал, на что я способен, а на что нет! Насколько я могу овладеть волей человека?
— Позаботьтесь, пожалуйста, о госпоже докторе Бергман, — я кивнул в направлении Элен. — У нее сильно болит операционный шов. Ей трудно будет двигаться своими собственными силами.
— Вы думаете, ей можно доверять? — прошептал санитар и опасливо оглянулся назад. — Она ведь… она же из них…
— Она совершенно не опасна, — спокойно ответил я, чтобы успокоить испуганного санитара. — У доктора Бергман изменения зашли не так далеко, как у Горресберга.
В то время как я говорил все это, я одновременно следил за мыслями этого санитара. Эти проклятые способности не стоили ломаного гроша! Как раз в этот момент я наткнулся на воспоминание, как этот парень сдавал экзамены в медицинском училище, списывая у своего соседа. Было такое ощущение, что я разыскиваю пресловутую иголку в стоге сена.
Тем временем санитар направился к Элен, а она отползала от него в угол. Наверное, она думала, что теперь он убьет ее. Ну а как она могла понять, что здесь происходит? Конечно, профессор Зэнгер не посвятил ее, как Юдифь, в свои планы.
Воспоминание о Юдифи вызвало во мне новую волну бессильного гнева. Неужели все это было лишь игрой? Неужели в действительности она ничего ко мне не чувствовала? Зачем тогда она все это делала?
Великан схватил Элен под мышки и поднял. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Она просто смирилась со своей судьбой. В ее глазах стояли с трудом сдерживаемые слезы страха, и мне очень хотелось сказать что-то, чтобы ее успокоить. Может быть, я смогу сделать это телепатически…
Нет, это безумие. Я могу манипулировать мыслями, но я не могу разговаривать в голове другого человека. Кроме того, я никак не мог ослабить свою концентрацию на мыслях санитара. Если этот парень хоть на какой-то миг снова станет хозяином своих мыслей, он увидит, что перед ним не профессор Зэнгер, и тогда нам обоим конец.
У меня задрожали ноги, и я на несколько мгновений прислонился к стене. Если бы я только знал, как зовут этого проклятого санитара! Но в отличие от врачей и медсестер санитары не носят табличек с именами на груди. Как называл Зэнгер своих людей: по именам, или все они были для него на одно лицо и ему было все равно, кто перед ним? Нет, если учесть, чем занимались в этой клинике, персонал здесь должен был быть штучным. Каждый должен был быть убежден в важности общего дела. Риск, что кто-нибудь слишком болтливый может испортить все дело, был слишком велик, хотя, наверное, людей, которые точно знали, какие исследования они проводят, и имели доступ к лабораториям, расположенным под крепостью, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
— Вам нехорошо, господин профессор? — его голос прозвучал не как у подлизы, а искренне озабоченно.
Я отвернулся.
— Все в порядке, — солгал я. — Это возраст, знаете ли. Эта ночь, это слишком много для меня… — И получить выстрел, и получить такую дозу наркотика, прежде всего, подумал я про себя. — Будьте, пожалуйста, так любезны, проводите меня и доктора Бергман в мой кабинет. Мне нужно там кое-что с ней обсудить. У меня такое впечатление, что она не понимает, что здесь происходит.
Великан снисходительно улыбнулся, глядя, как Элен смотрит на меня широко раскрытыми глазами. К счастью, у нее хватило выдержки ничего не сказать и не испортить все дело глупыми вопросами.
— Может быть, привезти кресло на колесах? — спросил санитар.
— Нет, нет, — решительно отклонил я его предложение. — Мне уже лучше. Это всего лишь приступ слабости. Пойдемте. Я вполне могу сам идти. — Последние слова я проговорил с сильным ударением на каждом слоге, чтобы подчеркнуть, что эта тема мне не приятна. Конечно же Зэнгер был не тем человеком, который долго будет говорить о своих слабостях. По крайней мере, мне так казалось.
Санитар воздержался от дальнейших расспросов, а буквально потащил Элен, держа ее под мышки, к выходу, так что она почти не опиралась на свои ноги. Мы вышли из палаты и пошли в том же направлении, куда направился и я при попытке побега, миновали Пункт обеспечения II, ту маленькую комнатку, набитую пилюлями и микстурами, которая оказалась для меня тупиком.
Внезапно меня настигла мысль, которая ударила меня словно молотом: что мы будем делать, если по пути нам встретится еще кто-нибудь? Ведь обман тут же раскроется! Как много людей я мог контролировать одновременно?
Придется разобраться с этим на месте, ведь у меня просто нет другого выхода. Мы должны были обязательно выбраться из этого места и сообщить куда-нибудь, чтобы, наконец, положить конец этому безумию. Но к кому мы могли обратиться? Если мы обратимся в ближайший полицейский участок, то скорее всего полицейские примут меня с Элен за сумасшедших и без дальнейших расспросов отправят нас в какое-нибудь закрытое учреждение. То, что произошло здесь сегодня ночью, было настолько безумно, что, стоило нам рассказать хоть половину всего, мы бы обязательно были приняты за сумасшедших. Старый профессор, который продолжает свои опыты, начатые еще во времена Третьего рейха, это совершенное безумие.
