– Да уж не стала ждать пожара, – огрызнулась она.

– Его бы не было, – хладнокровно сказал он. – Свеча бы погасла, ковер от такой не загорится.

– Почему?

– Грязи слишком много, – объяснил он. – Ты к стенке ляжешь или с краю?

Она расправила плечи, так лучше видна ее изумительная грудь, и сказала грозно:

– Опять?

– Опять или снова, – ответил он рассеянно. – Всегда путался, как правильно?.. Это Таргитай чувствовал слова и так их прилаживал одно к другому, что сверкали – куда там самоцветам… А от меня этот дивный дар ускользает…

Она ощутила разочарование, он так легко менял тему, даже не ухватившись за прекрасную возможность поторговаться насчет постели, кому где и зачем, у нее на все случаи заготовлены хлесткие ответы, настолько отточенные, что… ну попадись, гад, попадись, пожалуйста!

Он все прихлебывал компот, откуда только и берется в его кружке, поглядывал в окно. Погасли огни уже во всех окнах домов на той стороне улицы, но Олег что-то выжидал, высматривал в темноте, а она уже извертелась на табуретке.

– Ладно, – сказала она наконец, – раз ты все не решаешься предложить мне спать на кровати, а сам ляжешь на полу, то я, подумав, принимаю твое твердое и такое благородное решение. Здесь два одеяла, но мне хватит и одного.

– Спасибо, – произнес он безучастно.

Она сказала с разочарованием, мог бы и побороться за место рядом с нею в постели, там трое поместятся:

– Отвернись!

Он спросил с удивлением:

– Зачем? Фокус покажешь?

– Никаких фокусов. Я раздеваюсь.

– А-а-а, – протянул он и уставился в окно, хотя и так сидел спиной к кровати. – Давай…

Она раздевалась медленно, но этот гад даже глаз не скосил, чтобы ее рассмотреть хоть мельком. Она разочарованно скользнула под одеяло и натянула его до подбородка. Оставалась надежда, что хотя бы попытается полезть к ней, и тогда она врежет, как она умеет, выскажет все, что думает о мужском хамстве, их надуманном чувстве превосходства…

Когда ее глаза начали слипаться, хотя старательно не давала себе заснуть, чтобы не пропустить момент, когда начнет укладываться на полу он сам, волхв вздохнул и поднялся, огромный и мрачный в пламени свечи.

Черная тень заметалась по стенам, прыгая с одной на другую и жутко изламываясь на потолке. Волхв дунул, пламя свечи испуганно присело к фитилю, в комнате стало темно, словно в наполненном угольной пылью подвале.

– Пора, – услышала она в темноте глухой голос, а затем тяжелый вздох, словно волхв очень не хотел того, что последует за этим «пора» или «надо».

Она проворчала:

– Конечно, давно пора спать…

По незаметному движению спокойного воздуха она ощутила, как он оглянулся в ее сторону.

– Ты еще не спишь, – раздался его тихий голос, – воробышек?.. Спи. А я пройдусь немного.

Она заставила глаза приноровиться к слабому лунному свету, попадающему краешком в окно. Олег, как облитый светящимся клеем, взял перевязь с тулой и колчаном стрел, лицо задумчивое, словно решает, брать – не брать, перебросил через плечо. Она, застыв от негодования, смотрела, как его руки подняли широкий пояс и застегивают на животе, два ножа в чехлах послушно заняли свои привычные места.

– Ты что задумал? – зашипела она.

– Надо пройтись, – сообщил он.

– Зачем?

– Не все здесь гладко.

– Но тебе какое дело?

– Мне до всего есть дело, – ответил он кратко.

– Почему?

– Это мои люди, – ответил он непонятно. – Это мой мир.

Она поспешно вскочила, уже не заботясь, что он увидит ее во всей ослепительной наготе, тем более что луна светит как раз на нее, но он все равно не воспользовался и даже не повел взглядом, вздохнул и пошел к двери.

Барвинок зашипела разъяренно:

– Погоди!

– Чего?

– Я иду с тобой!

Он проворчал:

– Не спится? Я недолго. К утру вернусь.

Она сказала рассерженно:

– Это и мои люди! И я не позволю тебе творить глупости в таком прекрасном месте среди таких прекрасных… даже прекраснейших людей!

