Может ли у мертвых глаз быть индивидуальное выражение?
Я снова вспомнил об ученых книгах из чемодана Марии. Близнецы, подумал я. Не слишком ли часто там повторялось о близнецах, об опытах с этими естественными клонами? И эти глаза в банках, не слишком ли они маленькие для взрослого человека?
Я не хотел дальше развивать эту мысль. То что я видел, было достаточно ужасным, чтобы я не пытался притянуть сюда еще какие-то свои дилетантские и к тому же жутчайшие интерпретации. Я решил, что нечаянно ошибся и что вовсе не все пары глаз были голубыми, возможно, среди них попадались и зеленые и даже карие экземпляры, из которых большинство было либо просто ужасно деформировано, как будто их прижигали, либо были светло- или среднеголубыми, пронизанными неприятными лопнувшими сосудиками. Метиленовый голубой… Я очень старался, но мне не удавалось, я все время пытался соединить то, что видел, с тем, что недавно узнал. Опыты с метиленовым голубым красителем. Светлые волосы, голубые глаза, светлая кожа, образцовый ариец, поиски рецепта совершенного человека…
Я почувствовал, что что-то кольнуло тыльную сторону моей ладони. Это были ногти Юдифи. Я освободил руку от ее крепкого пожатия и обнял ее за плечи, чтобы как-то защитить, хотя сам я себя чувствовал не лучше, а может быть, еще хуже, чем она, и мне тоже хотелось прислониться к чьей-нибудь груди, чтобы почувствовать защищенность и безопасность. Если бы моя мать не была давно мертва, если бы это было возможно, если бы я сам не вышел уже давно из детского возраста, мне бы хотелось, очень хотелось прижаться сейчас к материнской груди. Но сейчас мне ничего не оставалось, как только попытаться дать Юдифи то, чего сам я не мог получить, и попытаться почерпнуть хотя бы минимум тепла из физической близости с Юдифью.
Элен медленно пошла дальше и осветила еще один ряд банок на левых стеллажах. Мы с Юдифью без всякого приглашения последовали за ней. Собственно, почему? Черт возьми, мне нужно было бежать отсюда, бежать куда глаза глядят! Но, похоже, мои ноги этой ночью не подчинялись мне, как будто они имели свою собственную волю, которая время от времени оказывалась сильнее, чем команды моего собственного мозга. Точно так же, как незадолго до этого они сопротивлялись тому, чтобы войти в эту комнату ужасов, они и не собирались теперь ее покидать, пока я вдоволь не намучился всем, что меня здесь ожидало, как будто они хотели наказать меня за то, что я вынудил их вообще сюда войти.
— Седьмая неделя, около двадцати пяти миллиметров, — произнесла Элен, глядя на содержимое одного экспоната на левой стороне, и прочла с этикетки, которая была к нему приделана, несколько цифр, насчет которых я сомневался, что они действительно так много ей говорят, как она пыталась нам показать. Она говорила тихо, но звучало это как-то ненормально деловито. Она снова защищается, подумал я про себя. Она предпочитала прятаться под своим пуленепробиваемым белым халатом врача, хотя вряд ли она переносила то, что видела, лучше, чем я. Мне был противен ее тон.
— Удивительно, что такая необыкновенная коллекция хранится здесь, в крепостном погребе на краю света.
Она подошла немного ближе к длинному ряду банок среднего размера, осветила их и рассматривала с выражением живейшего научного интереса на липе. В это мгновение я легко мог представить ее себе в белом халате с эмблемой СС на нем. Она могла бы быть одной из них, если бы родилась на три четверти столетия раньше, с отвращением подумал я. Может быть, она и была из этих? Может быть, вовсе не Карл представлял наибольшую опасность для нас, а именно она? Или она с ним заодно, и оба они разыгрывают зловещую игру со мной и Юдифью? Почему она просто не сбежит? Хозяин гостиницы прекратил, по крайней мере сейчас, размахивать своим пистолетом, наоборот, вовсе перестал обращать на нас внимание и уставился с притворным ужасом на дюжину стеклянных емкостей, про которые мне вовсе не хотелось знать, что там.
А почему я не убегаю?
