Флоренс побежала за вагоном, словно не в силах отпустить Фреда.

– Еще есть имя Уинифред! – закричала она напоследок.

– И Фредалия! – раздалось ей в ответ.

Девушка разрыдалась. Поезд, быстро наращивая ход, ринулся в темнеющую даль и вскоре скрылся из виду.

Флоренс плакала всю обратную дорогу, пряча лицо на груди графа. Она плакала за ужином, не в силах видеть пустой стул Фреда. Еще сильнее она разрыдалась, найдя на своей подушке бутон белой розы, оставленный виконтом.

Когда Эдвард вошел в ее комнату, девушка все еще шмыгала носом.

– Да ты просто лейка с водой! – удивился граф, присаживаясь рядом на постель. – Еще немного, и твоими слезами можно будет поливать цветы в саду, так их много!

Но Флоренс разглядела за улыбкой Эдварда тщательно скрываемую тоску. Она понимала, что граф не осуждает ее за слезы, потому что отъезд Фредди того стоил. Возможно, утешая невесту, Эдвард отвлекался от собственного горя.

Он наклонился и поцеловал покрасневшие глаза Флоренс.

– Не стоит постоянно плакать, милая. Едва ли это понравилось бы Фреду.

– Конечно, – кивнула девушка и вытащила из кармана шелковый платочек. Это был подарок виконта, и при взгляде на него Флоренс снова заплакала. Эдвард рассмеялся и прижал ее к себе.

– Ах, Флоренс, Флоренс, что бы я без тебя делал? Твоя чувствительность так трогает мое сердце!

Флоренс улыбнулась и тайком приложила ладонь к животу. Целую неделю она скрывала от графа свой секрет, потому что весь дом был охвачен предстоящим отъездом виконта.

– Эдвард, – начала она, – я должна тебе кое-что сказать. Как ты отнесешься к тому, что во мне уже живет маленькая Фредерика?

– Что?! – Несколько мгновений Эдвард смотрел на нее, ошеломленный новостью. Затем он обнял ее и перекатился на спину, так что Флоренс оказалась на нем. – Да это же здорово! Нет, это просто великолепно! – И, схватив ее, Эдвард начал покрывать ее шею и плечи быстрыми поцелуями.

Его откровенная радость вселила во Флоренс чувство, что предстоящее материнство станет для нее чудесным периодом жизни, потому что ребенок будет желанным и любимым. И даже не важно, что дитя родится почти на два месяца раньше, чем положено в добропорядочных семьях. Даже просто носить ребенка от Эдварда – настоящее счастье!

– А ты... ты себя хорошо чувствуешь? – вдруг спросил граф обеспокоено. – У тебя не бывает тошноты? Ты, наверное, очень устаешь, да?

– Мне было нехорошо всего один раз, – рассмеялась Флоренс, тронутая заботой. – Это было в тот день, когда я поняла, что беременна.

– И твои слезы! – хлопнул Эдвард себя по лбу. – Я должен был догадаться! Говорят, женщины становятся невероятно чувствительными, когда ждут ребенка.

– Это так.

Эдвард принялся изучать Флоренс: налившуюся грудь, нежную кожу, сияющие глаза – все то, чего не замечал раньше.

– Только представь, – тихо пробормотал он ей в шею. – Крохотная Фредерика спит у меня на руках...

– Ну, не знаю, – задумчиво прервала его Флоренс, уже представляя. – Хотя сама я была бы больше рада маленькому Уинифреду...

Поездка была невероятно увлекательной. По крайней мере так казалось Флоренс. Еще она удивлялась терпению Эдварда. Он не только рассказывал ей то, что знал, обо всех местах, где они проезжали, – еще он взял на себя большую часть обязанностей, связанных с маленькой дочерью. Фредерике едва исполнилось два года, но она уже была как две капли воды похожа на мать: те же зеленые глаза, те же волосы. При этом она унаследовала прямоту своего отца и веселый нрав дяди Фреда.

Сегодня ей как раз пришло в голову, что на папиной ноге можно кататься с тем же удобством, что и на живой лошади. Фредерика немедленно приступила к выполнению своего плана, оседлав колено Эдварда. Уже через пятнадцать минут граф устал и измучился, но не подача вал виду.

– Оставь в покое папину ногу! – Флоренс взлохматила мягкие волосы дочери.