– А-а-а, – протянул он, – не позволишь… Тогда пойдем. А то луна сейчас снова выйдет.

И, не дожидаясь ее реакции, вышел, бесшумно отворив дверь. В комнате стало угольно-черно, словно это он унес весь свет.

Она торопливо выскочила на крыльцо, небо в рваных тучах, звезды блещут тускло, а луна угадывается только по тусклому пятну, что медленно перемещается вдоль чего-то огромного и неопрятного с растрепанными краями.

Фигура Олега на мгновение выступила из тьмы в десяти шагах, Барвинок поспешно нагнала, он шагает быстро, но настолько бесшумно, под его сапогами не хрустнула ни одна веточка, просто хыщник какой-то, а не крупный мужчина, хотя все мужчины еще те хыщники…

– Раньше я думала, – прошипела она саркастически, – люди по ночам спят…

– Наивная, – буркнул он.

Она насторожилась:

– Что ты имеешь в виду? И на что намекиваешь, бесстыдник?

Он отмахнулся:

– Не шуми так.

– Что ты задумал? – потребовала она. – Куда мы идем? Куда ты меня тащишь?

– Да вот тащу, – пробормотал он, – а ты все пищишь и упираешься… Надо посмотреть, зачем все так. Нехорошо это. Так, мне кажется, не совсем хорошо…

Он обогнул дом, дальше пошли темными задворками, оставив село с его великолепной улицей в сторонке. Под ноги полезли неудобные камни, жуткие коряги, ямы, пни, а высокая колючая трава сразу искусала ей ноги.

Луна выглянула на мгновение и снова погрузилась в тучу настолько плотную, что не осталось даже светлого пятнышка. Волхв шел уверенно, хотя постоянно вертел головой, прислушивался, даже нюхал воздух, как голодный волк.

– И куда мы идем? – спросила она раздраженно. – В то время как все нормальные люди спят…

– То нормальные, – ответил он безучастно.

– Я тоже нормальная?

Он покосился на ее стройную фигурку, в его голосе прозвучала сдержанная насмешка:

– Ты?

– Ну и что, – возразила она, – я же не сама иду, а ты меня тащишь! Разбудил среди ночи, и вот теперь я, вся искусанная травой, иду и не понимаю, куда и зачем…

– Так и должно, – утешил он. – Настоящая женщина должна идти за мужчиной, не спрашивая, куда и зачем. Ты уже почти настоящая!

Луна опасливо высунулась из тучи и нацелилась перебежать открытое звездное пространство до следующего укрытия. Верхушки деревьев сразу осыпало серебром, но над миром остался легкий туман и некая непонятная печаль.

Олег внезапно остановился, прислушался. Она тоже встала как вкопанная, мучительно пыталась поймать хоть один подозрительный звук. Волхв несколько мгновений вертел головой, потом решительно перепрыгнул низкую изгородь, прошел, как дикий кабан, по огороду и цветам. Она поспешила следом, но пошла кругом по усыпанной белым песком дорожке, из-за чего пришлось бежать.

Волхв вышел на улицу, с двух сторон прикрытые плотными ставнями окна домов, в щелочках между ними тьма. Барвинок охнула, когда Олег подошел к одному и бесцеремонно громко постучал в ставни, сильно и требовательно.

– Зачем?

– Надо, – ответил он.

– Что тебе нужно?

– Ничего.

– Так зачем будишь людей?

– Они не проснутся, – ответил он. Подумал и уточнил: – Так мне почему-то кажется.

– Ты сумасшедший! – заявила она и спросила сердито: – Можешь сказать, куда ты меня тащишь?

Он кивнул:

– Могу.

Она помолчала, но он шагал молча, еще дважды громко стучал в ставни, но даже не останавливался дождаться отклика.

Она сказала сердито:

– Так скажи!

Судя по его лицу, он готов был ответить «могу, но не скажу», однако вместо этого лишь указал на отдельно стоящий дом, самый дальний, на краю деревни.

– Видишь?

– Ну и что? Дом как дом…

– Чем отличается?

Она пожала плечами.

– Ничем. Только свет еще горит.

Он кивнул, она видела, как на лице волхва появилось довольное выражение.

– Хорошо. Не только себя замечаешь. К хозяину этого домика и зайдем. Не спит, так что не погонит.