— Они использовали это в исследовательских целях, — качая головой, проговорила докторша и показала на банку, про которую она уже раньше сказала седьмая неделя, примерно двадцать пять миллиметров. Я не гинеколог, но мне не надо было внимательно всматриваться, чтобы понять, что речь идет об эмбрионе. — Тут можно все очень подробно рассмотреть. Голова занимает немного меньше половины массы, и уже видны начальные образования для ушных раковин, — с восторгом комментировала Элен, — и глаза уже сформированы, только как черные пятнышки, но тем не менее… А вот ручки и ножки… даже крошечные, бесформенные пальчики. Нечто подобное всегда производит немного неприятное впечатление. А всего несколько недель назад это была лишь сперма и женская яйцеклетка.
Она светила дальше и подробно рассказывала о каждом заформалиненном эмбрионе или плоде. Пятнадцатая неделя, закрытые, полностью сформированные глазные веки на слишком большой голове, на которой уже есть губы и маленький нос… Я как завороженный почти механически следовал взглядом за кружком света и ненавидел докторшу за ее более или менее научные, но все же в основном очень сухие пояснения. На лбу видны темные сосуды, пуповина обвивает маленькое тело, пальцы рук и ног полностью сформированы, на голову приходится примерно одна треть массы тела…
Как бы мне хотелось рявкнуть на нее, чтобы она, наконец, заткнулась! Мне хотелось выбить у нее из рук фонарь, чтобы она прекратила светить на этих малюток, которые никогда не увидят дневного света, этим ярким фонарем и заставлять меня смотреть на то, что она показывала. Но я все еще был как под гипнозом, я еще не овладел своими членами, а мой язык все еще был обложен шершавым налетом и так крепко прилип к нёбу, что я боялся: чтобы снова открыть рот, мне придется или воспользоваться руками, или влить в него как минимум несколько литров воды. А наша докторша все говорила и говорила, описывая более дюжины мертвых зародышей и, наконец, дошла до готового к рождению ребенка, который был помешен в огромный стеклянный цилиндр вместе с материнской маткой. Все органы и конечности младенца были окончательно развиты, они казались связанными, так как в матке было мало места для растущего тельца.
— Тридцать шестая неделя, — заключила Элен. — Около сорока пяти сантиметров. Этот ребенок был абсолютно жизнеспособен.
«Если бы его не убили и не вырезали вместе с маткой из материнского тела», — добавил я про себя. Цилиндр с неродившимся ребенком начал вращаться у меня перед глазами. Я на несколько секунд сомкнул веки и глубоко и медленно вдохнул и выдохнул, насколько это вообще было возможно при таком запахе и пыльном, сухом воздухе, от которого у меня щипало в носу и в горле. Когда Элен прошла несколько шагов и остановилась, Юдифь потащила меня дальше и остановилась позади докторши, чтобы уставиться на очередной препарат, который высветила Элен, с таким непонимающим выражением лица, что оно вообще казалось лишенным выражения. Карл тоже подошел к нам и рассматривал выставленные препараты одним расширенным от отчаяния глазом, в то время как другой заплывший и покрасневший глаз он мог едва приоткрыть. Его лицо совсем побледнело, и его когда-то розовая, румяная кожа казалась почти прозрачной.
В массивных стеклянных цилиндрах находились препарированные головы. И головы взрослых, но в основном головы детей, и часто такие, которые должны были бы принадлежать близнецам или сестрам и братьям, очень похожим друг на друга. В большинстве случаев из мертвой белой кожи торчали светлые волосы. В основном голубые глаза им оставили.
Я заметил, что инстинктивно перестал дышать, но не стал с этим бороться. Если я задохнусь, будет даже лучше. Потому что не думаю, что когда-нибудь я смогу стать тем же, кем был, каким приехал сюда, а еще потому, что я ни в коем случае не хотел бы быть тем человеком, каким я могу стать после возвращения из этой крепости, после экскурсии по этому подвалу, потому что я никогда больше не смогу получать удовольствие от жизни, хотя бы уже по той причине, что просто не смогу больше спать. Я был готов рехнуться, и совершенно очевидно, что я в лучшем случае мог бы стать наркоманом, ночующим под мостом, потому что я никогда не смогу переработать и успешно забыть то, что здесь случилось, что мне пришлось здесь увидеть и с чем, возможно, еще придется встретиться.