Ардарик посмотрел на Такса.

— Это просто чудо!

Но, конечно же, это была ложь.

— Он знает Италию, — сказал Аттила. Он наклонился вперед и взял в руки кубок из драгоценного дерева, стоявший на столе, маленький гунн повернул голову и смотрел на него, как собака.

— Он выжил в Италии и охотился там на дичь во время плохой погоды осенью. Он знает страну к югу от Аквилеи. Он знает, какие болота нельзя пройти большим скоплениям людей, и какие проходы самые надежные, и где можно найти лучшие луга для кормления лошадей.

— О, — Ардарик наконец понял, в чем дело, — как далеко на юг они пробрались?

— Спроси его сам. Он понимает германский язык. Каган отпил из своего кубка и откинулся назад, положив ногу на сидение стула. Широкая нога в кожаной обуви уперлась в черно-белый мех из Африки.

— Я ходил к морю, — сказал Такс. Он улыбнулся, как бы подбадривая Ардарика, будто ребенка. Его германский было трудно понимать из-за акцента.

— Вокруг всей Италии находится море, — нетерпеливо сказал Ардарик. — В каком городе ты был? Сполетиуме? Чарнии?

— Я не знаю городов. Я ходил туда, откуда видна Африка. Каган стукнул Такса по макушке.

— Он не выполнил приказа. Я ему приказал идти в Рим, ты помнишь?

— Мы там были, — возразил Такс.

— Он слишком много на себя берет, — сказал Аттила, не повышая голоса. — В Италии нет места, откуда можно видеть Африку.

Такс пожал плечами.

— Я ходил на юг, где есть соленая вода, и посмотрел вдаль и увидел землю. Я подумал, что, может, это Африка.

Вместо германского названия «соль» он употребил слово гуннов с немецким окончанием. Он повернул голову к Аттиле и добавил:

— Могу я сесть? У меня болят ноги.

— Садись, лягушонок.

Гунн вскарабкался на стол напротив Ардарика и поджал под себя кривые ноги.

— Соленую реку называли Мессин.

Ардарик задержал дыхание. Он врет, они все врали и были лгунами, воришками и ленивыми тварями, все гунны, кроме кагана.

— Это узкое море между Италией и Сицилией.

— Я думал, что это была Африка.

Гунн пожал плечами и посмотрел на Аттилу. Тот улыбнулся ему. Это была мирная и тайная улыбка, какой отец улыбается любимому дитяти. Ардарик прочистил горло. Он мысленно боролся с противоречиями. Потом встал и подошел к столу у окна, где стояли кувшины с медом, пивом и вином. Чтобы подойти поближе, ему пришлось пройти сквозь столб света, лившийся из окна. Он постоял, глядя во двор возле дворца, где играли дети кагана. Ардарик мысленно вообразил, как длинные спокойные зимние месяцы перейдут в совсем короткие, и ему представилась еще одна военная кампания в Италии, еще одно сражение под Римом. Лето, заполненное смертью и пожарами. Но этот маленький гунн врал. Никто не сможет так долго прожить во враждебной стране и так далеко продвинуться в незнакомом пространстве… Может, готы, потому что были деревни готов в Италии, но только не гунны. Они были враждебны всем. Он налил себе в кубок красного римского вина и вернулся обратно к столу.

— Тебе интересно, почему я свел вас вместе, — сказал Аттила, — Такс обладает сведениями, необходимыми тебе, чтобы составить план нападения. Ты умеешь составлять подобные планы. Если я свел вас вместе…

Каган переплел пальцы и сжал руки, потом он улыбнулся.

— Такс все тебе расскажет, когда ты этого пожелаешь. Когда из Нового Рима вернется Эдеко, тебе также следует с ним повидаться. Но он пока еще не вернется.

— Как прикажете, мой каган, — ответил ему Ардарик.

Каган посмотрел на Такса.

— Лягушонок, ты можешь идти. Когда ты отдохнешь, то снова будешь стоять в охране.

Такс слез со стола.

— Да, Аттила.

Он вышел из комнаты, и Скоттас, находившийся в помещении, последовал за ним.

Каган поднялся с кресла. За последние годы он набрал вес. Иногда Ардарику казалось, что его желтая загорелая кожа отливает серым цветом, и он начинал волноваться. Каган медленно прошелся по небольшому помещению и остановился у огня, чтобы согреть руки.

— Таксу помогло избежать врагов сильное колдовство, — сказал Аттила, — ты веришь тому, как он объяснил, что он и Мараг смогли продвинуться так далеко на юг?

— Мой каган, мне следует подумать об этом.