– Папинанога, папинанога! – радостно завопила малышка. Ей явно понравилось новое слово. Затем ее внимание переключилось на зеленые виноградники, проплывавшие за окошком нанятого экипажа. – Лезеное! Все лезеное!

– Зеленое, милая, – поправила Флоренс. Плантации Бордо и в самом деле были невероятного изумрудного оттенка. Солнце было таким ярким, а небо таким чистым, как почти никогда не бывает в Англии. Флоренс с мужем и дочерью ехали уже довольно долго и за это время успели повидать немало старинных замков и небольших деревушек. Высокие колеса экипажа поднимали кучу пыли на поворотах, работники, встречавшиеся им по дороге, поднимали шляпы в приветствии. Синяя лента реки вилась вдалеке, то пропадая, то появляясь вновь. Все дышало спокойствием, будто остановилось время. Флоренс посадила дочь себе на колени.

– Скоро? – спросила девочка, хватая ее за нос. – Скоро будет дядя?

– Скоро, милая, – кивнула Флоренс, чмокнув теплую щеку. – И уж тогда, мадам Липкие Пальчики, я тебя хорошенько отмою!

– Липки-пальцы, липки-пальцы! – захихикала Фредерика, свешиваясь через локоть Флоренс.

– Боже, сколько энергии! – простонал Эдвард.

Флоренс обменялась с ним понимающей улыбкой. С самой свадьбы Эдвард помогал жене во всем, взяв на себя многие ее обязанности. Нежные отношения, завязавшиеся между ними еще до брака, только углубились. Сама свадьба вызвала не так много толков, как ожидала Флоренс. Как раз в это время разразился страшный скандал: открылся роман Чарлза Харгрива с Миллисент Парминстер. Всего через неделю после этого события лорд Харгрив отослал свою жену, Имоджин Харгрив, в отдаленный фамильный замок на юге Шотландии. Справедливое наказание, резюмировала произошедшее тетка Ипатия. Флоренс была невероятно рада, что Имоджин захватила с собой Кэтрин Эксетер, благо что муж выделил леди Харгрив солидное содержание.

На фоне подобных событий венчание Флоренс Фэрли со старшим Бербруком вместо младшего почти не вызвало разговоров, тем более что новобрачные собирались вести довольно замкнутую жизнь в семейном поместье, почти не выбираясь в Лондон.

Неожиданное исчезновение виконта Бербрука осталось почти незамеченным. Поговаривали, что он уехал на запад, поскольку старший брат отбил у него невесту. Но в этом почти не находили ничего интересного, поэтому этот факт скоро был предан забвению.

Единственное, о чем иногда печалилась Флоренс, – ее несостоявшаяся дружба с Мэри. Конечно, она виделась с ней иногда. Эдвард поддерживал тесные связи с отцом девушки, герцогом Монмутом, потому что у них были общие политические интересы, и потому Флоренс бывала в доме Вэнсов. Мэри всегда радостно улыбалась ей и тепло принимала Эдварда, и все же было заметно, что ее чувства к графу Грейстоу не угасли...

Прикосновение ладони к щеке вывело Флоренс из задумчивости.

– Что тебя тревожит? – озабоченно спросил Эдвард. Флоренс покачала головой:

– Ничего особенного. Я думала о Мэри Вэнс. Интересно, она сумеет ужиться с тем человеком, которого подобрал ей отец?

– Почему бы и нет? – пожал плечами граф. – Он хорошо обеспечен, его положение в обществе вполне стабильно. И они знают друг друга с детства.

Флоренс улыбнулась этой практичности, в которой не было места романтике.

– А вот и нужный поворот, – сказал Эдвард, указывая на белую церковь с огромным колоколом, сиявшим на солнце. Он выпрямился на сиденье, пальцы нервно застучали по откидному столику. Граф явно волновался перед встречей с братом. Три года – солидный срок.

Дорога вела прямиком к вилле, принадлежавшей Фреду и Найджелу. Низкорослые деревья росли по обеим сторонам улицы. Сам дом был выложен из серого камня, с красной черепичной крышей, в открытых окнах стояли горшки с цветущим жасмином. Дорожка из бежевого кирпича вела к парадному крыльцу. Все выглядело очень красивым и ухоженным, хотя заметен был легкий налет небрежности, словно хозяевам претил полный порядок.