Раз поздно вечером они бродили по болоту, в котором Сохач отыскивал траву петров-крест. Чуйка вдруг радостно взвизгнула. Сохач оглянулся и увидел Тараса Семеныча, который тоже бродил по болоту с кошелем в руках.
— Тарас Семеныч, ты это зачем в болото забрел?
— Я-то? Гм…
Тарас Семеныч смутился и бросил кошель в траву. Сохач подошел, поднял кошель и только покачал головой — в кошеле были утиные яйца. Старик любил поесть яичницу из свежих утиных яиц.
— Это у тебя что, Тарас Семеныч?
— А ты погляди… — грубо ответил Тарас Семеныч — он всегда грубил, когда чувствовал себя виноватым. — Известно, яйца…
— Так, так… Хорошее ремесло: воровать утиные яйца!
— Чего мне их воровать-то? Просто набрал по гнездам…
— Конечно, наворовал… Не твои ведь яйца, ну, значит, украл.
— Разговаривай… Сам небось тоже любишь яичко съесть.
— Я куриные яйца ем. Курицу хозяин кормит, ну, значит, и берет уж свои яйца.
— Все одно, что куриное, что утиное — все яйцо.
— Кабы все одно, так ты бы не бросал мешок-то…
— А ты хоть кого напугаешь, колдун… Я думал, медведь забрался в болото…
— Нечего сказать, похож на медведя… Я-то травку собираю на пользу людям, а ты воровством промышляешь.
— Отвяжись, сера горючая!..
Старики поругались и разошлись.
Тарас Семеныч шел и ворчал: вот навязался чертушко!.. Носит нелегкая по болоту ночью колдуна. Наверно, и траву собирает какую-нибудь вредную…
Весной Тарас Семеныч избегал встречаться с Сохачом, потому что занят был своим делом. Сначала охота на токах, а потом рыбная ловля. Последняя была запрещена в это время, когда рыба из озер рвалась в горные речонки метать икру. Но Тарас Семеныч обходил закон. Ведь запрещено ловить рыбу снастью, а он ловил без всякой снасти. Снимет рубаху, завяжет рукава бечевкой и наставит против течения. Надуется рубаха пузырем, набьется в нее рыбы столько, что едва вытащишь. Ну, кому от этого обида, а рыбы в озере не убавится. Сделай милость, сколько угодно ее нарастет за лето!
VI
Летние месяцы — самое тихое время в горах. Вся птица занята своими выводками и усиленно прячется в крепких, неприступных местах. Много нужно птичьего ума, чтобы сохранить выводок целым. А тут и ястреба ждут, и лисицы, и мелкие хищники, как ласки, и человек. Водяная птица терпела главным образом от ястребов, а лесная от всех. Ах, трудно жить на свете беззащитной птице, которая всего и всех боится!..
В период, когда поспевала всякая лесная ягода, Малиновые горы служили сборным пунктом для зерноядной птицы. Сюда сходились выводки с разных сторон, чтобы покормиться и земляникой, и брусникой, и черникой, а особенно сладкой горной малиной. Тетеревиные выводки, рябчики, куропатки, глухари — все торопились отпраздновать лето. Старый Сохач особенно любил эту мирную пору и по целым дням бродил в лесу. Его удивляло больше всего то, как и птица и зверь боялись человека. Зайдешь в лес — и ни звука, точно все вымерло. Старик выбирал где-нибудь местечко на лесной опушке и прятался. Он по целым часам лежал, не шевелясь, и все наблюдал, что делалось кругом. А посмотреть было что. Стоило только притаиться, и все помаленьку начинало оживать. Начинали перекликаться птички в кустах, из травы показывались спрятавшиеся выводки, осторожно выкатывался молодой зайчик, точно клубок серой шерсти, выходили козы с козлятами — все жило своей жизнью, стоило только уйти человеку, этому самому страшному врагу всего живого. Значит, хорош этот человек, который нагонял такую панику…
Особенно любовался старый Сохач выводками. И красива эта лесная птица! С домашней не сравнить. Гуляет выводок, и все птенчики в одно перо. Не отличить одного от другого, хоть целую неделю смотри. А вот мать — так всех знает и свой счет у ней: чуть отбился какой малыш, сейчас спохватится; чуть где хрустнет сучок — все и попрятались. Смешно смотреть на них… Тут же шмыгали зайцы. Они часто смешили Сохача, когда принимались играть — кувыркаются, прыгают, гоняются друг за другом. Ни дать ни взять — малые ребята.
