Я заглянул в ее большие глаза и почувствовал себя не в своей тарелке оттого, какой оборот принял разговор с маленькой девочкой. У меня появилось ощущение — необычное при разговоре с ребенком, — что она мной играет.

— Я не верю ему, — сказал я наконец, — вот и все.

Сюзетта молча кивнула. Мы вошли в комнату. Я сел на диван, а Сюзетта уселась рядышком, продолжая смотреть на меня немигающим взглядом.

— Вы не верите ему, потому что он дает людям опиум?

— Опиум, — нахмурился я. — Вы слишком юны, чтобы знать о таком.

— Но мы соседи с лавкой ПОЛЛИ. Как же я могу об этом не знать?

Она не улыбнулась, но мне показалось, что в глазах ее блеснул смешливый огонек, показывающий, что она считает нашу беседу забавной.

— Кроме того, — добавила она, играя колечком, стягивающим ее волосы, — Лайла говорит мне, что хорошо знать разное. Вы так не считаете?

— Нехорошо знать об опиуме.

— Но вы-то знаете.

— Да. Потому что я должен знать, от чего люди болеют.

— Тогда, выходит, вы сами курили опиум?

Я нахмурился, но ее лицо оставалось серьезным и полным интереса.

— Нет, — пробормотал я.

— А почему?

— Потому что предпочитаю, чтобы мозг у меня был чист и хорошо работал. Не хочу одурманивать его. Жажда опиума неутолима, Сюзетта. Вы понимаете, что такое ненасытность?

Она кивнула.

— Хорошо, — сказал я. — У меня тоже есть своя ненасытность, но к естественному возбуждению, к стимуляции моих мыслительных способностей. Я видел, как вы играли в шахматы… вы, как и я, любите задачи и загадки.

Она снова медленно кивнула.

— Тогда обещайте, никогда, никогда не курить опиум. — Я постарался придать себе как можно более строгий вид. — Если уж зависеть от чего-то, так лучше от возбуждения своих же собственных сил, своих же умственных способностей.

— Как с Шерлоком Холмсом.

— Да, — подтвердил я, не желая признаваться, что еще не прочел ту повесть о нем. — Да, если хотите.

— В таком случае, — заговорила Сюзетта, вновь играя колечком, — когда хотите быть бдительным, настороже, вы…

— Да?

— Вы принимаете кокаин?

Она, должно быть, заметила мое удивление, но не моргнула и глазом. На лице ее, как и прежде, отражалось лишь невинное любопытство. Я отвернулся. Джордж был прав — ей действительно нужна, по меньшей мере, няня. И только я подумал о том, что надо сказать об этом Лайле, как на лестнице послышались шаги, и Сюзетта, соскочив с дивана, подбежала к двери.

— Лайла! — воскликнула девочка, бросаясь обнимать входящую Лайлу.

Та тоже обняла Сюзетту, подхватывая ее на руки. За ними высился какой-то человек в вечернем костюме — темнолицый, бородатый, с чалмой на голове. Я сразу узнал его — это был раджа.

Секундой позже я вспомнил, что на самом деле это Джордж. Такие ошибки памяти всегда дают пищу для размышлений, ибо, вглядевшись в лицо человека, я был поражен преобразившейся внешностью своего друга. Короче говоря, я не мог узнать его — вместо простодушного, жизнерадостного сэра Джорджа Моуберли на меня смотрел человек, обуреваемый ревностью и похотью.

— Джордж, — сказал я, протягивая руку.

Джордж взглянул на нее, и губы его задрожали, словно от ненависти ко мне. Однако он сдержался и пожал мне руку, а я вдруг содрогнулся. Не знаю почему, но меня вдруг охватили отвращение и страх. Я вспомнил, как Люси и Стокер рассказывали, что почувствовали при виде раджи. Теперь я тоже, даже зная, кто это на самом деде, испытал нечто подобное. Джордж, по-видимому, заметил мое отвращение и нахмурился, а я, чтобы не выдать себя, начал говорить ему комплименты, восхваляя качество его грима и костюма, улыбаясь как можно более добродушно:

— Весьма необычный вид, — закончил я.

— Да, — согласилась Лайла, беря его под руку. — Вид совсем зловещий.