— Какое странное путешествие и какие с ним связаны истории. Все это кажется невозможным, но я ему верю. Он не лжет. Он не смог бы вернуться сюда, если бы все не происходило так, как он говорит нам об этом.

— Конечно, мой каган.

Ардарика всегда поражало, почему гуннов считали сдержанными. По голосу кагана он понимал, что тот уже решил, что Такс сказал им правду, и сейчас он продлевал разговор, чтобы заполнить паузу, пока продолжал думать.

— Я еще раньше заметил у него эту магию. Как-то, когда мы атаковали в Гауле…

Каган медленно развернулся у огня, согревая тело. Свет сверкал в редких волосках его бороды. Он пальцем почесал свой широкий и приплюснутый нос.

— Не думаю, что он унаследовал это от своего отца. Ризак был неудачником во всем. Но его брат был хорошим шаманом. Он почти каждый день разговаривал на неизвестных языках. Может, Такс научился колдовству от него? Его брат тоже принадлежит к счастливчикам.

— Угу, — осторожно заметил Ардарик.

Дверь за троном отворилась, и в комнату вошли два сына кагана — Эллак, старший, и Денгазич, сын готской принцессы. Но он был таким же уродливым, как и чистокровный гунн. Ардарик ненавидел сыновей Аттилы, но он обрадовался, увидев их, потому что теперь скоро с ним распрощается. Ему надоело слушать размышления кагана по поводу колдовства. Он прекрасно знал, что они могут продолжаться все утро. Рассуждения о необычайных вещах. Когда ему приходилось отвечать кагану, это было таким напряжением, будто он пытался разговаривать с ним на незнакомом языке. Оба молодые гунна остановились у трона, оперевшись на него. Они ждали, пока их отец обратит на них внимание. Ардарик молчал. Сквозь окно послышались вопли и звуки диких детских игр. Все три гунна повернули головы к окну.

— Такс не очень умен, — продолжал Аттила, не отводя взгляда от окна, — но чтобы заниматься колдовством, не обязательно быть умным. Я часто замечал, что это качество как раз сильнее всего у тех людей, которые не так умны. Мне кажется, что мы сможем перехитрить его, чтобы узнать, что же он ведает, но мне не хочется этого делать. Я радуюсь, что один человек из этого клана с таким тотемом все еще обладает в наши дни способностью к колдовству.

Квадратный, с мордой, как у быка, Эллак смотрел на отца, но Денгазич повернулся и нахально посмотрел на Ардарика своими круглыми готскими глазами.

— Каждый человек владеет каким-то колдовством, — заметил Ардарик, потому что ему нужно было что-то сказать. Денгазич фыркнул, и Ардарик разозлился. Он произнес:

— Мой каган, разреши мне оставить тебя с твоими сыновьями.

— Да.

Голос Аттилы был резким от насмешки:

— С наследниками моего тела.

Он снова повернулся к огню и наклонил голову. Через окно слышались крики играющих детей. Ардарик выразил свое почтение к кагану, сложив руки ладонями вместе и покинул комнату. Даже сам каган терпеть не мог своих старших сыновей. В коридоре, подальше от их глаз, Ардарик позволил маске почтения сойти с лица. Он послал раба, чтобы тот подвел ему коня к крыльцу.

Гунны считали, что белый олень вел их на запад, но Ардарик не верил этому, потому что белый олень являлся знаком господа бога Иисуса Христа, а гунны не были христианами. Несколько лет назад их пастух нашел старый меч, наполовину погребенный в землю к северу от Хунгвара. Аттила во всю использовал эту находку, назвав мечом Бога Войны. Он сочинил историю о том, как меч очутился в этом месте и что означал тот факт, что его нашли. Но когда Ардарик как-то был с ним наедине, каган начал смеяться над этой историей и над мечом. Он говорил, что только дураки могли поверить этому.

Гораздо легче можно было поверить историям, рассказанным отцом Ардарика о том, как появились здесь гунны. Сначала здесь жили германцы, к северу от реки, а римляне — к югу от нее. Все жили в мире и торговали друг с другом. Но как-то утром горизонт на востоке почернел от наступающих орд. Это были остготы, вестготы и аланы, бежавшие от гуннов. Далее следовали сами гунны. Они гнали перед собой людей по равнине, как будто за теми двигалось море огня. Некоторым удалось удрать в землю римлян, но большинство германцев были побеждены во время войны, и их заставили платить дань вождям гуннов. Их в то время было много — шесть или даже восемь, они не были такими сильными, как каган Аттила, который теперь правил половиной мира.