— Ах, прокураты! — любовался ими старик. — Ишь радуются… Ишь балуют, косые! Ужо вас волк пугнет…
Раз Сохач был невольным свидетелем, как подкрадывалась к заячьему гнезду лиса. Он лежал в траве и услышал какой-то подозрительный шорох. Оглянулся, да так и замер — в пяти шагах от него в кустах ползла лиса. Так и ползет по траве, а сама глаз не спускает с зайчат. Видимо, она до того увлеклась своей охотой, что позабыла о всякой опасности и не замечала Сохача. Старик не шевелился и ждал, что будет дальше. Разыгравшиеся зайчата тоже не предчувствовали опасности. Лиса ползла к ним с подветренной стороны. Оставалось всего несколько шагов. Сохач видел, как она готовилась уже сделать последний роковый прыжок — собрала все тело, присела на задние лапки…
— Куда ты, бесстыдница?.. — крикнул он, выскакивая из-за своего куста.
Лисица мелькнула, как молния, зайчата тоже точно провалились сквозь землю. Сохач стоял и хохотал.
— Ах, глупые!.. Что, испугались?.. Ах, несообразная тварь!.. Меня испугались, а лису подпустили. Эй вы, глупыши, выходите!..
В другой раз Сохач сам испугался. Это случилось, когда уже поспела горная малина. Он осторожно поднимался по краю каменной россыпи, где раскинулись большие кусты малины, усыпанные зрелой ягодой. Сохач шел с кузовком и собирал ягоды. Хороша эта ягода, особенно тем, что можно ее насушить и есть зимой. И от болезней помогает — заварил сушеной малины, напился горячего отвару, и сейчас такое тепло прошибет. Прямо на пользу человеку эта ягода… Подобрался Сохач к большому малиновому кусту со своим кузовком и принялся за работу. Только вдруг слышит он, что по другую сторону куста кто-то ходит и тоже собирает малину. Сохач подумал, что это какая-нибудь баба-ягодница. Он только захотел раздвинуть малиновый куст, да так и застыл — по другую сторону на задних лапах стоял громадный медведь и сосал усыпанные ягодами ветки. Он тоже заметил человека и несколько времени смотрел на него в упор.
— Ну, чего ты уставился?.. — крикнул наконец Сохач, не помня себя от страха.
Медведь начал пятиться, опустился на передние лапы и сконфуженно начал спускаться под гору. Раза два он оглянулся и сердито фыркнул.
— Вот я тебя!.. — погрозил ему кулаком Сохач. — Тоже нашел ремесло…
Медведь остановился, посмотрел на него еще раз и медленно исчез в густой горной траве. Сохач испугался по-настоящему, только вернувшись к себе на сайму. Смерть была на носу… Стоило медведю один раз ударить его своей могучей лапой, и сейчас дух вон. Пожалуй, и не дохнул бы ни разу…
Тарас Семеныч очень смеялся над приятелем и объяснил, в чем дело.
— Кабы он, медведь, значит, увидел у тебя ружье в руках, ну, и конец бы тебе… Зверь умный, видит, что человек зря бродит по россыпи — вот и не тронул. Так-то он меня однажды версты с две провожал… Я иду по тропке, а он сторонкой за мной.
Тарас Семеныч летом тоже отдыхал, потому что и охоты не было и рыба плохо ловилась. Да и вообще он сделался какой-то угрюмый. Придет на сайму к Сохачу, посидит у огонька и уйдет. Сохачу казалось, что Тарас Семеныч хочет что-то сказать и не решается.
— Ну, как поживаешь, Тарас Семеныч?
— А ничего… Вот и лето скоро пройдет. Не успеешь оглянуться…
У Тараса Семеныча в последнее время явилась странная привычка всему удивляться, точно он видел все в первый раз. Стаял снег — он удивлялся, пронеслась первая гроза в горах — тоже, упало сухое дерево, пролетел ястреб, ухнул ночью филин — тоже.
— Сохач, птица скоро будет грудиться… — сообщал он.
— Где же еще скоро? До осени далеко…
— Как далеко?.. Не успеешь оглянуться, и осень подкатит. Удивительное это дело!..
— Ничего Даже удивительного нет…
— А зима? Ух, как завернет мороз… А потом опять весна…
— Да ты что мелешь-то, Тарас Семеныч? Как будто и не Совсем ладно говоришь…
— Разве неладно?..
— Совсем неладно… Чему ты удивляешься-то?