Она потянулась поцеловать его, и Джордж прильнул было к ней, но Лайла освободилась из его объятий.

— Не при ребенке, — проговорила она.

— К черту ребенка!

Джордж злобно глянул на Сюзетту и что-то пробормотал про себя. Сюзетта же вдруг расхохоталась. Джордж нахмурился еще больше, и я увидел, что кулаки его сжались.

Лайла, должно быть, тоже заметила это, ибо отвела Джорджа в сторону.

— Пойдем, — позвала она, — смоем этот грим.

Мы прошли в оранжерею. Идя рядом с Лайлой, я заметил, что она тоже изменилась, хотя не в такой степени, как Джордж. Лицо ее было накрашено, не сильно, но ярко; волосы были намеренно приведены в беспорядок, будто непричесаны; также я заметил украшения из золота Каликшутры. Платье ее было еще более смелого покроя, с декольте по последней моде. Она совсем не походила на ту женщину, у которой я сидел во время предыдущего визита. И вновь мне стало немного не по себе от такого ее превращения.

Мы остановились у фонтана, Джордж нагнулся и стер с лица грим. Когда он мылся под струёй фонтана, я подметил, что краска расплывается в воде, как кровь. Интересно, особенно в свете того, что Люси видела на Бонд-стрит, когда Джордж накладывал грим… Трудно объяснить, почему грим на лице выглядит как кровь. Я почувствовал облегчение, лишь когда Джордж закончил омовение и сел рядом с нами. Теперь он снова выглядел самим собой. Почти самим собой, ибо во взгляде его посверкивали огоньки подозрительности, а черты лица еще больше заострились. Было очевидно, что силы его продолжают слабнуть, и я попросил Джорджа зайти ко мне на днях. Он обещал, что зайдет, как только примут законопроект, голосование по которому было назначено на следующую неделю. Придет ли Джордж, не знаю, поживем — увидим.

Вскоре я поднялся и распрощался. Складывается какое-то неудобное положение. В будущем мне придется навещать Лайлу, когда у нее точно не будет Джорджа. Бог знает, что за картины рисует его воображение.

24 июля. Неприятный случай, который описываю в крайнем замешательстве.

Пару дней тому назад достал, наконец, экземпляр «Журнала Битона» и впустую потратил целый час, пролистывая «Этюд в багровых тонах». По странному совпадению оказалось, что повесть написал Артур Конан Дойл. Мы не виделись с университетских дней. Его герой, Шерлок Холмс, — явная карикатура на доктора Белла, у них одинаковые дедуктивные методы. Во всяком случае, Дойл многое почерпнул из лекций Белла.

Само повествование весьма забавно. Я подумал о том, полностью ли поняла его Сюзетта. На следующий вечер, измученный тем, что мои исследования практически не двигаются, я подумал, что надо съездить в Ротерхит и поговорить с Сюзеттой. Вскоре стало ясно, что Сюзетта совершенно правильно поняла этот рассказ. Слишком острый ум у столь юной девочки. Мы долго обсуждали искусство дедуктивных рассуждений. В частности, Сюзетта очень хотела узнать, бывают ли такие ситуации, когда этот метод не срабатывает. Она вернулась к старому вопросу: что бывает, если ведешь дело, а не знаешь его закономерностей? Я попытался объяснить ей, что в поведении людей, при всей его нерациональности, не может быть законов, результат зависит от наблюдений и всегда нужно применять только разум.

— Применять к чему? — спросила Сюзетта.

— К уликам, — ответил я. — Если они кажутся таинственными, следует найти им логическое объяснение.

Сюзетта нахмурилась:

— А если логического объяснения не существует?

— Оно должно быть.

— Всегда?

— Всегда, — кивнул я.

— И если бы его не было, — она вновь взглянула на журнал, — то Шерлок Холмс не смог бы распутать это дело?

— Думаю, не смог бы.

— И вы бы тоже не смогли? — сузив глаза, поинтересовалась она.

— Ты какой-то провокатор, а не девочка, — пожурила ее Лайла, беря Сюзетту на колени. — Что дядя Джек подумает? Маленькие девочки не должны задавать сложные вопросы.